Это цитата сообщения
Keterra Оригинальное сообщениеМои стихи - взгляд в детство.
Сейчас даже не могу точно вспомнить, когда я заделалась в полуночницы. Давно уже и даже как-то постепенно.… Наверное, как раз тогда, когда начала писать. Вот что еще странно: обычно писатель находит зарытый в душе талант от волнительных переживаний первой любви или первого любовного разочарования. Я начала писать намного раньше, будучи совсем еще ребенком. Такое тоже бывает, но редко. Берет ребенок ручку и начинает писать ладные стишки про зайчиков и солнышко с облачками. Опять же не про меня. О нет, я совсем другое дело. Я отлично помню, когда и как написала первое стихотворение, но при этом содержание помню лишь приблизительно. Стихотворение было названо просто, но пафосно: «расставание». Приурочено сие творение девятилетней девочки было к отъезду родителей, в виду которого она очень сильно переживала и расстраивалась. Грустное стихотворение, написанное чистым хореем. Даже еще валяется где-то. Простенькое, но слова. Не должен девятилетний ребенок знать таких слов. Хотя это творение моих рук, еще очень даже приемлемо для ребенка. А вот следующие… Какое именно было вторым не помню; тематика была одна – война. Реакция взрослых на мои шедевры была двоякой. Одни говорили, что такое не может написать ребенок, а, следовательно, это судьба своим перстом указывает на гениальность чада. Другие ужасались, твердя, что-то самое чадо нужно срочно показать врачу-психологу. Стихи были обычные. Простенькие рифмы, череда размеров, даже слова стали уживаться с общим смыслом, не давая воли излишнему символизму. Единственное, что всех так шокировало и пугало – это боль, которой были пронизаны стихи. Она сквозила в каждом слове, выдавая новую фразу, как мучительную агонию. Нормальному, взрослому человеку становилось плохо от моих стихов. Мои слова заставляли читателя чувствовать всю боль лирического героя на себе. Одно из стихотворений «В плену», про девушку, жадно ждущую, жаждущую смерти в холодной сырой клети пронизанной запахом отчаянья. Она умерла за три месяца до окончания войны и в последние минуты думала о своем ребенке, об уже мертвом ребенке и о его возможной, счастливой жизни. Разве это может написать девятилетняя девочка? При том я никогда не была забитой, наоборот слишком активной и жизнерадостной, за что часто получала и от родителей, и от учителей. Сейчас половина стихов той поры потеряны, другая половина – это изодранные листочки, салфеточки, страницы из книг и газет исписанные неаккуратным почерком маленькой девочки и собранные в папку. У меня не хватает духу их переписать или выкинуть. Даже сейчас не хочется вставлять их в качестве цитат. Они меня пугают. Будто их писал другой человек, совершенно мне чуждый. Я теперь понимаю людей, которые их тогда читали, понимаю их страх. Только мне страшно вдвойне, ведь эти стихи писала я.