Во-первых, этот текст дает нам право утверждать, что без благодати невозможно никакое доброе дело, и что все человеческие усилия греховны. Этот принцип утверждается в словах Павла: «Ибо явилась благодать Божия...» Очевидно, что до упомянутого явления никакой благодати среди людей не существовало. Если же никакой благодати не существовало, ясно, что был только гнев. И потому в нас самих — без благодати — нет ничего доброго и вообще ничего, кроме невозрожденной природы и гнева.

И вновь упоминание Павла о спасительной благодати ясно показывает, что всё, в чем нет благодати, уже осуждено и неспособно обрести ни помощи, ни спасения. Где же, в таком случае, свобода воли? Где человеческие добродетели, человеческий разум и человеческая мудрость? Все лишены спасительной благодати, все осуждены, все грешны и постыжены в глазах Бога, даже если в наших глазах они драгоценны.

И тем большее впечатление производит фраза «для всех человеков». Исключений нет. Таким образом, очевидно, что до признания Евангелия во всех людях царило не что иное, как гнев. Апостол говорит: «Мы были по природе чадами гнева, как и прочие» (Ефесянам 2:3). Здесь он противостоит крепкой броней и заграждает уста всем тем, кто хвалится логикой, делами, мудрыми мыслями, свободой воли, природной одаренностью и т. п., словно всё это имеет какую-то силу без благодати. Апостол называет всех их развращенными, безбожными, нечестивыми и лишенными благодати.

Далее, Павел провозглашает, что благодать Божья явилась «всем человекам», чтобы даровать им способность «отвергнуть нечестие и мирские похоти». Кто может устоять перед броней, которой пользуется апостол? Какой еще неизбежный вывод можно отсюда сделать, если не такой: без Божьей благодати дела всех людей — это нечестие и мирские похоти? Ибо если бы в ком-то из людей было благочестие или духовные устремления, «всем человекам» было бы незачем отвергать нечестие и мирские похоти; и спасительное явление благодати не требовалось бы всем. Именно так, отметьте для себя, нам следует использовать Писание как броню против лжеучителей. Писание нужно нам не только для того, чтобы упражняться в вере в повседневной жизни, но и для того, чтобы открыто защищать истину и подвизаться верой против нападок лжи.

Перед свидетельством этого текста все лицемеры и церковники должны пасть ниц и признать свое поражение, как бы много они ни постились, молилсь, бдили и трудились. От этих усилий не будет им никакой пользы; нечестие и мирские похоти все еще живы в них. И даже если чувство стыда вынуждает их скрывать проявления греха, сердце все равно нечисто.

Если бы наши дела, облачения, монастыри, посты и молитвы могли бы сделать нас благочестивыми, апостолу следовало бы сказать, что молитва, или пост, или паломничество, или монашеский орден, или что-то еще явилось, научая нас благочестию. Но речь не идет ни о чем из перечисленного; речь идет о явлении спасительной благодати. Она, она одна, и не что иное, делает нас благочестивыми.

Опасность и ложность человеческих правил, сект, обетов и т. п. совершенно очевидны. Ибо это не благодать. Это всего лишь дела, своей обманчивой видимостью вводящие весь мир в заблуждение, отчаяние и несчастье. Под влиянием этих дел мир забывает о благодати и вере и ищет благочестия и счастья в этих заблуждениях.

И вновь увещение Павла искать блаженного и славного явления великого Бога, подчеркивает тот факт, что за этой жизнью есть другая жизнь. Ясно и очевидно, что душа бессмертна; и даже телу суждено вновь воскреснуть. В Символе Веры мы говорим: «Верую в воскресение плоти и в жизнь вечную».

— Мартин Лютер. Проповедь в канун Рождества, 1522 (Титу 2:11-15)