Иисус

Блистательному, высокородному князю и господину Иоганну, герцогу Саксонскому, ландграфу Тюрингскому, маркграфу Мейссенскому, моему великодушному господину и покровителю.

Блистательный, высокородный князь, милостивый господин! Я всегда помню о своем нижайшем долге перед Вашей милостью и поминаю Вас в своих слабых молитвах!

Уже долгое время, милостивый князь и господин, я хотел выразить свое смиренное уважение и почтение Вашей княжеской милости, представив Вам некоторые духовные соображения, которыми располагаю; однако я всегда считал свои таланты слишком малыми, чтобы отважиться на какое-либо предприятие, достойное внимания Вашей княжеской милости.

Но поскольку мой великодушный господин Фридрих, герцог Саксонский, курфюрст и викарий Священной Римской империи, брат Вашей милости, не презрел, но милостиво принял мое скромное сочинение, посвященное его курфюршей милости, и теперь издал его, хотя это и не входило в мои намерения, я набрался смелости от его великодушного примера и осмелился думать, что в вас обоих, подобно княжеской крови, живет один и тот же княжеский дух, — особенно в том, что касается великодушной доброты и благоволения. Я осмелился надеяться, что Ваша княжеская милость не презрит мое скромное подношение, в издании которого я вижу большую потребность, нежели в издании других моих проповедей или трактатов. Ибо в нем затронут величайший из всех вопросов, вопрос о добрых делах, в которых творится неизмеримо больше хитростей и обмана, чем в чем-либо еще, и в которых простодушного человека так легко сбить с правильного пути, что Господь наш Христос заповедал нам остерегаться овечьих одежд, под которыми скрываются волки.

Ни в серебре, ни в золоте, ни в драгоценных камнях, ни в других редких вещах нет столь многоразличных примесей и изъянов, как в добрых делах, которые должны обладать одной лишь простой благостью, а без нее являются пустоцветом, видимостью и обманом.

И хотя я знаю и ежедневно выслушиваю множество людей, которые с презрением относятся к моей нищете и говорят, что я пишу лишь короткие памфлеты и проповеди на немецком языке для необразованных мирян, это меня не беспокоит. Я был бы благодарен Богу, если бы за всю мою жизнь, со всеми моими способностями, я сумел помочь хотя бы одному мирянину стать лучше! Я был бы доволен, благодарил бы Бога и с готовностью позволил бы после этого всем моим маленьким книжкам сгинуть без следа.

Я оставляю за другими право судить, является ли составление многих больших книг искусством, полезным для Церкви. Но я убежден, что, если бы я вознамерился писать большие книги в соответствии с их искусством, я смог бы, с помощью Божьей, сделать скорее, чем они, вероятно, смогли бы подготовить маленькое рассуждение по моему образцу. Если бы образованность давалась так же легко, как гонения, Христа уже давно бы вновь свергли с небес, перевернув и сам престол Божий. Не все мы можем быть писателями, но все мы хотим быть критиками.

Я с великой радостью оставлю кому-либо другому честь свершения великих дел и не постыжусь проповедовать и писать по-немецки для необразованных мирян. И хотя я не обладаю большим мастерством и в этом, я убежден, что, если бы мы больше занимались подобными вещами в прежние времена, и будем больше заниматься ими в будущем, для христианства это было бы немалым преимуществом, и оно получило бы от этого больше пользы, чем от больших и глубоких книг и исследований, которые имеют хождение только в школах, среди ученых людей.

Ко всему прочему, никогда и никого не принуждал и не умолял слушать меня или читать мои проповеди. Я без принуждения служил в Церкви тем, что Бог дал мне, и чем я обязан Церкви. Кому это не нравится, может слушать и читать то, что говорят другие. И если они не желают, чтобы я был перед ними в долгу, это неважно. Для меня довольно и даже слишком много того, что некоторые миряне снисходят до чтения моих слов. Даже если бы ничто более не побуждало меня, достаточно было бы и одного того, что, как я узнал, Ваша княжеская милость довольны такими немецкими книгами и желаете получить наставление в добрых делах и вере, каковым наставлением смиренно и со всяким усердием служить Вам я почитаю своим долгом.

Потому с должным смирением молю Вашу княжескую милость принять это мое приношение с благосклонностью до тех пор, пока, если Бог дарует мне время, я не составлю на немецком языке разъяснение веры во всей ее полноте. Ибо сейчас я хотел показать, как во всех добрых делах нам следует применять и употреблять веру, позволив вере быть главным делом. Если Бог позволит, в другой раз я напишу о самой вере — как нам ежедневно молиться и упражняться в ней.

Смиренно представляю себя Вашей княжеской милости,

Смиренный капеллан Вашей княжеской милости,

Д-р Мартин Лютер

Из Виттенберга, 29 марта 1520 год по Р. Х.