На очередном форуме в Сети наткнулся на вопрос: «Почему лютеране не умеют благовествовать?» Шокирующий вопрос, порожденный теми временами, когда лютеране начали заимствовать у других конфессий методы благовестия и потеряли собственный голос. Но так было не всегда — в 1950-х годах американские лютеране росли поразительными темпами. Журнал «ТАЙМ» отметил этот факт в апреле 1958 года, сопроводив его предсказанием, что, если так пойдет и дальше, к 2000 году все американцы станут лютеранами. Мы знаем, что из этого вышло. Вероятно, журнал «ТАЙМ» сглазил нас своей статьей, потому что в последний раз Миссурийский Синод пережил существенный рост в 1963 году.
Я думаю, мы потеряли свой голос. Из Европы перестали приходить корабли, Америка изменилась, а рост числа обывателей принес с собой новые перемены в культуре. Миссурийский Синод тоже превратился из преимущественно сельской в преимущественно городскую деноминацию. Нам пришлось заглянуть в самих себя и понять, что эти перемены для нас значат, но оказалось, что у нас пропал голос, и мы разучились говорить с окружающими.
И тогда мы сделали то, что лютеране уже привыкли делать, — мы отправились побираться на рынок религиозных традиций. Мы посмотрели на деноминации, которые переживали рост (южных баптистов) и начали приспосабливать свое благовестие к их терминологии и мировоззрению. Но звучало это так, словно мы пытались с помощью разговорника объясниться на незнакомом языке. Этот язык не был для нас родным.
Потом на горизонте появились «Взрыв евангелизма» и Д. Джеймс Кеннеди. Мы позаимствовали эту идею, и неожиданно на порогах домов по всей Америке появились лютеране с вопросом: «Что случится, если ты сегодня умрешь?». Но даже со всеми нашими поправками для нас это был чужой язык, и неотделимо вшитое в него богословие принятия решения оставило у нас на языке неприятный привкус, который заметно охладил наш энтузиазм.
В конце концов, мы переложили всю ответственность на Евангелизацонный комитет. Не забывайте, что прежде в лютеранских приходах не существовало никаких евангелизационных групп, комитетов и служителей. Тут появился Дон Абдон, который помог нам создать новую структуру и составил список «евангелистов», — и мы решили, что благовестием лучше заниматься тем, кому Бог дал соответствующий дар. В результате рядовые верующие-лютеране совершенно утратили связь с делом проповеди Евангелия.
Перемотайте пленку на несколько лет вперед — и вот, мы уже побираемся в церквях Уиллоу-Крик и Сэддлбэк в надежде, что, если мы будем по-другому выглядеть и по-другому говорить, люди сами к нам потянутся. Неважно, что наши храмы архитектурно не приспособлены к этому стилю, и что наши сердца терзаются смутными сомнениями (отсюда и тяга к традиционным богослужениям, которые позволяли нам почувствовать себя лютеранами хотя бы в воскресное утро).
Наши функционеры-миссионеры начали приглядываться к растущим церквям, изменили наши парадигмы, придали нашей деноминации более миссионерскую направленность и убедили нас в том, что, если мы действительно хотим расти, нам следует перестать держаться за наши принципы и догмы. У них было преимущество — они ежедневно видели цифры, на которые большинство рядовых прихожан не обращает внимания… однако привело это к еще большему разделению между конфессиональными общинами и общинами, которые остаются лютеранскими только по названию.
Желание благовестия проистекало у нас из навязчивого желания разобраться в самих себе. Если бы мы привели людей на богослужение, почувствовали бы они там себя, как дома? Понравилось бы им у нас? Сочли бы он нас дружелюбными? Вернулись бы они еще раз? Способны ли мы на это? Стоит ли такой результат того, чтобы отказываться от самих себя? Вместо этого нам следовало внимательно вчитаться в 55-ю главу пророка Исаии: «Слово Мое не возвращается ко Мне тщетным»… Нам следовало верить, что везде, где присутствуют Слово и Таинства, и где крещеные собираются вокруг них и вокруг своего пастора, там существует Церковь, в которой пребывает полнота Святого Духа, — именно ОН приводит людей в Церковь.
Наша община растет потому, что прихожане приглашают других людей с собой на богослужения. Мы общаемся с безбожным миром без всякого комитета по евангелизму — через простых прихожан, которые ежедневно благовествуют окружающим и делятся с ними своей верой. Люди слышат о том, что мы делаем на благо города, или узнают о нас благодаря нашей популярной программе дошкольного обучения, или посещают один из наших церковных концертов, или приходят за компанию с теми, кто верит в Слово и Таинства, в средства благодати. Мы сознательно пытаемся быть гостеприимными, у нас есть информационный стол у входа в церковь — там всегда находятся люди, которые встречают и приветствуют посетителей. У нас есть понятные указатели и просторная парковка. Наше здание хорошо ухожено. Но каждое воскресенье утром мы поем Литургию и используем для богослужения все возможности нашего служебника. Мы предлагаем здравое учение людям разных возрастов и библейские проповеди, в которых Закон и Евангелие не смешиваются и не разделяются. В этом смысле мы поступаем вопреки всем правилам, однако на следующей неделе к нашей общине присоединятся еще около 40 человек (посредством Крещения, наставления, конфирмации или перехода из других общин). То, что происходит в церкви воскресным утром, ничем не отличается от того, чем мы живем всю неделю. В результате рядовые прихожане знают, кто они такие и без колебаний приводят знакомых на богослужения, рассказывают соседям и коллегам о своей вере и знают, что увидят и почувствуют гости общины воскресным утром. Даже дети участвуют в этом.
Прежде, чем мы обретем собственный голос в благовести и миссионерской деятельности, мы должны понять, кто мы такие. Наша проповедь должна быть непритворной и искренней, позитивной и прочувствованной… Именно понимание того, что мы собой представляем, дает нам уверенность, необходимую для того, чтобы приглашать и приветствовать людей… и это работает.