Итак, мы подходим к вопросу о Реальном Присутствии, который мы должны затронуть здесь хотя бы вкратце. Почему для Лютера это был вопрос о самом Евангелии? Господь Христос присутствует во всех средствах благодати. Он приходит к нам в проповеди Евангелия, в Крещении и в Отпущении грехов. В этих Таинствах Он присутствует в Своей Церкви, которая есть Его Тело. Кроме того, где двое или трое собраны во имя Его, собраны вокруг Его Слова и Таинства, там Тело Христово присутствует во всей его полноте. Ибо Тело Христово — это не организм. Его нельзя расчленить. Оно всегда присутствует во всей полноте, точно так же как сакраментальное Тело всегда во всей полноте присутствует в каждой частице освященного хлеба.

Для вкушающих Он целен,
Нераздроблен, безразделен
Он един, Вкушаемый.
Сотни, тысячи вкушают,
Но Его не уменьшают:
Он неисчерпаемый.

Лютер и наши лютеранские отцы любили цитировать эти слова из гимна Lauda Sion salvatorem Фомы Аквинского. Их отзвук слышен в причастных песнопениях нашей церкви. Их можно и нужно относить аналогичным образом к «мистическому телу», церкви, чтобы избежать небиблейского, романтического понимания церкви как организма. Однако Его присутствие в Таинстве Алтаря отличается от Его присутствия в других средствах благодати. Сегодня люди предпринимают самые усердные попытки понять суть этого присутствия. Некоторые католические и протестантские богословы объясняют его как перенесение смерти Христа и Его страданий в наше время, отображение Его жертвенной смерти. В среде католических богословов подобны теории порождаются стремлением прояснить учение Тридентского Собора, который отождествил жертвоприношение на кресте с жертвоприношением мессы. В соответствии с учением Тридента, жертвоприношение мессы следует понимать как memoria, repraesentatio и applicatio жертвоприношения Голгофы. Автором мистической теории, которая вызвала столько споров, был покойный монах-бенедиктинец Одо Кассель. В своих объяснениях «тайны культа» он отталкивался от эллинистических мистерий.

[…]

Иустину и ранней Церкви подобное даже не пришло бы в голову — никоим образом, если они были согласны с Павлом, который считал языческие мистерии не ранними этапами христианского поклонения, но бесовским извращением божественной истины. Вся эта теория разбивается на части тем простым фактом, что языческие мистерии основывались на мифе, в то время как Таинство Алтаря опирается на историю. Когда жили Аттис и Осирис? Когда они умерли? Этот вопрос не имеет смысла, потому что миф не сообщает нам об исторических событиях. Однако Иисус Христос — историческая личность. Его смерть — это историческое событие, произошедшее за воротами Иерусалима «при Понтии Пилате». Женщинам, отправившимся на поиски Его тела, не пришлось бродить по округе, подобно мифическим Кибеле и Исиде. Они знали, где находится Его могила. И воскресение Его также было историческим событием: «…воскрес в третий день, по Писанию…» (1 Коринфянам 15:4). Вся теория Касселя была изобретена с целью подвести основание под догмат идентичности крестной жертвы и жертвы Мессы, установленный Тридентским собором. Но где это основание в Новом Завете? Случайно ли, что в ключевом месте новозаветного текста, помещающего в центр первосвященническое служение Христа, стоит слово «однажды» [ephapax]? Он «не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление» (Евреям 9:12). Кто осмелится выкинуть вон это «однажды», помня слова, которыми оканчивается эта великая глава: «И как человекам положено однажды умереть, а потом суд, так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение» (Евреям 9:27-28).

— Hermann Sasse. Letters to Lutheran Pastors 42 (1956)