Ложь

В нашем доме царил культ правды. За ложь наказывали строго лишением удовольствий и прогулок. Родители были порой очень строги и неизвестно, что было страшнее: родительский гнев за провинность или гнев за попытку солгать, выгораживая себя.
Этажом ниже жила моя подружка Вера. Побывать у нее дома, поиграть там было всегда заманчиво и жутко интересно. Потому что там все было не так как дома. Ее родители много лет проработали в Китае, дом был полон чудесных необычных вещиц, куклы у Веры были изумительные, фарфоровые лица и руки, такие, которые сейчас считались бы коллекционными. Нам и тогда не особо разрешалось их трогать. Но удержаться было невозможно.
Мне разрешалось бывать в том доме, тем более, что папа Веры был непосредственным начальником моей мамы. Но не более чем часок, не нарушая приличий!
А бабушка Веры угощала всегда такими вкусностями! А мама ее знала столько стихов и песенок на английском! И она вязала такие наряды для Вериных кукол… Было большим соблазном поиграть в том доме и два, и три часа… Но нельзя, мама будет ругать! И вот в моем восьмилетнем мозгу созрел гениальный план! Надо создать ситуацию, когда мама не накажет за ослушание. Например, если я теряю ключ, то мама только пожурит слегка и порадуется, что я не гуляла весь день по весенним лужам, не продрогла, а нашла пристанище у соседей! Но терять ключ, это всегда чревато тем, что папа будет искать новый замок, мучиться весь вечер с дверью, меняя замки (а вдруг кто-то найдет ключ и придет, когда маленькая дочка одна дома?!). Тогда нам с Верой приходит в голову новая великолепная идея: ключ надо потерять «на время», а потом его «найти»! Во дворе у нас построили новую телефонную станцию, и вокруг нее начали отсыпать гравием дорогу. Эти огромные кучи гравия насыпали еще с осени, а нынче уже весна! Зароем ключ, запомним место и назавтра «найдем» ключ. Вот обрадуется папа, что не надо замки менять! Сказано – сделано. Соорудили башенку красивую над могилкой ключа. Веточку воткнули, чтоб заметнее было. И с обеда до самого вечера играли у Веры всласть. И в магазин с весами крошечными с настоящими гирьками (ни у кого во дворе таких не было!). И в доктора. И в куклы, примеряя на них нескончаемые наряды, связанные мамой Веры. Потом учили английский с Вериной мамой. Пили чай с ее бабушкой. А когда пришли мои родители, они нашли приколотую к дверям незатейливую записку, над которой потешался весь подъезд: «Мама! Я у Веры. Ключ потеряла. Веревка на шее». Эта веревка – это был мой главный аргумент. Ведь строго настрого запрещалось снимать с шеи ключ на веревочке, чтоб нигде не потерять его. Мы все бегали в то время с ключами, висящими как драгоценные кулоны. А у кого несколько ключей было в связке, так те позвякивали, как колокольчики у козочек, и всем было весело. Так вот, то, что веревка на шее осталась, а ключ волшебным образом потерялся – было самым загадочным во всей этой истории. Но моей же вины в том не было?
Конец этой истории был непредсказуем! Пожурили-посмеялись родители над моей «веревкой на шее», но делать нечего, спать легли с планами назавтра в очередной раз (сколько же мы с братом ключей до того реально теряли!?) поменять замки. И каков же был мой ужас, когда наутро я проснулась от натужного рева тракторов, разравнивающих ту гравийную дорогу у нас под окнами! Мамы с папой уже давно нет, а меня до сих пор мучает раскаяние. Я так и не призналась что это излишне, когда папа старательно врезал новый замок, Не призналась, что ключ никто и никогда не найдет. Что он надежно упрятан под новенький асфальт за окнами.

Захлопнуть дверь и ключ похоронить
На сутки, чтобы не ругала мама.
Как просто было нам тогда решить
Свободу обрести путем обмана.
И где найти нам тот заветный ключ,
К свободе открывающий дорогу.
Чтобы, пройдя раскаяния путь
Вернуться в детство, к отчему порогу.

Удивление

Целых три года я занималась фигурным катанием. На тренировки ходила со смешанным чувством радости и нежелания. Потому что очень хотела научиться красиво летать над катком под чудесную музыку, но тренер была чрезвычайно строга и не все удавалось, потому что было трудно, потому что друзья гуляли часами во дворе, а мне нельзя было пропустить тренировку… Мне было всего 12 и противоречивые чувства «хочу» и «не хочу» раздирали меня.
Мария Никифоровна, бывшая детдомовка, отдавшая всю себя чужим детям, так и не построила своей семьи. Мы были ее семьей. Она воспитывала нас своей строгостью и какой-то неумелой нежностью, учила нас не столько кататься, сколько преодолевать трудности, себя и свою лень. Она поздравляла прогульщиков с «праздником святого лентяя». Она могла в конце тренировки усадить нас и читать какую-нибудь увлекательную книжку или играть с нами вместе в какую-нибудь игру, где все 30 человек были задействованы и увлеченно носились по залу, выплескивая всю накопленную энергию. Она оттирала подмороженные ноги кому-нибудь после тренировки в 30-ти градусный мороз и нещадно ругалась на заболтавшихся посреди катка подружек, потому что «двигаться надо, двигаться, у вас тренировка или посиделки? Замерзнете же дурочки, а мне потом отвечать перед вашими родителями!» Она в 5 утра приезжала заливать собственноручно для нас каток, потому что «эти олухи, рабочие, совсем не понимают, что заливают каток для детей и потому не должно быть ни одной складочки на льду!». Она устраивала нам костюмированный бал под Новый год и не хотела распускать нас на каникулы летом, потому что те, кто не уехал в пионерские лагеря, не должны болтаться по пыльным дворам без дела, пусть лучше под приглядом потренируются на стадионе, пусть «форму держат», не раскисают!
А в июне, когда почти все разъехались на отдых, так не хотелось ехать в душном автобусе на тренировку, чтоб вчетвером-впятером заниматься, да еще как заниматься! Это вам не 30 человек в зале, когда можно спрятаться за чью-то спину от строгого взгляда тренера. Тут каждый на виду и достанется каждому внимания от дотошного тренера. Вот еду я обреченно и мечтаю: «Пусть бы Мария Никифоровна заболела…» И тут же одергиваю себя: «Нехорошо желать болезни человеку… Ну пусть бы в командировку уехала. Ездит же папа каждый месяц у нас в командировки». И самой смешно от такой мысли, ну какие командировки у Марии Никифоровны могут быть?
И представьте мое удивление, когда я, приехав на стадион, вижу объявление на дверях нашего зала: «Тренировок с 6 по 12 июня не будет. Уехала в командировку по поводу зональных осенних соревнований»! Я так оторопела, что села на лавочку под той самой дверью и долго сидела, не веря глазам своим. Так не бывает! Это я просто помечтала! Какая командировка? Что за бред? Я это придумала сама, только что… И только когда вахтерша прогнала меня: «Что не видишь объявление? Или читать не умеешь? Чего тут расселась?» - я поняла, что мне это не снится, что это реально и надо идти домой.
Еще много будет потом в моей жизни таких мгновенных «реализаций желаний». И каждый раз я буду удивляться и недоумевать.

Спустя много лет, я пришла в гости к ней, старенькой, почти ослепшей, со своими детьми, и она угощала нас пирожками, которые только что постряпала и рассказывала о том, как переживала за нас, своих воспитанников, как боялась, чтоб не потравмировались. И я снова удивлялась, как она всех нас помнит по именам. Мы рассматривали ее фотоальбомы, где были все-все ее любимцы, и мне в подарок досталась фотография, где я на катке, такая смешная, только что приземлившись с прыжка, балансирую на одной ноге. Это единственная фотография той поры. Удивительный человек, которого я любила и боялась одновременно. Мне так повезло встретить ее в моей жизни.