- А не озеленить ли нам что нибудь, мой друг, художественно ? - спросил приятель приятеля, и тот ответил ему немедленно, видимо слегка задетый вопросом.
- Да как же не озеленить, мон ами. Ты ведь знаешь меня не первый день, слава богу. И знаешь, что в тот день, как я не озеленю чего, так сижу и плачу. А уж совсем мне горько, когда озеленение мое выходит скучно, без отпечатка той божественной игры творца к которой я стремлюсь душой.-
- Так давай приступим к озеленинию немедленно, - в тон ответил ему его друг.
И оба они, с явной неохотогй оторвавшись от созерцания вполне прозаической канавы, темная вода которой несла к заливу осеннние листья, удалились, заботливо поддерживая друг друга на поворотах скользкой тропиники.
А я, неувиденныий ими и неуслышанный так остался стоять, пораженный этим диалогом прямо в сердце. Вокруг меня умирал серенький денек, случившийся со мной на берегу финского залива. Было холодно, тихо и как-то навылет прозрачно. Пустые уже дачки летних детских садов смотрели сквозь мокрый лес невесело, а вечные канавы, на берегах одной из которых я и услыщал этот неуместный своей страстью диалог, были печальны, как могут быть печальны только осенние канавы.
Кто они были, и чего им хотелось так и осталось неизвестным. Пьяными они не были, ручаюсь. Уж, слава богу, пьяных я повидал достаточно.
Ручаюсь так же и за то, что произнесенные ими в лесу слова запомнил и записал абсолютно точно.
Подойти и спросить было как-то неловко. А теперь вот жалею, и все думаю - что же это за художественные озеленители были, зачем встретились, что обсуждали.