Есть люди, жизнь которых является воплощением целой эпохи, и Ницше — как раз такой человек. Его отчаянная нужда и одиночество — это одиночество современного человека. Однако и в его душе все еще горит жажда Бога. Как и Фридрих Ницше, он ищет неведомого Бога и в глубинах своей души возводит Ему священные алтари. Но голоса живого Бога он уже больше не слышит. В лучшем случае, он видит видения — вроде темного образа ницшеанского Заратустры. Он уже не знает Господа Христа. В своей нужде он ищет общения с другими душами. Но больше не находит братьев. Все это означает распад человека, распад души. И сегодня перед Западной цивилизацией стоит великий и судьбоносный вопрос — пойдет ли она по сумрачному пути саморазрушения без Бога, без Христа, без братства, которое Господь, по милости Своей, установил в Своей Церкви. Если заря Иисуса Христа вновь не взойдет над нею, она погрузится в ночь, в которой нашел свой конец Фридрих Ницше.

Разве мы не видим в этом великую задачу, стоящую перед Церковью? Мы собрались здесь, на другом берегу озера Зильсерзее. Слышим ли мы вопль, доносящийся до нас по воде с противоположного берега? Слышим ли мы призывы к неведомому Богу? Слышим ли мы голоса тех, кто жаждет восстановления разрушенных человеческих отношений? И слышим ли мы другой голос, который доносится до нас оттуда, — упрек, который Фридрих Ницше некогда бросил нам, христианам, и который сегодня в новой форме, на тысяче языков звучит во всех углах земли: «Вы должны мне спеть песню получше, чтобы я поверил в вашего Искупителя: почему Его ученики так безрадостны в своем спасении?» Нам не нужен ваш Христос. Мы хотим Бога, но у вас есть только благочестивые разговоры о Боге. Мы хотим Искупителя, но вы лишь пересказываете нам древнюю историю. Ваши богословы не согласны друг с другом в том, что такое искупление, — и вы хотите проповедовать нам об искуплении? Мы хотим глубокого общения, мы жаждем подлинного братства, а вы предлагаете нам лишь членство в благочестивых сообществах, которые враждуют между собой. Довольно вашей благочестивой болтовни — она нас не интересует. Мы хотим слышать Бога, а не вас. Ваши личные мнения, ваши прекрасные мистические переживания — держите все это при себе. Мы умираем, мы сомневаемся, у нас нет на все это времени! Слышим ли мы эти голоса, братья? Слышим ли мы вопль человечества, которое борется со смертью? Горе нам, если мы глухи! Бог слышит его. Он, слышащий стоны страждущих, понимает этот вопль. И Господь, однажды пришедший, чтобы призвать не праведников, а грешников к покаянию, возможно, отнесется к этим упрекам совершенно иначе, нежели мы привыкли думать, «в тот великий день, когда Он придет судить живых и мертвых».

Как же нам ответить на эти голоса? Что нам сказать? Мы можем сказать только одно: Kyrie eleison! Мы можем сделать только одно: покаяться. В этом поистине заключается одна из величайших тайн Церкви Иисуса Христа. Она продолжает жить вопреки всем обвинениям, которые бросали в ее адрес на протяжении девятнадцати веков. Ибо она живет покаянием. Никакая критика в адрес Церкви, включая упреки Ницше, не обличала все неправедные деяния Церкви так безжалостно и правдиво, как покаяние, которое во все века совершали великие святые христианства, ученики Господа. Мы живем только покаянием. Только пребывая в постоянном покаянии, мы живем. Христианство когда-то появилось на свет как мощное движение покаяния, и все великие эпохи в истории Церкви начинались с призыва к покаянию. И если Господь Бог милостиво дарует Своей Церкви сегодня новый великий день в истории — и мы молимся о том, чтобы это случилось, — этот день также начнется с покаяния. Мир, который борется со смертью, человечество, которое вот-вот канет в пучину безумия, взывает о спасении. А мы стоим, бессильно опустив руки. Мы не знаем, что нам делать. Не существует никакой программы решения этой проблемы. Благовестие миру, миссионерская работа среди людей, восстановление разрушенного общения, объединение христианства — способны ли мы все это сделать? Нет, мы должны понять, что мы ни на что из этого не способны. Только если мы сначала признаем свое полное бессилие и беспомощность; только если мы сначала признаем пред лицом Того, Кто Свят и Истинен, что мы, в грехах своих, никак не можем требовать от мира, чтобы он слушал нас; только если мы сначала признаем, что наши уста нечисты, а наши руки запятнаны; только если мы сначала не сможем произнести ничего, кроме Kyrie eleison, — только тогда мы сможем понять тайну Церкви Христовой.

Ибо когда наши уста замолчат, заговорит Он. Когда мы истощим свою мудрость и свои силы, тогда Он скажет нам Свое великое Слово: «Вот, Я с вами во все дни до скончания мира!» С этими словами Он некогда послал в мир учеников, дав им поручение, по человеческим меркам невозможное, послав их в места, им неведомые. И они с радостью отправились в неизвестность. Они знали, что с ними Его прощение, Его мир, Его сила. «Вот, Я с вами во все дни» — это и есть тайна Церкви. Ибо на чем основана Церковь? Не на нашей вере, не на святости нашей жизни — иначе она бы уже давно исчезла со страниц истории, — но на одном лишь Господе Христе. Ubi Christus, ibi ecclesia — этими словами должно начинаться всякое определение Церкви. Ибо есть только один Kyrios, и потому есть только одна Церковь. Разве мы все не забываем об этом слишком часто? Есть только один живой Христос, Бог воскресил Распятого и соделал Его Господом, и этот Господь реальным и личным образом всегда пребывает с нами — все это не сказки и не образы, но реальность, которую мы познаем верой. Там, где Его Евангелие проповедуется ясно и чисто, где Его Таинства правильно совершаются, там Он присутствует реальным и личным образом.

Одна лишь эта вера в живого Господа надлежащим образом делает нас готовыми для исполнения данных нам поручений. Он оберегает нас от двух великих грехов современного христианства. Ужасный грех пессимизма сомневается в том, что Церковь способна сделать что-либо, потому что более не принимает всерьез покаяние современной Церкви. Подобный пессимизм не принимает всерьез тот факт, что и сегодня Христу дана всякая власть на небе и на земле, и что Он так же близок к нам сегодня, как и к христианам первых веков. Он также оберегает нас от ужасного греха оптимизма, который закрывает глаза на пугающую реальность греха, царящего в мире, и пребывает в неведении о том, что силы зла действуют ужаснее всего, когда разрушают Церковь [Gemeinde] Иисуса. Пессимизм и оптимизм — это человеческие эмоции. Где царствуют они, вера становится ненастоящей. Ибо вера не имеет никакого отношения к эмоциями. Это непоколебимая уверенность в нерушимости Божьих обещаний.

Давайте же все в смиренном покаянии обратимся к Нему. Для того, чтобы мы все, хотя и принадлежащие к совершенно разным общинам, обратились к Нему, единый Искупитель открывает нам сущность ecclesia universalis, к которой мы стремимся. Если мы все придем к Нему с пустыми руками и сокрушенными сердцами, Он даст нам поручение — точно так же, как Он некогда послал Своих первых учеников в мир, — сопроводив его великим обетованием, которое мы сегодня принимаем верой: «Вот, Я с вами во все дни до скончания века».

— Hermann Sasse