Магазин у нас чудной. Не так уж много в городе осталось мест, на кривоватых просторах которых, каждый метр плотно занят торговлей. Видимо я в душе гопник, вот мне и нравится, когда в одном углу прилавок с колбасой, а в двух шагах от него вывешены носки и всякая бабская ерундень в прозрачных коробочках. А тут рукой подать - и вот тебе уже ремонт телефонов. Кстати аптека тоже тут же, и прямо в ней можно купить диск с ворованным фильмом, а если повезет, то и что-нибудь еще.
Например, появится вдруг тебе свежая корюшка, хотя вроде не сезон. Или вот еще купил я там как-то чудный ножик, который уже десять лет режет все на свете.
Магазин наш непредсказуем, может, поэтому я и люблю в нем бывать. А потом это удобно - пять минут винтом вниз по лестнице, за угол - и ты уже в винном, где мне всегда дают товар в долг. Это то удобство уж каждый поймет.
А еще магазин хорош тем, что он старый. Сколько я себя помню, он всегда тут был. Желтоватый кафель его стен впитал в себя воспоминания о горах ящиков с картошкой, пирамидах бочек с томатной пастой и кислой капустой. Километры проданной здесь колбасы побратались с литрами селедочного рассола и навек помирились с отданными за них ворохами мятых рублей и трешек.
Магазин все помнит.
И нет ничего удивительного в том, что иногда под этими бетонными небесами мне встречается видение семилетнего мальчика. Мальчик напуган своей ролью, и тем, что ему предстоит сделать. А предстоит ему почти невыполнимое - купить у посторонних ему людей картошки и унести добытое в дом.
-Пять кило картошки, - говорит он, обмирая от возможного отказа мужику, который заведует адским конвейером по доставке этого добра из замороченных подвалов. Эти слова в круге первом адского ритуала производят все же свое действие, и мальчик получает клок желтой бумаги с росчерком, смысл которого непонятен никому.
-Пять кило картошки - разжимает кулак самое несчастное в этом мире создание в круге втором, и серебряные деньги звенят целую вечность, прыгая на обгрызенном блюдце кассы.
Маленький клоун обреченно бредет на самую середину арены, залитую светом прожекторов всего мира. Сейчас он произнесет свою насмерть заученную фразу и обмиряя ждет, что мир багровых рож, набитых сумок и великанов в болоньевых плащах взорвется обидным хохотом в ответ на его идиотское:
-Пять кило картошки-
Это он заучил по дороге сюда, и он произносит ненавидимое. Слова заглушает грохот конвейера и пять кило самой простой на свете грязи и гнили сыпется, выскакивая из подставленной им синей веревочной сетки.
А я смотрю, как он уходит, стоя у винной стойки и безжалостно делаю ему вслед
рокнрольную козу.
-Чпок,- говорит этот мыльный пузырь, напарываясь на растопыренные пальцы, и радужные его оболочки сползают по стенам, помнящего все на свете дома.
И тут сразу включаются свет и звук, данные нам в понимаемом всеми формате. Засветилась немедленно в окне ядовитого цвета реклама неведомого банка, затренькала словесная муть, галопом скачущих в эфире диджеев нашего бля радио, заорала сигнализацией кем то обиженная машина.
А прямо передо мной открылись приветливые ворота в круг третий. В дверях стояло нахлобученное и неопрятное существо, на которое напялили корпоративно синюю униформу
-Тебе что, как всегда,- спрашивает синий халат, подхитривая меня тусклыми глазами. И выполняет давний наш ритуал, не дожидаясь ответа.
-Да, как всегда-, зло и привычно плюю я своим ответом на весь белый свет с его мигалками, банками и рекламой во всех видах.
Магазин запомнит и это