Смешные рассказики...
Поговорим о Набокове, Оленька…
- Пожалуй, Оленька, я не соглашусь с вами в том, что стиль Набокова такой уж оригинальный. Конечно, никто из русских прозаиков до него так не писал, но и в Европе, и в Америке такая манера письма давно уже не была новинкой… Француз Пруст, ирландец Джойс, англичанин Лоуренс, американец Андерсон – вот кому он подражал, и у кого он учился… Не забывайте, милая моя, что Набоков мог читать этих авторов в подлиннике, а кроме того, он ведь четыре года изучал западную литературу в Кембридже… Хотите еще вина?
- Нет, спасибо, я и так уже…
- Отвлечённый психологизм, кружево рефлексий и чувствований, история не человека, а его души — все это являлось сутью одного из главных направлений в тогдашней западной литературе… А вы заметили, Оленька, что в произведениях Набокова не хватает мощного стремительного движения, сильных страстей, решительных безоглядных поступков, настоящей любви, живых полнокровных людей, подлинно глубоких мыслей? Все это заменено вялыми тенями и ироническими парадоксами… Садитесь поближе, здесь вам будет удобней…
- Мне кажется, Павел Эдуардович, что, наоборот, именно такой стиль помогает Набокову лучше показать людей. Его аллегории, его яркие необычные описания предметов и пейзажей насыщены психологизмом, наполнены особой диалектикой души… Наверно, уже поздно, мне пора…
- Да нет, время еще детское… Надо понимать, Оленька, что когда Набоков в своём повествовании стремится удивить читателя, показать вещь или идею странной, изъять её из привычного контекста реальной жизни, тем самым он этими красотами стиля, разветвлёнными, форсистыми описаниями предметов и природы маскирует существенные пустоты в своём творчестве, а именно – мелкотемье, бездуховность и нелюбовь к людям… Какая прекрасная кожа!..
- По-моему, вы не правы! Как можно… как можно автора «Машеньки» и «Других берегов», этих… этих удивительных романов, наполненных искренней любовью к России, обвинять в бездуховности!.. О боже!.. Подождите, вы так сломаете застежку! Дайте, я это сделаю сама…
- К какой России, Оленька? К лубочной России, которую он вообразил, глядя с другого, заграничного, берега в туманные образы своего детства? Нет, Оленька, это не любовь к России, это опять же литературная игра в красивости, за которой прячется набоковское себялюбие и самолюбование… Так лучше?..
- Да, так хорошо!..
- А так?
- Ах, так еще лучше!..
- Мне тоже так больше нравится… Взять его роман «Подвиг»… Где там подвиг?.. Нет там никакого… подвига!.. Только рассуждения героя о предстоящем… подвиге…
- Как чудно!.. Вы – волшебник!.. Руками вы владеете так же хорошо, как и языком!..
- Руки – самое главное у мужчины!.. Теперь вот так!.. И вот так!.. И вот так!..
- Прелесть!.. Прелесть!.. Я не ожидала, что у вас так получится!
- Ну, что вы, Оленька, чинить дамские сумочки – это мое давнее хобби…
Над пропастью
Выступ, на который опиралась его левая нога, неожиданно зашатался и стал уходить вниз. За мгновение до неизбежного падения похолодевший от ужаса Панкратов сумел подтянуться на руках и перенести тяжесть тела на другую ногу. Глыба, вывернувшаяся из-под ноги, гулко ударилась о скалу в сотне метров ниже Панкратова и полетела дальше, вновь заявив о себе через несколько секунд громким всплеском, – по дну ущелья протекал ручей.
Панкратов перевел дух, но тут же понял, что радоваться рано: ко всему прочему это означало, что пути назад больше нет…
Прижимаясь всем телом к шершавой стене, он осторожно примостил левую ногу рядом с правой, приподнялся на цыпочках и стал нашаривать рукой новый зацеп…
«Нет, – подумал Константин, – «нашаривать» – не совсем хорошо. Лучше так: приподнялся на цыпочках и стал нащупывать… Тоже не то… Надо написать проще: стал искать…»
- Костя, надо мусор вынести! – сказала жена.
- Что?
- Мусор надо вынести!
- А, да-да, сейчас…
«… приподнялся на цыпочках… или, может быть, встал на цыпочки?.. «встал на цыпочки и стал нащупывать…» Нет, ерунда: «встал» и тут же «стал».
- Папа, дай денег, – сказал сын.
- Что?
- Дай немного денег.
- Что?.. А, возьми у мамы…
«… приподнялся на цыпочках и стал…»
- Костя, так что с мусором?..
- Что?
- Ведро уже полное!
- Какое ведро?
- Мусорное!
- Борьке скажи!
- Он в институт опаздывает.
- Да-да, сейчас…
«… приподнялся на цыпочках и стал…»
- Папа, у мамы нет мелких…
- Что?
- У мамы нет мелких денег!
- И что?.. А, да-да, сейчас… «приподнялся на цыпочках и… сорвался, на хрен, в пропасть!»
Лучший ротный командир всех времен и народов
В одном забайкальском гарнизоне служил командиром роты капитан Попков. Он считал себя исключительно талантливым офицером, а к сослуживцам относился как к массовке на съемках фильма про его замечательную жизнь. У Попкова была этакая суперменская манера поведения: стальной взгляд исподлобья, резкость в движениях, категоричность в высказываниях. Попков хотел непременно, чтобы его признали лучшим командиром роты не только в гарнизоне, но и во всем военном округе и раздражался из-за того, что подчиненные ему офицеры и солдаты такие бестолковые… «Не бывает приказа, который невозможно выполнить! Умри, но приказ исполни!» – часто повторял капитан Попков.
Попкова не любили солдаты, за его спиной над ним посмеивались офицеры, да и командование части было не в восторге от такого дерганого командира роты, помешавшегося на карьере.
Однажды летом роту Попкова в числе нескольких других рот направили на строительство в степи линии укреплений.
В штабе полка нашелся шутник, который направил в откомандированные роты радиограмму якобы за подписью начальника штаба:
«Всем командирам рот. В районе ваших работ выявлен очаг опасного заболевания, распространяемого грызунами. Приказываю срочно прислать пробы мочи каждого военнослужащего роты (по 100 г) для проведения анализов и выявления бациллоносителей».
Совсем там, в штабе, с ума сошли от безделья, решили командиры рот. Где здесь, в глухой степи, взять столько баночек, да и здоровы все, да и, опять же, как гласит армейская мудрость, не спеши исполнять приказ – скоро поступит команда: «Отставить!»
Но не таков был капитан Попков. Из стеклянной посуды в его роте имелась всего лишь одна банка, но зато трехлитровая, и он решил: раз уж нет возможности взять мочу у каждого отдельного солдата, нужно собрать одну общую пробу и послать ее на анализ. Если заразы в общей пробе не окажется, на этом и делу конец. А вот если медики найдут хотя бы одну бациллу, тогда пусть они шлют в роту баночки персонально для каждого бойца.
Попков выстроил роту перед палатками, вынес из офицерского вагончика табурет, поставил на него трехлитровку и приказал организованно в нее мочиться.
Первая струя звонко ударила в пустую стеклотару. Чтобы дело не затягивалось, приказано было расстегнуть ширинки и подготовить заранее мочеиспускательные аппараты. Что тут началось! Хохот, шутки-прибаутки, сравнения размеров… На невиданное зрелище подтянулись солдаты и офицеры из других рот.
Между тем «отстрелялось» всего два отделения, а банка уже оказалась наполненной до краев. Попков остановил процесс, велел вылить содержимое банки на землю, а отстрелявшихся погнал в хвост очереди копить новые порции.
Теперь он уже не отходил от табурета. «Только по одному сику» – инструктировал он очередных солдат и кричал хорошо поставленным командирским голосом «Отставить!», если у кого-то «сик» выходил слишком затяжным.
Капитан Попков решил лично доставить пробу мочи в гарнизон. Он не нашел кому можно было бы доверить такой ценный и хрупкий груз, и, главное, ему хотелось лично услышать похвалу начальства в свой адрес.
С радостным лицом, предвкушая законное поощрение за проявленную находчивость, вошел Попков в кабинет начальника штаба и извлек банку из вещмешка.
- Что это? – спросил начальник штаба, не сомневаясь, однако, что это разливное пиво (большая редкость в той местности).
- Это моча всей нашей роты, товарищ подполковник! – сказал Попков и добавил, полагая, что некоторый юмор в данном случае будет уместен: – Лично для вас!..
Начальника штаба, улыбаясь понимающе, подошел к банке, стоящей на краю стола, открыл крышку и понюхал…
- Старое, что ли? – спросил он, еще не веря своему носу.
- Да какое старое! – обиделся Попков. – Только что нассали!
Подполковник, теряя улыбку, пристально посмотрел на капитана, нагнулся к банке еще раз, нюхнул и, выскочив в коридор, заорал:
- Медика ко мне! Быстро!
Дневальный загрохотал сапогами, и вскоре примчался испуганный начальник медсанчасти, уважаемый всеми хранитель полкового спирта.
- Ты сколько ему спирта в командировку выдал? – набросился на него начальник штаба.
- Сколько положено… – ответил медик, отводя глаза.
- У него же белая горячка! Ты посмотри, что он учудил! – подполковник указал на банку.
- Что это?.. Пиво? – спросил начмед.
- Моча!
- Я не понимаю, – сказал слегка растерявшийся Попков, – из-за чего такая суматоха? Главное, товарищ подполковник, я уверен, что в моей роте больных нет, эта моча абсолютно стерильна, так что смело можете…
- Молчать! – закричал начальник штаба. И к медику:
- Ты видишь? Вызывай караул и вези его в госпиталь.
- Вы что из меня идиота делаете! – вскипел Попков. – Вы радиограмму посылали, товарищ подполковник?
- Какую радиограмму?
- На счет мочи!.. А баночками не обеспечили!..
- Какая моча? Какие баночки? – округлил глаза начальник штаба. – Ты что-нибудь понимаешь? – спросил он у медика.
- Нет.
Тут-то до капитана Попкова стало доходить, в какую историю он попал.
- Разрешите идти, товарищ подполковник? – сказал капитан Попков.
- Иди, только пиво… тьфу! мочу свою не забудь!
Через две недели капитана Попкова к всеобщей радости перевели в другой гарнизон. С повышением…
В отпуск едет Ванька-взводный
На дворе июль палит –
В отпуск едет замполит,
На дворе январь холодный –
В отпуск едет Ванька-взводный…
Это одна из многочисленных прибауток о жизни молодых офицеров Советской армии.
Но нам с Андреем Веселовским повезло: комбат отправил нас в отпуск, когда до конца лета оставалась еще пара дней.
Местом отдыха мы избрали далекую Юрмалу. Нам не терпелось окунуться в неспешную курортную жизнь, в этот бархатный сезон, когда целлюлитные мамаши со своими крикливыми детишками-школьниками уже разъехались по домам, а по опустевшим пляжам бродят стайки тоскующих незамужних девиц, и ласковая балтийская волна то и дело выносит к их стройным ногам куски драгоценного янтаря.
Выяснилось, однако, что сентябрь на Балтике – это не бархатный, а, скорее, мертвый сезон. В Юрмале было скучно до тошноты. Холодный ветер мотал по пустынному пляжу мелкий мусор и первые пожухлые листья. Голодные чайки с надрывным стоном кружили над нашими головами, непонятно почему считая, что мы должны их кормить, и, как мы ни старались, нам не удалось найти даже самого задрипанного кусочка янтаря на этом пресловутом Янтарном берегу. Конечно, о купании в ледяной воде не могло быть и речи, и мы ограничились ритуальным омовением рук в «водах Атлантического океана».
На чем мы в Юрмале отвели душу, так это на пиве! Пиво – один из главных дефицитов страны Советов. В Юрмале же пиво не просто можно было купить, его можно было выбирать! Обычно мы с обеда затаривались всеми сортами, какие продавались в магазинах, и, лежа перед телевизором, проводили их дегустацию.
А однажды вечером мы пошли в пивной бар. Это было небольшое, уютное заведение на улочке, примыкающей к морю. Дубовые столы, стены, обшитые деревом, приглушенный рассеянный свет с потолка и свечи на столах – все располагало к тихой беседе и неспешному поглощению янтарного напитка. Но могли ли мы с Андрюшей вот так просидеть весь вечер над одной кружкой, глубокомысленно сдувая пену? Мы, которые всего несколько дней назад в Москве проторчали в очереди больше часа, чтобы только попасть в пивбар! Мы быстро осушили поданные нам бокалы и заказали еще. После третьего заказа бармен показал нам, где какой кран открывать – и мы курсировали теперь сами по залу со своими кружками и выпили, думаю, не меньше, чем по ведру, и продолжили бы еще, если бы не ослабели совсем. Наверно, мы обеспечили этому бармену за один вечер недельную выручку. Во всяком случае, он проводил нас очень тепло и просил заходить чаще.
К этому времени уже стемнело. Отдуваясь, мы брели по пляжу. Слева мягко шелестели волны залива, справа мерцали огни Юрмалы. Пиво побулькивало внутри, словно переливаясь из одного отсека в другой. И было невыносимо жарко.
- Андрей, – сказал я, – неужели мы уедем, так и не искупавшись в Балтийском море?
- Предлагаешь искупаться сейчас?
- А что? Погода отличная. Вода… – я сунул руку в прихлынувшую под ноги морскую пену, – вода – парное молоко!
Людей вокруг не наблюдалось. Мы быстро разделись догола, сложили одежду на подвернувшуюся скамью и пошли в воду. У берега море было совсем мелким, по щиколотку, и мы пошли дальше. Мы прошли в темноте еще метров пятьдесят, но глубже не стало. Еще сотня метров – и мы в воде всего лишь по колено. Это походило на издевательство! Но советские офицеры не умеют отступать, и мы двинулись дальше. Минут через десять Веселовский поинтересовался у меня как у знатока географии, не пересечем ли мы по мелководью государственную границу и, если да, то, в какое попадем государство.
- Скорей всего, в Швецию…
- Ух ты, приличная страна – а я в таком виде!..
В общем, бредя в неизвестную даль и темноту, мы пытались шутить, хотя было уже не до смеха – пивной хмель стремительно покидал нас, вода на самом деле оказалось холодной до судорог, ветер дул пронизывающий. И как только воды бассейна Атлантического океана стали омывать нас чуть выше начала ног, мы дружно, на «раз, два, три», присели, погрузившись по шею, и прытью помчались обратно.
На берегу нас ожидал неприятный сюрприз: наши вещи исчезли. Нам не хотелось верить в то, что вещи украдены, тем более что вместе с вещами пропала и скамья – не могли же воры украсть и скамью! Логичней было считать, что мы, возвращаясь на берег, в темноте сбились с курса и вышли не на то место.
Андрей предположил, что мы уклонились вправо, я не сомневался, что мы взяли левее. В голом виде, дрожа от холода, долго не подискутируешь, и через некоторое время я заставил его принять мою точку зрения, придумав убийственный аргумент: я всегда при ходьбе уклоняюсь влево, так как моя левая нога несколько короче правой. И мы пошли в ту сторону, где по моим представлениям находилась наша одежда. Тут обнаружилось, что, на самом деле, не так уж и темно, и не так уж безлюдно. Мы, конечно, по мере возможности, прикрывали руками свои срамные места, но все равно изрядно портили своим непотребным видом идиллический морской пейзаж, которым вышли полюбоваться юрмальские влюбленные.
Мы шли, а скамьи все не было, и нам обоим все больше и больше становилось ясно, что мы идем не в ту сторону…
Андрей Веселовский, в целом, парень ничего, но порой что-то на него находит: он становится неприятным, ворчит, как старый дед, и ругается, как сапожник. И вообще, причем тут моя левая нога, если он летел, будто ошпаренный, в сторону берега впереди меня. Я-то бежал следом за ним! Вероятно, у него правая нога короче левой, странно, что он этого не знал, тем более что это так заметно со стороны!..
И мы пошли обратно, явив себя вторично влюбленным парочкам, снова было настроившимся на лирический лад. «Маньяки какие-то…» – слышали мы за своими спинами.
В конце концов, мы нашли эту скамью, и все наши вещи оказались на месте. Мы оделись, нам стало тепло и хорошо, и то, что еще недавно представлялось непоправимым и трагическим, обернулось очередным веселым приключением, и мы, хохоча и обнявшись по-братски, пошли домой.
Этимология слова «пипец»
В последние годы в русском языке получило весьма широкое распространение слово «пипец», означающее полный, окончательный провал, крах чего-либо.
Выяснение происхождения этого слова имеет большое значение в силу того, что, возникнув в эпоху социально-экономических и общественно-политических перемен, оно неизбежно должно отражать в себе их скрытое от неискушенного взгляда содержание.
Большинство исследователей совершенно справедливо, на наш взгляд, выделяют в слове «пипец» две части: корень «пип» и постфикс «-ец».
Относительно сущности указанной выше второй части разбираемого слова мнения лингвистов поразительно единодушны: «-ец» представляет собой словообразовательную единицу из разряда суффиксов, образующих имена существительные мужского рода со значением предмета или явления, которые характеризуются признаком или действием, названными мотивирующими именами прилагательными или глаголами (варенец, зверинец, резец, рубец, румянец, светец, сырец, холодец и т.п.).
Разброд и шатания среди языковедов начинаются при рассмотрении происхождения корня «пип».
Думается, любой не только беспристрастный ученый, но и просто здравомыслящий человек с саркастической усмешкой отвергнет выдвигаемые некоторыми недобросовестными исследователями скоропалительные утверждения о том, что корень «пип» происходит от слова «пипа», обозначающее один из видов бесхвостого земноводного (проще говоря, лягушки), обитающего в тропиках Южной Америки.
Столь же далека от истины другая группа лингвистов, связывающая корень «пип» со словом «пипа», означающим китайский щипковый музыкальный инструмент типа лютни. Можно было бы рассмотреть этот вариант хоты бы в качестве рабочей гипотезы, если бы слово «пипец» зародилось на российском Дальнем Востоке, где отмечается сильное китайское влияние, но все данные говорят о практически одновременном появлении этого слова на всех территориях проживания носителей русского языка.
Заслуживает внимания точка зрения некоторых литературных деятелей, утверждающих, что корень «пип» связан с аббревиатурой ПИП (персонифицированные издательские проекты), обозначающей стержень сугубо коммерческой, попсовой, направленности работы нынешних литературных издательств. С этим мнением можно было бы согласиться, если бы область распространения термина «пипец» охватывала только современную российскую художественную литературу.
Общие тенденции в развитии русского языка заставляют нас проверить возможность заимствования, причем заимствования, прежде всего, из западноевропейских языков. Действительно, в английском и французском языках мы находим слово «pipe», означающее трубу. В контексте данного исследования это слово может иметь два значения. Первое значение – «дело – труба», в смысле «дело – табак», т.е. почти буквально «пипец». Второе значение – «труба нефтяная или газовая», тем более что в глагольном варианте английское слово «pipe» означает «перекачивать по трубопроводу».
Таким образом, мы приходим к выводу, что глубинный смысл слова «пипец» отражает, с одной стороны, полную зависимость нынешней российской экономической, политической и культурной жизни от газо-нефтяной трубы и, с другой стороны, ожидаемое закономерное следствие этой зависимости.
Как Медведев у меня в гостях был
Я всё никак не мог проникнуть к российским прозаикам. Какой-то мужчина, загораживая проход, стоял между стеллажами спиной ко мне и листал книгу. Наконец, улучив момент, я протиснулся и, обернувшись, взглянул на него с упреком. Лицо мужчины показалось мне знакомым, я пригляделся и узнал Медведева, нашего президента. Конечно, по телевизору он не совсем такой, как наяву. Оно и понятно, его же там перед съемкой пудрят и красят.
Тут он тоже на меня посмотрел и виновато так улыбнулся, будто я застукал его за чем-то нехорошим. Было бы невежливо сделать вид, что я его не знаю… думаю, надо поздороваться, но вдруг понимаю, что не помню его отчества… А все эта дурацкая манера нынешних телевизионщиков называть политиков без отчества! Только и дело слышишь: «Дмитрий Медведев, Дмитрий Медведев»…
Вспоминаю я мучительно отчество президента, а сам в это время смотрю, чем же он таким интересуется? Вижу, в руках у него сборник анекдотов… Тут хоп! – пробой в склерозе: Анатольевич!
«Здравствуйте, – говорю, – Дмитрий Анатольевич! Не могу ли вам чем помочь?»
Он опять стыдливо улыбается и говорит: «Знаете, прочитал в интернете, что вышел сборник анекдотов про меня, ну и зашел купить… Но что-то ничего нет… Вот про Путина есть, а про меня нет…»
«Была такая книжка, – говорю, – я сам здесь купил на прошлой неделе. Разобрали уже всё!»
Гляжу, ему понравилось, что его разобрали, а Путина нет…
Тут я говорю: «Дмитрий Анатольевич, поехали ко мне, я здесь недалеко живу, я вам эту книжку подарю»
Он подумал немного и говорит: «Ну, если быстро и без охраны…»
«Да и не нужна охрана, – говорю, – район у нас некриминогенный, милиции на улицах нет, так что можно ходить спокойно…»
Медведев кивнул суровому мужику, стоящему неподалеку и давно уже неодобрительно за мной наблюдающему, и тот подошел. Медведев что-то ему пошептал на ухо и потом говорит мне: «Пошли!»
Вышли мы из магазина, направляемся к метро. Медведев вдруг говорит испуганно: «Мы что, на метро поедем?».
«Так пробки же, – отвечаю, – на метро гораздо быстрее!»
В метро прошли «паровозиком» по моему проездному. Едем молча. Не буду же я при всех спрашивать: ну, как там у вас, в Кремле?
Никто особого внимания на Медведева не обращает. А кто будет обращать? Мужчины смотрят на женщин, женщины смотрят на меня – я-то мужик видный!.. Меня мысль гложет: жена сейчас на работе, а дома, наверно, сын и дочь, студенты. И, конечно, бардак развели… Звоню по мобильнику – предупредить их, не отвечают… Сидят в наушниках, паразиты…
Вышли из метро… До дома минут пять пешком. Надо, думаю, как-то разговором занять президента. Про погоду – банально, про отношения с Путиным – еще банальней, все об этом его только и спрашивают… Кстати, когда будем прощаться, не забыть передать привет Путину… «Володе – привет!», нет не так!.. «Светлане, супруге вашей – привет и Володе Путину – привет!» И, главное, не забыть с ним сфотографироваться.
Подошли к дому, входим в лифт… Мне страшно неудобно!.. Говорю: «На днях ремонтировать собираются…»
Открываю дверь в квартиру, так и есть – сын из института уже вернулся: у порога сумка валяется, далее, – по направлению к его комнате, – куртка, шарф, кроссовки, толстовка…
Веду Медведева в гостиную, а там они оба – и сын, и дочь. Загадили, паршивцы, свои комнаты так, что самим противно в них находиться, и теперь сюда перебрались!.. Сын сидит за компьютером, мочит монстров, дочь на диване в наушниках развалилась, ногти лакирует. Из компьютера – грохот, рев, вопли; от лака – вонь!..
Представляю им радостно: «Ребята, президент Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев!».
Сын оглянулся, кивнул и снова к клаве припал. Дочь улыбнулась Медведеву, помахав наклеенными ресницами, и затрясла руками, растопырив пальцы. Обидно мне стало за гостя.
«Что же вы, – кричу, – сидите?.. У него же можно автограф взять!»
Гляжу, Медведеву это не очень понравилось, как будто не автограф мы у него собираемся просить, а денег! Тут меня осенило: у него же можно много автографов взять, а потом их продавать! Часть прямо сейчас реализовать – по знакомым, по друзьям, а остальное на черный день оставить…
«Быстро, – детям кричу, – ищите, на чем он будет подписи ставить!»
В это время звонок в дверь… Бегу открывать… Родственники жены из деревни – тетя Лида и баба Груня, с баулами и сумками. Как всегда, некстати! Сразу – шум, ор, будто не два человека к нам приехали, а вся их Селивановка!
Я им говорю: «Тише, тише, у нас Дмитрий Медведев!».
«Подумаешь, диковинка! – отвечают. – Мы его сто раз на день видим, ха-ха-ха!» Не поверили. Мимо него снуют туда-сюда, не замечают, самодостаточные. Смотрю, баба Груня уже баулы потрошит, разные вещи шерстяные сортирует, ложки и кружки деревянные – у метро торговать. Неделю, не меньше, гостить будут родственнички!..
А Медведев куда-то пропал… Тут сын подходит, мятую тетрадку в руках держит: «Папа, ничего у меня нет… вот только с конспектами… Пусть он, может быть, на обоях, на стене напишет…».
«Здесь был Дима!» – иронизирую я…
Дочь сует мне книжку Лимонова: «Смотри, какая красивая, пусть он на ней распишется…».
«Ты соображаешь? – говорю. – Медведев будет подписывать книжку Лимонова!.. Совсем дура?!».
«Сам такой! – отвечает дочь и, хлопнув дверью, закрывается в своей комнате. Вот молодежь – никакого уважения к старшим!
«Медведев где?» – спрашиваю у всех.
«В туалете он…» – отвечает баба Груня. И точно – туалет заперт, под дверью переминается с ноги на ногу и мелко-мелко в нее стучит тетя Лида, тоже приспичило…
Через минуту Медведев выходит со своей виноватой улыбкой, встряхивает мокрыми руками.
«Кто-нибудь знает, где чистые полотенца?» – кричу я.
«Мама знает!..» – кричит мне дочь из-за двери.
Я и сам знаю, что мама знает… Нахожу в шкафу чистую наволочку, даю Медведеву. Тут дочь приоткрывает дверь, и с сияющим лицом манит меня. Захожу к ней.
«Смотри, – говорит дочь, – что я нашла: книжка «Анекдоты про Медведева»… Подойдет?»
Блин! Я же эту книжку Медведеву обещал! Выхожу, торжественный, а Медведева опять нет. Везде нет! Ушел по-английски… А как же автограф и фотка? Теперь на работе никто не поверит!
И до того мне горько стало и обидно за то, что так все нескладно получилось с президентом, и вообще за всю жизнь мою суматошную, никчемную, за мечты мои несбывшиеся, за надежды утраченные, что слезы брызнули из моих глаз!
И еще жалко стало президента нашего, застенчивого… Ох, не переизберут его на второй срок!..
С такими чувствами я проснулся и поспешил в магазин за книжкой «Анекдоты про Медведева». А вдруг?..