Что-то меняется, но никто из нас не понимает, что именно, пока невозможно уже будет вернуть обратно. Я хожу на работу. Я покупаю себе вещи и еду в магазине сама. Как настоящий взрослый человек. Но меня не оставляет мысль, что где-то есть настоящие взрослые, не такие как я. Я ведь еще совсем ребенок. На мне не должно быть никакой лишней ответственности. А потом я стряхиваю с себя эти мысли, как дворовая собака, морща нос, отфыркиваясь от застрявшей в горле шерсти, и снова устало смотрю на свою полусгнившую будку и дом. В который меня когда-то принесли щенком и который когда-то было велено охранять.
Я захожу в подъезд. В длинном пальто, почему-то похожем на шинель, грузная, тяжелая. Я чувствую, как пальто обтягивает ягодицы, как напитанные мышцы сокращаются, делая еще один уверенный шаг вверх по каменным ступенькам крыльца. Подкатывает ощущение, будто раньше меня было меньше. Я спала на огромной, дышащей молоком и теплом, пуховой подушке, на которую могла лечь по пояс, и укрывалась бесконечным, как алое …. море, стеганым одеялом в бабушкином доме.
Мимо меня вперед пролетает девчонка в пестрой куртке, легкая, худенькая. Она ниже меня ростом на 1,5 головы и легче килограмм на 15. Звенящим в воздухе голосом она просит нажать на кнопку 4 этажа в лифте. Я остаюсь, мне ехать выше. Также легко выпрыгнув из лифта, как и заскочила, она, разноцветная, тонкая, скрывается в дверях квартиры, а меня запирает в квадратном метре лифта. Я как будто начинаю заполнять его весь. Ему тяжело подниматься со мной. Он не хочет ощущать мое присутствие, как и многие другие вещи вокруг. Он тяготится мной.
Лифт, натужно заскрипев, издает вздох облегчения, распахивает двери на 10 этаже и выплевывает меня. Пережеванную, слипшуюся в вязких мыслях. Безвозвратно тяжелую.