"Заприте его в солнечной детской вместе с нашей бестрепетной англосаксонской детворой, он и там найдет удобный случай задушить какого-нибудь младенца скакалкой или размозжить ему голову кубиком. Обстоятельства могут быть благоприятны, надежды сильны, режим великолепен, но великая стихийная страсть Инносента Смита – жажда крови – вспыхнет в определенный час и взорвется, подобно адской машине..."
В одном из своих эссе, английский писатель и журналист Гилберт Кийт Честертон (1874—1936) отметил, что два создания - оптимист и пессимист преследовали его, когда он был подростком. Позднее писатель пытался уяснить для себя что же скрывают под собой эти два расхожих определения человеческой природы.
А уяснив, естественно, перенес на бумагу. Ведь все тот же Честертон признавался, что "готов писать книги по малейшему поводу" (что с успехом и делал, к радости читателей).
К радости, потому что Честертон - великолепный и остроумный рассказчик. Детектив его может и остается «легким» жанром (из-за искрометного авторского юмора и умения не дать читателю задремать над книгой), но всегда намекает на что-то большее.
Не исключение и роман "Жив-человек". Завязка его такова: однажды в тихом английском пансионе "Маяк" появляется необычный гость - этакий английский чудак, который валяется на травке и машет ногами в воздухе. Сперва, странное поведение незнакомца с говорящим именем Инносент (от англ. «невинность») вызывает у окружающих недоумение и даже возмущение, но страсть к жизни этого «неформала» оказывается заразительна. Вскоре большинство постояльцев "Маяка" уже с радостью принимают участие в забавах загадочного и обоятельного чудака и так продолжается пока не звучит выстрел. Точнее, два.
Вот вам закваска для детектива, интригующее течение сюжета гарантировано Г. К. Честертоном...
Но вопросы, которые автор раскрывает своим произведением отнюдь не шуточные: бывают ли забавы и радости невинны и имеет ли человек право на них? Что может скрываться за маской мировой скорби? Что будет если столкнуть нос к носу законченного оптимиста и законченного пессимиста, причем первому дать в руки револьвер?
Думаю сие жизнеутверждающее чтиво очень актуально сегодня, когда многие люди так склонны "мыслить позитивно". Во-первых, Честертон сам по себе "позитивен" (что бы это не значило), во-вторых, он рассказывает именно об этом - об искусстве сохранения радости жизни. Советую всем не читавшим от мала до велика. И отдельно — тем, кто любит вести себя неадекватно (потому что это о нас, ребята!!! =)))
Цитаты:
***
Если вы на самом деле потерпели крушение, вы всегда найдете, что вам нужно! Если вы действительно попадете на пустынный остров, вы убедитесь, что он отнюдь не пустыня. Если б мы действительно были осаждены неприятелем в этом саду, мы нашли бы сотни птиц и ягод, о существовании которых мы и не подозреваем теперь. Если бы мы были занесены снегом в этой комнате, мы извлекли бы из книжного шкапа и прочитали бы много десятков томов, о которых сейчас не имеем никакого представления. Мы вели бы беседы друг с другом – прекрасные и страшные беседы, о которых теперь не догадываемся. Мы нашли бы здесь материал для всего: для крестин, для свадеб, для похорон, даже для коронации – если бы мы не захотели стать республикой.
***
– Вы заняты, – сказал Инглвуд, чувствуя странную неловкость от того, что он видел, и делая вид, что он ничего не заметил.
– На этом свете некогда мечтать и дремать, – отвечала молодая леди, повернувшись к нему спиной.
– Мне только что пришло в голову, – произнес Инглвуд, – что на этом свете некогда проснуться.
Она промолчала; он подошел к окну и глянул в сад.
– Я не курю и не пью, вы это знаете, – сказал он без видимой связи с предыдущим, – потому что это вредно. И все же мне кажется, что все человеческие слабости – взять хотя бы мой велосипед и фотографическую камеру, – все они тоже вредны. Прячусь под черное покрывало, забираюсь в темную комнату – вообще лезу в какую-либо дыру. Опьяняюсь скоростью, солнечным светом, усталостью и свежим воздухом. Нажимаю педали так, что сам становлюсь машиной. И все без исключения поступают так же. Мы слишком заняты и потому неспособны проснуться.
– А скажите, – деловитым тоном прервала его девушка, – стоит ли вообще просыпаться?
– Стоит! – вскричал Инглвуд и в необыкновенном волнении посмотрел по сторонам. – Должно существовать нечто такое, ради чего стоило бы просыпаться. Все, что мы делаем, – только приготовление: ваша опрятность, мое здоровье и научные работы Уорнера. Мы вечно готовимся к чему-то, что никогда не приходит. Я проветриваю дом, вы его подметаете, но что же должно произойти в этом доме?
***
"Дым походит на современный город, породивший его. Он не всегда безобразен и мрачен, но всегда порочен и зол. Современная Англия подобна дыму, она может сверкать всеми цветами радуги, но после нее остается лишь копоть. Наша слабость, а не сила, в том, что мы воссылаем к небесам столь богатые клубы отбросов. Это реки нашего тщеславия, изливающиеся в мировое пространство. В клубах дыма видел я символ моего бунтующего духа. Только самое худшее поднимается у нас к небесам. Только преступники могут у нас, подобно ангелам, парить в высоте."
***
"Я полагаю, что Бог даровал нам любовь к определенным местам – к семейному очагу и родине – с особой, благою целью.
– Позвольте спросить, с какою?
– Так как в противном случае, – сказал он, подняв грабли по направлению к небу и к зиявшей под ногами бездне, – мы боготворили бы это.
– Что – это? – спросил я.
– Вечность, – сказал он придушенным голосом. – Вечность – величайший из идолов, самый могучий из соперников Бога.
– Вы имеете в виду пантеизм, бесконечность и тому подобные вещи? – переспросил я.
– Я хочу сказать, – воскликнул он с возраставшей горячностью, – что если там на небе действительно есть для меня обитель, то при ней должен быть зеленый фонарный столб или забор, или что-либо не менее предметное, личное, чем зеленый фонарь и плетень. Я хочу сказать, что Господь Бог велел мне любить один уголок земли, обслуживать его и творить во славу этого уголка всевозможные, даже безумные подвиги, дабы этот малый клочок свидетельствовал против всех бесконечностей и софизмов, что рай существует где-то в определенном месте, а не везде, и что он представляет из себя нечто одно, а не все. И я нисколько не удивлюсь, если около небесной обители действительно будет стоять зеленый фонарный столб."
