В теле зверя
09-05-2007 15:02
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
[129x201]
Сказители из Восточной Европы рассказывали об одном тяжёлом периоде в истории Польшы - о том времени, когда чужеземная армия расчленила страну и банды головорезов убивали всех на своём пути, проходя через беднейшие селения, а холера истребляла уцелевших. По жестокому совпадению обстоятельств погода тогда стояла на редкость скверная. За бессолнечным летом следовали разрушительные осенние бури, а зимы были такими холодными, что легче было умереть, чем выжить.
В сагах говорилось, что, казалось, сам Сатана распростёр над землёй пару железных крыльев, преграждая путь свету с небес. Временами он подбирался ещё ближе, бродя по миру и сея грех и ужас. Но в одной истории рассказывается о невинном юноше редких способностей, который бросил вызов самому Сатане. Имя его было Израэль, он был сиротой, и, чтобы выжить, ему приходилось надеяться только на свой ум и милосердие других. Будучи почти ребёнком, он зарабатывал себе на пропитание тем, что водил детей из своей деревни в школу рядом с синагогой и обратно.
В те дни еврейским детям редко позволяли ходить свободно. Родители боялись за жизнь своих чад. Когда же они покидали тепло кухонь своих матерей, то делали это украшенные амулетами и осенённые крестным знамением, чтобы отвратить болезни, бедствия или дурной глаз.
Скоро стало известно, что юный Израэль не только водит своих питомцев в школу и обратно, а делает и ещё что-то. Когда заканчивались уроки, он вёл свою маленькую группу школяров на ежедневные прогулки в лес, чтобы показать птичье гнездо, полное яиц, полюбоваться какой-нибудь бабочкой, пособирать грибы и попробовать лесные ягоды.
Он пытался внушить детям, что деревья, растения и дикие цветы так же святы, как и священные пиьмена. Пока они бродили среди деревьев, Израэль развлекал их загадками и историями, учил их песням, которые знал лишь он один. Это были хвалебные гимны, их мелодии были просты, а слова легко запоминались.
Но родители пришли в ужас, что когда узнали о походах Израэля в лес. Это были люди, большую часть своей жизни проводившие в душных комнатах за закрытыми дверьми дома, синагоги или мастерской. Когда Израэль приводил каждого ребёнка домой, одна за другой сердитые матери подступали к нему, требуя объяснений. Однако так велико было очарование прирождённой мудрости, что он был способен успокоить их и заверить, что их отпрыски находятся с ним в полной безопасности. Они хотели верить этому, ибо видели цветущие щёки своих детей и надеялись, что прогулки, возможно, им на пользу. Родители были бы менее уступчивы, если бы знали, что в глубине леса находится нечто опасное. В самой чаще жил старый дровосек со странным недугом. Каждую ночь в его тело вселялись демоны и свободно распоряжались им. Понуждаемый ими, он становился на четвереньки, завывал, как волк, и преследовал маленьких лесных зверьков, чтобы, догнав, вцепиться им в горло.
Днём он был человеком простым и бесхитростным, ни к кому не питал злобы. Подавленный своими припадками, которые случались с ним, он прятался от людей. Голоса Израэля и детей действовали успокаивающе на него, но демоны, что поработили его, были недовольны, поскольку боялись распеваемых тонкими детскими голосами гимнов, которые могли их одолеть. Эти меньшие демоны донесли о вторжении в их владения самому Сатане. Почувствовав угрозу, король Зла решил, что ему самому, а не его приспешникам, следует вступить в схватку со святым отроком.
Однажды в полночь, когда дровосек, терзаемый ночными кошмарами, стонал и что-то бормотал, Сатана, обернувшись человеко-волком, похитил его беспокойное сердце, вложив вместо него своё.
На этот раз, когда первые лучи солнца известили о приходе утра, монстр остался монстром.
Как только Израэль и его юная компания вошли в лес, намериваясь подкрепиться завтраком из диких ягод, они почувствовали, что что-то изменилось. Не пели птицы, не было даже ветерка, обычно шевелившего листья и шуршащего иглами сосен. Израэль прислушивался, пока детский смех не нарушил стоящую тишину. Они нашли заросли кустов, усыпанных спелыми ягодами, и теперь набивали ими рты и карманы.
Внезапно из глубины чащи донёсся шум, и оттуда, рыча и пуская слюни, выскочил человеко-волк. Дети разбежались кто куда, только Израэль остался стоять там, где стоял. Зверь приближался, вырастая в размерах, пока не заслонил собой всё свинцовое небо. В дыхании монстра чувствовался запах крови, которая была пролита во всех предшествующих войнах человечества. В нём было зловони голода и гнустность греха. В глазах зверя отражались сцены побоищ: вот налетели всадники, чтобы вырвать младенцев из рук матерей и наколоть на острия своих штыков... Израэль читал все молитвы, какие только знал. Но слова отскакивали от шкуры зверя, подобно искрам, не причиняя ему вреда. Израэль начал тихо напевать одну из старинных песен, которым учил детей, а человеко-волк открыл свою пасть, широкую, как врата ада, чтобы проглотить его.
Последующие события со всеми подробностями были достоверно изложены летописцами со слов Израэля. Отрок вошёл в утробу зверя. Но, защищённый своей набожностью, Израэль ощутил действие сил, которые далеко превышали круг его знаний. Он обнаружил себя в месте, где законы природы не имели значения. По чьей-то воле, божественной или дьявольской, изменились перспективы и пропорции. Он продвигался по телу зверя, словно по тёмному коридору, влекомый звуками отдалённого барабанного боя. Тяжёлые удары постепенно становились всё громче и настойчивее. Они привели его к какой-то огромной пещере с костяными стенами, омываемыми кровью.
Там, подвешенное к ветвям дерева из плоти, свисало сердце этого существа - не сердце дровосека и не сердце волка, а сердце всего мирового зла, соблазнительно сверкающее, как зеркало, холодное и несокрушимо твёрдое на ощупь, как алмаз.
Человек меньшего мужества отпрянул бы в ужасе от него, как от свернувшейся кольцами гадюки, человек меьшей мудрости мог бы поспешно, необдуманно оторвать его. Но Израэль поднял, взял свободно свисающее сердце и поднёс его к уху. И в глубине за ударами ненависти он расслышал тайный шёпот печали, хныканье и всхлипы изнеможения. И тогда Израэль понял, что даже в глубинах дьявольской сущности так же способны жить страдание и боль. Никакой самый пагубный дух дьявола ли, демона не был неуязвим.
Нежно, словно бутон розы, он сорвал сердце и, держа в ладонях, направился снова к свету. Когда он вышел из тела зверя, земля задрожала под его ногами и гром расколол небо. Земля разверзлась перед ним, сердце выскользнуло из рук и скатилось в бездну. Поглотив его, земля сомкнулась вновь.
Израэль стоял перед трупом. То, что прежде было оборотнем, клыкастым, покрытым мехом, с когтями, сейчас оказалось всего лишь телом старого дровосека. Смерть преобразила его лицо. Он лежал улыбающийся и умиротворённый, с выражением святого спокойствия на лице.
Израэль вытащил свой сине-белый полосатый молитвенный плоток из кармана, накинул его на плечи и начал нараспев читать священные слова Кадиша - древнееврейскую песнь скорби. Когда он закончил и оглянулся, то увидел деревенских детей, в молчании стоящих позади него. Он попытался было рассказать, что он узнал, побывав в теле зверя, в надежде, что его открытия придадут им мужества и утешат их, но они не стали слушать. И с того дня они больше не гуляли в лесу, редко пели и, подобно своим родителям, постарели до времени.
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
[129x201]Сказители из Восточной Европы рассказывали об одном тяжёлом периоде в истории Польшы - о том времени, когда чужеземная армия расчленила страну и банды головорезов убивали всех на своём пути, проходя через беднейшие селения, а холера истребляла уцелевших. По жестокому совпадению обстоятельств погода тогда стояла на редкость скверная. За бессолнечным летом следовали разрушительные осенние бури, а зимы были такими холодными, что легче было умереть, чем выжить.
В сагах говорилось, что, казалось, сам Сатана распростёр над землёй пару железных крыльев, преграждая путь свету с небес. Временами он подбирался ещё ближе, бродя по миру и сея грех и ужас. Но в одной истории рассказывается о невинном юноше редких способностей, который бросил вызов самому Сатане. Имя его было Израэль, он был сиротой, и, чтобы выжить, ему приходилось надеяться только на свой ум и милосердие других. Будучи почти ребёнком, он зарабатывал себе на пропитание тем, что водил детей из своей деревни в школу рядом с синагогой и обратно.
В те дни еврейским детям редко позволяли ходить свободно. Родители боялись за жизнь своих чад. Когда же они покидали тепло кухонь своих матерей, то делали это украшенные амулетами и осенённые крестным знамением, чтобы отвратить болезни, бедствия или дурной глаз.
Скоро стало известно, что юный Израэль не только водит своих питомцев в школу и обратно, а делает и ещё что-то. Когда заканчивались уроки, он вёл свою маленькую группу школяров на ежедневные прогулки в лес, чтобы показать птичье гнездо, полное яиц, полюбоваться какой-нибудь бабочкой, пособирать грибы и попробовать лесные ягоды.
Он пытался внушить детям, что деревья, растения и дикие цветы так же святы, как и священные пиьмена. Пока они бродили среди деревьев, Израэль развлекал их загадками и историями, учил их песням, которые знал лишь он один. Это были хвалебные гимны, их мелодии были просты, а слова легко запоминались.
Но родители пришли в ужас, что когда узнали о походах Израэля в лес. Это были люди, большую часть своей жизни проводившие в душных комнатах за закрытыми дверьми дома, синагоги или мастерской. Когда Израэль приводил каждого ребёнка домой, одна за другой сердитые матери подступали к нему, требуя объяснений. Однако так велико было очарование прирождённой мудрости, что он был способен успокоить их и заверить, что их отпрыски находятся с ним в полной безопасности. Они хотели верить этому, ибо видели цветущие щёки своих детей и надеялись, что прогулки, возможно, им на пользу. Родители были бы менее уступчивы, если бы знали, что в глубине леса находится нечто опасное. В самой чаще жил старый дровосек со странным недугом. Каждую ночь в его тело вселялись демоны и свободно распоряжались им. Понуждаемый ими, он становился на четвереньки, завывал, как волк, и преследовал маленьких лесных зверьков, чтобы, догнав, вцепиться им в горло.
Днём он был человеком простым и бесхитростным, ни к кому не питал злобы. Подавленный своими припадками, которые случались с ним, он прятался от людей. Голоса Израэля и детей действовали успокаивающе на него, но демоны, что поработили его, были недовольны, поскольку боялись распеваемых тонкими детскими голосами гимнов, которые могли их одолеть. Эти меньшие демоны донесли о вторжении в их владения самому Сатане. Почувствовав угрозу, король Зла решил, что ему самому, а не его приспешникам, следует вступить в схватку со святым отроком.
Однажды в полночь, когда дровосек, терзаемый ночными кошмарами, стонал и что-то бормотал, Сатана, обернувшись человеко-волком, похитил его беспокойное сердце, вложив вместо него своё.
На этот раз, когда первые лучи солнца известили о приходе утра, монстр остался монстром.
Как только Израэль и его юная компания вошли в лес, намериваясь подкрепиться завтраком из диких ягод, они почувствовали, что что-то изменилось. Не пели птицы, не было даже ветерка, обычно шевелившего листья и шуршащего иглами сосен. Израэль прислушивался, пока детский смех не нарушил стоящую тишину. Они нашли заросли кустов, усыпанных спелыми ягодами, и теперь набивали ими рты и карманы.
Внезапно из глубины чащи донёсся шум, и оттуда, рыча и пуская слюни, выскочил человеко-волк. Дети разбежались кто куда, только Израэль остался стоять там, где стоял. Зверь приближался, вырастая в размерах, пока не заслонил собой всё свинцовое небо. В дыхании монстра чувствовался запах крови, которая была пролита во всех предшествующих войнах человечества. В нём было зловони голода и гнустность греха. В глазах зверя отражались сцены побоищ: вот налетели всадники, чтобы вырвать младенцев из рук матерей и наколоть на острия своих штыков... Израэль читал все молитвы, какие только знал. Но слова отскакивали от шкуры зверя, подобно искрам, не причиняя ему вреда. Израэль начал тихо напевать одну из старинных песен, которым учил детей, а человеко-волк открыл свою пасть, широкую, как врата ада, чтобы проглотить его.
Последующие события со всеми подробностями были достоверно изложены летописцами со слов Израэля. Отрок вошёл в утробу зверя. Но, защищённый своей набожностью, Израэль ощутил действие сил, которые далеко превышали круг его знаний. Он обнаружил себя в месте, где законы природы не имели значения. По чьей-то воле, божественной или дьявольской, изменились перспективы и пропорции. Он продвигался по телу зверя, словно по тёмному коридору, влекомый звуками отдалённого барабанного боя. Тяжёлые удары постепенно становились всё громче и настойчивее. Они привели его к какой-то огромной пещере с костяными стенами, омываемыми кровью.
Там, подвешенное к ветвям дерева из плоти, свисало сердце этого существа - не сердце дровосека и не сердце волка, а сердце всего мирового зла, соблазнительно сверкающее, как зеркало, холодное и несокрушимо твёрдое на ощупь, как алмаз.
Человек меньшего мужества отпрянул бы в ужасе от него, как от свернувшейся кольцами гадюки, человек меьшей мудрости мог бы поспешно, необдуманно оторвать его. Но Израэль поднял, взял свободно свисающее сердце и поднёс его к уху. И в глубине за ударами ненависти он расслышал тайный шёпот печали, хныканье и всхлипы изнеможения. И тогда Израэль понял, что даже в глубинах дьявольской сущности так же способны жить страдание и боль. Никакой самый пагубный дух дьявола ли, демона не был неуязвим.
Нежно, словно бутон розы, он сорвал сердце и, держа в ладонях, направился снова к свету. Когда он вышел из тела зверя, земля задрожала под его ногами и гром расколол небо. Земля разверзлась перед ним, сердце выскользнуло из рук и скатилось в бездну. Поглотив его, земля сомкнулась вновь.
Израэль стоял перед трупом. То, что прежде было оборотнем, клыкастым, покрытым мехом, с когтями, сейчас оказалось всего лишь телом старого дровосека. Смерть преобразила его лицо. Он лежал улыбающийся и умиротворённый, с выражением святого спокойствия на лице.
Израэль вытащил свой сине-белый полосатый молитвенный плоток из кармана, накинул его на плечи и начал нараспев читать священные слова Кадиша - древнееврейскую песнь скорби. Когда он закончил и оглянулся, то увидел деревенских детей, в молчании стоящих позади него. Он попытался было рассказать, что он узнал, побывав в теле зверя, в надежде, что его открытия придадут им мужества и утешат их, но они не стали слушать. И с того дня они больше не гуляли в лесу, редко пели и, подобно своим родителям, постарели до времени.
Комментарии (2):
Эээ...да..вредно учить детишек.
ЗОЛУШКА................
Заболела у одного богача жена и почувствовала, что конец ей приходит. Подозвала она свою единственную дочку к постели и говорит:
- Моё милое дитя, будь скромной и доброй, и господь тебе всегда поможет, а я буду глядеть на тебя с неба и всегда буду возле тебя.
Потом закрыла она глаза и умерла. А девочка ходила каждый день на могилу матери и плакала, и была скромной и доброй.
Вот наступила зима, и снег укутал белым саваном могилу, а когда весной опять засияло солнышко и растаял снежный покров, богач взял себе в жёны другую.
Привела мачеха в дом двух своих дочерей. Были они лицом красивые и белые, но сердцем злые и жестокие. И настало тогда тяжёлое время для бедной падчерицы.
- Неужто эта дура будет сидеть у нас в комнате? - сказали они. - Кто хочет есть хлеб, пусть его заработает. А ну-ка, живей на кухню, будешь стряпухой.
Отобрали они у неё красивые платья, надели на неё старую посконную рубаху и дали ей деревянные башмаки.
- Поглядите-ка на гордую принцессу, ишь как вырядилась! - говорили они, смеясь, и отвели её на кухню.
И должна она была там с утра до самого позднего вечера исполнять чёрную работу: вставать рано утром, носить воду, топить печь, стряпать и мыть. А сводные сестры ещё всячески старались, как бы её посильней огорчить - насмехались над нею, высыпали горох и чечевицу в золу, и ей приходилось сидеть и выбирать их оттуда. Вечером, когда она уставала от работы, ей приходилось ложиться спать не в постель, а на полу, рядом с печкой, на золе. И оттого, что была она всегда в золе, в пыли и грязи, прозвали её сестры Золушкой.
Случилось однажды, что отец собрался ехать на ярмарку и спросил у своих падчериц, что привезти им в подарок.
- Красивые платья, - сказала одна.
- Жемчуга и драгоценные камни, - попросила другая.
- Ну, а ты что, Золушка, хочешь?
- Привези мне, батюшка, ветку, что на обратном пути первая зацепит тебя за шапку. Отломи её и привези мне!
Накупил отец своим падчерицам красивые платья, жемчуга и самоцветные камни, а когда на обратном пути ехал он через лесок, ветка орешника хлестнула его, да так сильно, что и шапку с головы у него сбила. Он сорвал эту ветку и взял её с собой. Воротился он домой и подарил падчерицам то, что они просили, а Золушке отдал ветку орешника.
Поблагодарила его Золушка, пошла на могилу к матери, и посадила там ветку, и так сильно плакала, что слезы катились у неё из глаз на землю. И полили слезы ту ветку. Выросла веточка и стала красивым деревом. Золушка трижды в день приходила к дереву, плакала и молилась; и каждый раз прилетала на дерево белая птичка. И когда Золушка ей высказывала какое-нибудь желание, птичка сбрасывала ей то, о чём она просила.
Но вот случилось однажды, что король устроил пир, который должен был длиться целых три дня, и созвал на праздник всех красивых девушек страны, с тем, чтобы сын его мог выбрать себе невесту. Когда две названые сестры узнали, что им тоже надо явиться на пир, они сразу повеселели, кликнули Золушку и говорят:
- Причеши нам волосы, почисть туфли и застегни застёжки, да покрепче, мы ведь идём в королевский дворец на смотрины.
Золушка их послушалась, но заплакала - ей тоже хотелось пойти потанцевать. Она стала просить мачеху, чтобы та отпустила её.
- Эх ты, Золушка, - сказала ей мачеха, - вся ты в грязи да в пыли, куда уж тебе идти на пир? У тебя ведь ни платья нет, ни туфель, а ты ещё танцевать захотела!
Но Золушка всё её просила. Тогда мачеха ей говорит:
- Вот просыпала я миску чечевицы в золу. Коль выберешь её за два часа, тогда можешь идти вместе с сестрами. Вышла Золушка чёрным ходом в сад и кликнула:
- Вы, голубки ручные, вы, горлинки, птички поднебесные, скорей ко мне летите, чечевицу выбрать помогите! Получше - в горшочек, похуже - в зобочек.
И прилетели к кухонному окошку два белых голубка, а за ними и горлинки, и, наконец, прилетели-послетались все птички поднебесные и опустились на золу. Наклонили голубки свои головки и начали клевать: тук-тук-тук-тук, а за ними и остальные: тук-тук-тук-тук, и так повыбрали все зёрнышки в мисочку. И часу не прошло, а они уже кончили работу и все улетели назад.
Обрадовалась Золушка, принесла миску своей мачехе - думала, что ей можно будет идти на пир, но мачеха сказала:
- Нет, Золушка, ведь у тебя нет платья, да и танцевать ты не умеешь. Там над тобой только посмеются.
Заплакала Золушка, а мачеха и говорит:
- Вот если выберешь за один час из золы две полных миски чечевицы, то можешь пойти вместе с сестрами, - а сама подумала: "Этого уж ей не сделать никогда".
Высыпала мачеха две миски чечевицы в золу, а девушка вышла чёрным ходом в сад и кликнула:
- Вы, голубки ручные, вы, горлинки, птички поднебесные, скорей ко мне летите, чечевицу выбрать помогите! Получше - в горшочек, похуже - в зобочек.
И прилетели к кухонному окошку два белых голубка, а за ними и горлинки, и, наконец, прилетели-послетались все птички поднебесные и опустились на золу. Наклонили голубки свои головки и начали клевать: тук-тук-тук-тук, а за ними и остальные: тук-тук-тук-тук, и так повыбрали все зёрнышки в миски. Не прошло и получаса, а они уже кончили работу и улетели все назад.
Принесла Золушка две миски чечевицы мачехе, стала радоваться - думала, что теперь-то ей можно будет идти на пир, а мачеха ей говорит:
- Ничего тебе не поможет, не пойдёшь ты со своими сестрами. И платья у тебя нет, да и танцевать ты не умеешь. Нам только стыдно будет за тебя!
Повернулась она спиной к Золушке и поспешила со своими двумя гордячками-дочерьми на пир.
Когда дома никого не осталось, пошла Золушка на могилу к своей матери под ореховое деревцо и кликнула:
- Ты качнись, отряхнись, деревцо,
Ты одень меня в злато-серебро.
И сбросила ей птица золотое и серебряное платье да шитые шёлком и серебром туфельки. Надела быстро Золушка платье и явилась на смотрины.
А сводные её сестры и мачеха об этом не знали и подумали, что это, должно быть, какая-то чужая королевна, - такая красивая была она в своём золотом платье. Им и в голову не приходило, что это Золушка; они думали, что та сидит дома в грязи и выбирает из золы чечевицу. Вышел Золушке навстречу королевич, взял её за руку и стал с ней танцевать. И не хотел он танцевать ни с какой другой девушкой, всё держал её за руку, и если кто подходил приглашать её на танец, королевич говорил:
- Я с ней танцую.
Проплясала она до самого вечера и хотела уже домой возвращаться, а королевич ей говорит:
- Я пойду тебя проводить.
Ему хотелось узнать, чья это дочка-красавица; но она от него убежала и взобралась на голубятню. И дожидался королевич до тех пор, пока не пришёл отец. Тогда сказал ему королевич, что незнакомая девушка взобралась на голубятню. Подумал старик: "А не Золушка ли это?" Велел принести топор и багор, чтобы разрушить голубятню, но в ней никого не оказалось.
Вернулись родители домой, видят - лежит Золушка в своей посконной рубахе на золе, и горит у печки тусклый светильник. А дело было так: Золушка быстро выпрыгнула с другой стороны голубятни и побежала к ореховому деревцу, там она сняла своё красивое платье и положила его на могилу, а птица унесла его назад. Надела Золушка опять свою серую посконную рубаху и села в кухне на кучу золы.
На другой день пир начался снова, и родители и сводные сестры ушли опять из дому. А Золушка направилась к ореховому дереву и молвила:
- Ты качнись, отряхнись, деревцо,
Ты одень меня в злато-серебро!
И сбросила ей птица ещё более пышное платье, чем в прошлый раз. Явилась Золушка в этом платье на пир - и каждый дивился, глядя на её красоту. Королевич уже поджидал её, тотчас же взял её за руку и танцевал только с нею одной. Когда к ней подходили другие и приглашали её на танец, он говорил:
- Я с ней танцую.
Вот наступил вечер, и она собралась уходить. И пошёл королевич следом за ней, чтобы посмотреть, в какой дом она войдёт. Но она убежала прямо в сад, который находился за домом. И росло в том саду красивое большое дерево, и висели на нём чудесные груши. Золушка проворно взобралась на него, как белочка по веткам, а королевич и не заметил, куда она исчезла. И дожидался королевич до тех пор, пока не явился отец, и говорит ему:
- Незнакомая девушка убежала от меня, мне кажется, что она взобралась на грушу.
Подумал отец: "Уж не Золушка ли это?" Велел принести топор и срубил дерево, но на нём никого не оказалось. Вошли они в кухню, видят - лежит Золушка, как и в прошлый раз, на золе; как и тогда, она спрыгнула с другой стороны дерева и отдала своё прекрасное платье птице, что прилетела на ореховое дерево, а потом надела Золушка опять серую посконную рубаху.
На третий день, когда родители и сводные сестры ушли на пир, отправилась Золушка снова на могилу к матери и молвила деревцу:
- Ты качнись, отряхнись, деревцо,
Ты одень меня в злато-серебро.
И сбросила ей птица платье, да такое сияющее и великолепное, какого ещё никогда ни у кого не было; а туфельки были из чистого золота. Явилась она на пир в этом платье, и никто не знал, что и сказать от изумления. А королевич танцевал только с нею одной, и если кто её приглашал, он говорил:
- Я с ней танцую.
Вот наступил вечер, и собралась Золушка уходить; и хотел было королевич её проводить, но она так ловко ускользнула от него, что он даже этого и не заметил. Но королевич придумал хитрость: он велел вымазать всю лестницу смолой. И когда Золушка от него убегала, то туфелька с её левой ноги осталась лежать на одной из ступенек. Поднял королевич туфельку, и была она такая маленькая и нарядная, и вся из чистого золота!
На другое утро пошёл королевич с той туфелькой к отцу Золушки и говорит:
- Я возьму в жёны только ту, на чью ногу придётся эта золотая туфелька.
Обрадовались обе сестры - ноги у них были очень красивые. Старшая отправилась в комнату, чтобы примерить туфельку, и мать пошла за ней. Но дочь никак не могла натянуть туфельку на ногу; мешал большой палец, и туфелька оказалась ей мала. Тогда мать подала ей нож и говорит:
- А ты отруби большой палец; когда станешь королевой, всё равно пешком ходить тебе не придётся.
Отрубила девушка палец, натянула с трудом туфельку, закусила губы от боли и вышла к королевичу. И взял он её себе в невесты, посадил на коня и уехал с нею. Но надо было им проезжать мимо могилы, а там на ореховом деревце сидело два голубка. И запели они:
- Погляди-ка, посмотри,
А башмак-то весь в крови,
Башмачок, как видно, тесный,
Плохо выбрал ты невесту!
Посмотрел королевич на её ногу, видит - кровь из неё так и течёт. Повернул он коня назад, привёз самозванную невесту домой и сказал, что это невеста не настоящая, - пускай, мол, наденет туфельку другая сестра. Пошла та в комнату, стала примерять. Влезли пальцы в туфельку, а пятка оказалась слишком большая. Подала ей мать нож и говорит:
- А ты отруби кусок пятки: когда будешь королевой, пешком тебе всё равно ходить не придётся.
Отрубила девушка кусок пятки, всунула с трудом ногу в туфельку, закусила губы от боли и вышла к королевичу. И взял он её себе в невесты, посадил на коня и уехал с нею. Но проезжали они мимо орехового деревца, а на нём сидело два голубка, и они запели:
- Погляди-ка, посмотри,
А башмак-то весь в крови,
Башмачок, как видно, тесный -
Плохо выбрал ты невесту!
Глянул королевич на её ногу, видит - кровь течёт из туфельки и белые чулки совсем красные стали. Повернул он коня и привёз самозванную невесту назад в её дом.
- И эта тоже не настоящая, - сказал он. - Нет ли у вас ещё дочери?
- Да вот, - сказал отец, - осталась от покойной моей жены маленькая, несмышлёная Золушка, - да куда уж ей быть невестой!
Но королевич хотел, чтобы её привели к нему. Говорит тут мачеха:
- Да нет, она такая грязная, ей нельзя никому и на глаза показываться.
Но королевич во что бы то ни стало желал её увидеть; и пришлось привести к нему Золушку. Умыла Золушка сначала руки и лицо, а потом вышла к королевичу, склонилась перед ним, и он подал ей золотую туфельку. Села она на скамейку, сняла с ноги свой тяжёлый деревянный башмак и надела туфельку, и пришлась она ей как раз впору. Встала она, выпрямилась, - посмотрел тут королевич ей в лицо и узнал ту самую красавицу, с которой он танцевал, и воскликнул:
- Вот это и есть настоящая моя невеста!
Испугались мачеха и сводные сестры, побледнели от злости. А королевич взял Золушку, посадил на коня и ускакал с ней. Едут они мимо орехового деревца, а два белых голубка весело поют:
- Королевич, посмотри,
В башмачке-то нет крови,
Башмачок, видать, не тесный,
Вот она - твоя невеста!
Только они это пропели, улетели оба с дерева и уселись к Золушке на плечи: один на правое плечо, другой на левое. Так и остались они сидеть.
А когда пришло время свадьбу справлять, явились и вероломные сестры - хотели к ней подольститься и разделить с ней её счастье. И когда свадебное шествие отправилось в церковь, старшая оказалась по правую руку от невесты, а младшая по левую; и выклевали голуби каждой из них по глазу. А потом, когда возвращались назад из церкви, шла старшая по левую руку, а младшая по правую; и выклевали голуби каждой из них ещё по глазу.
Так были они наказаны за злобу свою и лукавство на всю свою жизнь слепотой.
Заболела у одного богача жена и почувствовала, что конец ей приходит. Подозвала она свою единственную дочку к постели и говорит:
- Моё милое дитя, будь скромной и доброй, и господь тебе всегда поможет, а я буду глядеть на тебя с неба и всегда буду возле тебя.
Потом закрыла она глаза и умерла. А девочка ходила каждый день на могилу матери и плакала, и была скромной и доброй.
Вот наступила зима, и снег укутал белым саваном могилу, а когда весной опять засияло солнышко и растаял снежный покров, богач взял себе в жёны другую.
Привела мачеха в дом двух своих дочерей. Были они лицом красивые и белые, но сердцем злые и жестокие. И настало тогда тяжёлое время для бедной падчерицы.
- Неужто эта дура будет сидеть у нас в комнате? - сказали они. - Кто хочет есть хлеб, пусть его заработает. А ну-ка, живей на кухню, будешь стряпухой.
Отобрали они у неё красивые платья, надели на неё старую посконную рубаху и дали ей деревянные башмаки.
- Поглядите-ка на гордую принцессу, ишь как вырядилась! - говорили они, смеясь, и отвели её на кухню.
И должна она была там с утра до самого позднего вечера исполнять чёрную работу: вставать рано утром, носить воду, топить печь, стряпать и мыть. А сводные сестры ещё всячески старались, как бы её посильней огорчить - насмехались над нею, высыпали горох и чечевицу в золу, и ей приходилось сидеть и выбирать их оттуда. Вечером, когда она уставала от работы, ей приходилось ложиться спать не в постель, а на полу, рядом с печкой, на золе. И оттого, что была она всегда в золе, в пыли и грязи, прозвали её сестры Золушкой.
Случилось однажды, что отец собрался ехать на ярмарку и спросил у своих падчериц, что привезти им в подарок.
- Красивые платья, - сказала одна.
- Жемчуга и драгоценные камни, - попросила другая.
- Ну, а ты что, Золушка, хочешь?
- Привези мне, батюшка, ветку, что на обратном пути первая зацепит тебя за шапку. Отломи её и привези мне!
Накупил отец своим падчерицам красивые платья, жемчуга и самоцветные камни, а когда на обратном пути ехал он через лесок, ветка орешника хлестнула его, да так сильно, что и шапку с головы у него сбила. Он сорвал эту ветку и взял её с собой. Воротился он домой и подарил падчерицам то, что они просили, а Золушке отдал ветку орешника.
Поблагодарила его Золушка, пошла на могилу к матери, и посадила там ветку, и так сильно плакала, что слезы катились у неё из глаз на землю. И полили слезы ту ветку. Выросла веточка и стала красивым деревом. Золушка трижды в день приходила к дереву, плакала и молилась; и каждый раз прилетала на дерево белая птичка. И когда Золушка ей высказывала какое-нибудь желание, птичка сбрасывала ей то, о чём она просила.
Но вот случилось однажды, что король устроил пир, который должен был длиться целых три дня, и созвал на праздник всех красивых девушек страны, с тем, чтобы сын его мог выбрать себе невесту. Когда две названые сестры узнали, что им тоже надо явиться на пир, они сразу повеселели, кликнули Золушку и говорят:
- Причеши нам волосы, почисть туфли и застегни застёжки, да покрепче, мы ведь идём в королевский дворец на смотрины.
Золушка их послушалась, но заплакала - ей тоже хотелось пойти потанцевать. Она стала просить мачеху, чтобы та отпустила её.
- Эх ты, Золушка, - сказала ей мачеха, - вся ты в грязи да в пыли, куда уж тебе идти на пир? У тебя ведь ни платья нет, ни туфель, а ты ещё танцевать захотела!
Но Золушка всё её просила. Тогда мачеха ей говорит:
- Вот просыпала я миску чечевицы в золу. Коль выберешь её за два часа, тогда можешь идти вместе с сестрами. Вышла Золушка чёрным ходом в сад и кликнула:
- Вы, голубки ручные, вы, горлинки, птички поднебесные, скорей ко мне летите, чечевицу выбрать помогите! Получше - в горшочек, похуже - в зобочек.
И прилетели к кухонному окошку два белых голубка, а за ними и горлинки, и, наконец, прилетели-послетались все птички поднебесные и опустились на золу. Наклонили голубки свои головки и начали клевать: тук-тук-тук-тук, а за ними и остальные: тук-тук-тук-тук, и так повыбрали все зёрнышки в мисочку. И часу не прошло, а они уже кончили работу и все улетели назад.
Обрадовалась Золушка, принесла миску своей мачехе - думала, что ей можно будет идти на пир, но мачеха сказала:
- Нет, Золушка, ведь у тебя нет платья, да и танцевать ты не умеешь. Там над тобой только посмеются.
Заплакала Золушка, а мачеха и говорит:
- Вот если выберешь за один час из золы две полных миски чечевицы, то можешь пойти вместе с сестрами, - а сама подумала: "Этого уж ей не сделать никогда".
Высыпала мачеха две миски чечевицы в золу, а девушка вышла чёрным ходом в сад и кликнула:
- Вы, голубки ручные, вы, горлинки, птички поднебесные, скорей ко мне летите, чечевицу выбрать помогите! Получше - в горшочек, похуже - в зобочек.
И прилетели к кухонному окошку два белых голубка, а за ними и горлинки, и, наконец, прилетели-послетались все птички поднебесные и опустились на золу. Наклонили голубки свои головки и начали клевать: тук-тук-тук-тук, а за ними и остальные: тук-тук-тук-тук, и так повыбрали все зёрнышки в миски. Не прошло и получаса, а они уже кончили работу и улетели все назад.
Принесла Золушка две миски чечевицы мачехе, стала радоваться - думала, что теперь-то ей можно будет идти на пир, а мачеха ей говорит:
- Ничего тебе не поможет, не пойдёшь ты со своими сестрами. И платья у тебя нет, да и танцевать ты не умеешь. Нам только стыдно будет за тебя!
Повернулась она спиной к Золушке и поспешила со своими двумя гордячками-дочерьми на пир.
Когда дома никого не осталось, пошла Золушка на могилу к своей матери под ореховое деревцо и кликнула:
- Ты качнись, отряхнись, деревцо,
Ты одень меня в злато-серебро.
И сбросила ей птица золотое и серебряное платье да шитые шёлком и серебром туфельки. Надела быстро Золушка платье и явилась на смотрины.
А сводные её сестры и мачеха об этом не знали и подумали, что это, должно быть, какая-то чужая королевна, - такая красивая была она в своём золотом платье. Им и в голову не приходило, что это Золушка; они думали, что та сидит дома в грязи и выбирает из золы чечевицу. Вышел Золушке навстречу королевич, взял её за руку и стал с ней танцевать. И не хотел он танцевать ни с какой другой девушкой, всё держал её за руку, и если кто подходил приглашать её на танец, королевич говорил:
- Я с ней танцую.
Проплясала она до самого вечера и хотела уже домой возвращаться, а королевич ей говорит:
- Я пойду тебя проводить.
Ему хотелось узнать, чья это дочка-красавица; но она от него убежала и взобралась на голубятню. И дожидался королевич до тех пор, пока не пришёл отец. Тогда сказал ему королевич, что незнакомая девушка взобралась на голубятню. Подумал старик: "А не Золушка ли это?" Велел принести топор и багор, чтобы разрушить голубятню, но в ней никого не оказалось.
Вернулись родители домой, видят - лежит Золушка в своей посконной рубахе на золе, и горит у печки тусклый светильник. А дело было так: Золушка быстро выпрыгнула с другой стороны голубятни и побежала к ореховому деревцу, там она сняла своё красивое платье и положила его на могилу, а птица унесла его назад. Надела Золушка опять свою серую посконную рубаху и села в кухне на кучу золы.
На другой день пир начался снова, и родители и сводные сестры ушли опять из дому. А Золушка направилась к ореховому дереву и молвила:
- Ты качнись, отряхнись, деревцо,
Ты одень меня в злато-серебро!
И сбросила ей птица ещё более пышное платье, чем в прошлый раз. Явилась Золушка в этом платье на пир - и каждый дивился, глядя на её красоту. Королевич уже поджидал её, тотчас же взял её за руку и танцевал только с нею одной. Когда к ней подходили другие и приглашали её на танец, он говорил:
- Я с ней танцую.
Вот наступил вечер, и она собралась уходить. И пошёл королевич следом за ней, чтобы посмотреть, в какой дом она войдёт. Но она убежала прямо в сад, который находился за домом. И росло в том саду красивое большое дерево, и висели на нём чудесные груши. Золушка проворно взобралась на него, как белочка по веткам, а королевич и не заметил, куда она исчезла. И дожидался королевич до тех пор, пока не явился отец, и говорит ему:
- Незнакомая девушка убежала от меня, мне кажется, что она взобралась на грушу.
Подумал отец: "Уж не Золушка ли это?" Велел принести топор и срубил дерево, но на нём никого не оказалось. Вошли они в кухню, видят - лежит Золушка, как и в прошлый раз, на золе; как и тогда, она спрыгнула с другой стороны дерева и отдала своё прекрасное платье птице, что прилетела на ореховое дерево, а потом надела Золушка опять серую посконную рубаху.
На третий день, когда родители и сводные сестры ушли на пир, отправилась Золушка снова на могилу к матери и молвила деревцу:
- Ты качнись, отряхнись, деревцо,
Ты одень меня в злато-серебро.
И сбросила ей птица платье, да такое сияющее и великолепное, какого ещё никогда ни у кого не было; а туфельки были из чистого золота. Явилась она на пир в этом платье, и никто не знал, что и сказать от изумления. А королевич танцевал только с нею одной, и если кто её приглашал, он говорил:
- Я с ней танцую.
Вот наступил вечер, и собралась Золушка уходить; и хотел было королевич её проводить, но она так ловко ускользнула от него, что он даже этого и не заметил. Но королевич придумал хитрость: он велел вымазать всю лестницу смолой. И когда Золушка от него убегала, то туфелька с её левой ноги осталась лежать на одной из ступенек. Поднял королевич туфельку, и была она такая маленькая и нарядная, и вся из чистого золота!
На другое утро пошёл королевич с той туфелькой к отцу Золушки и говорит:
- Я возьму в жёны только ту, на чью ногу придётся эта золотая туфелька.
Обрадовались обе сестры - ноги у них были очень красивые. Старшая отправилась в комнату, чтобы примерить туфельку, и мать пошла за ней. Но дочь никак не могла натянуть туфельку на ногу; мешал большой палец, и туфелька оказалась ей мала. Тогда мать подала ей нож и говорит:
- А ты отруби большой палец; когда станешь королевой, всё равно пешком ходить тебе не придётся.
Отрубила девушка палец, натянула с трудом туфельку, закусила губы от боли и вышла к королевичу. И взял он её себе в невесты, посадил на коня и уехал с нею. Но надо было им проезжать мимо могилы, а там на ореховом деревце сидело два голубка. И запели они:
- Погляди-ка, посмотри,
А башмак-то весь в крови,
Башмачок, как видно, тесный,
Плохо выбрал ты невесту!
Посмотрел королевич на её ногу, видит - кровь из неё так и течёт. Повернул он коня назад, привёз самозванную невесту домой и сказал, что это невеста не настоящая, - пускай, мол, наденет туфельку другая сестра. Пошла та в комнату, стала примерять. Влезли пальцы в туфельку, а пятка оказалась слишком большая. Подала ей мать нож и говорит:
- А ты отруби кусок пятки: когда будешь королевой, пешком тебе всё равно ходить не придётся.
Отрубила девушка кусок пятки, всунула с трудом ногу в туфельку, закусила губы от боли и вышла к королевичу. И взял он её себе в невесты, посадил на коня и уехал с нею. Но проезжали они мимо орехового деревца, а на нём сидело два голубка, и они запели:
- Погляди-ка, посмотри,
А башмак-то весь в крови,
Башмачок, как видно, тесный -
Плохо выбрал ты невесту!
Глянул королевич на её ногу, видит - кровь течёт из туфельки и белые чулки совсем красные стали. Повернул он коня и привёз самозванную невесту назад в её дом.
- И эта тоже не настоящая, - сказал он. - Нет ли у вас ещё дочери?
- Да вот, - сказал отец, - осталась от покойной моей жены маленькая, несмышлёная Золушка, - да куда уж ей быть невестой!
Но королевич хотел, чтобы её привели к нему. Говорит тут мачеха:
- Да нет, она такая грязная, ей нельзя никому и на глаза показываться.
Но королевич во что бы то ни стало желал её увидеть; и пришлось привести к нему Золушку. Умыла Золушка сначала руки и лицо, а потом вышла к королевичу, склонилась перед ним, и он подал ей золотую туфельку. Села она на скамейку, сняла с ноги свой тяжёлый деревянный башмак и надела туфельку, и пришлась она ей как раз впору. Встала она, выпрямилась, - посмотрел тут королевич ей в лицо и узнал ту самую красавицу, с которой он танцевал, и воскликнул:
- Вот это и есть настоящая моя невеста!
Испугались мачеха и сводные сестры, побледнели от злости. А королевич взял Золушку, посадил на коня и ускакал с ней. Едут они мимо орехового деревца, а два белых голубка весело поют:
- Королевич, посмотри,
В башмачке-то нет крови,
Башмачок, видать, не тесный,
Вот она - твоя невеста!
Только они это пропели, улетели оба с дерева и уселись к Золушке на плечи: один на правое плечо, другой на левое. Так и остались они сидеть.
А когда пришло время свадьбу справлять, явились и вероломные сестры - хотели к ней подольститься и разделить с ней её счастье. И когда свадебное шествие отправилось в церковь, старшая оказалась по правую руку от невесты, а младшая по левую; и выклевали голуби каждой из них по глазу. А потом, когда возвращались назад из церкви, шла старшая по левую руку, а младшая по правую; и выклевали голуби каждой из них ещё по глазу.
Так были они наказаны за злобу свою и лукавство на всю свою жизнь слепотой.
Комментарии (2):
вверх^
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник В теле зверя | Сказочки - Сказки на ночь... |
Лента друзей Сказочки
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»