Во-первых, божественный закон, что, поскольку супружество является публичным положением, в которое следует вступать, и которое следует публично признавать перед Церковью, уместно, чтобы оно возникало и начиналось также публичным образом, при свидетелях, которые могут засвидетельствовать об этом, ибо Бог говорит: «…дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово» (Мф. 18:16). Но когда два человека обручаются тайно, никто не может знать наверняка, так это или нет, потому что муж и жена (а равно жених и невеста) — это одна плоть и один голос, и на свидетельстве и слове ничто не может основываться, и столь недостоверное супружество не может быть подтверждено ими.

Чтобы никто не затеял спора о значении слов, я определяю тайное обручение как помолвку, которая совершается без ведома и согласия тех, кто облечен властью и обладает силой и властью заключить брак, — например, отца, матери или тех, кто их заменяет. Даже если на тайном обручении присутствует тысяча свидетелей, однако оно совершается без ведома и согласия родителей, можно считать, что вся тысяча пребывает в неведении, а не в свете, они составляют всего один голос и вероломно способствуют такому началу супружества в отсутствие надлежащих представителей власти.

Во-вторых, у нас также есть земные имперские законы, которые ясно запрещают подобные тайные обручения. Однако в своих внешних поступках мы обязаны подчиняться земным законам. Мы не должны вынуждать имперские законы уступать и подчиняться папским законам, потому что эти самые папские законы зачастую идут вразрез с публичными установлениями, разумом и здравым смыслом.

В-третьих, это подтверждают древние каноны и лучшие положения канонического права, которые единодушно запрещают подобные тайные обручения, — и даже в наши дни папа запрещает совершение подобных помолвок. Однако, с другой стороны, если тайная помолвка совершена, папа желает, чтобы она не расторгалась, но считалась действительной и обязательной, и потому он объявляет эту помолвку всего-навсего грехом неповиновения, тем самым вознаграждая ее радостью и удовлетворением непослушных — ведь, совершая грех неповиновения, они добиваются своей цели, что противно всем правилам и приличиям.

В-четвертых, прибавьте к этому пример ветхого закона и всех отцов, во времена которых закон и обычай требовали, чтобы родители своей родительской властью разрешали детям вступать в брак, как ясно говорит Исход 21 [:9], и свидетельствуют примеры Исаака, Иакова, Иосифа, Самсона и др.

В-пятых, таков был и естественный закон у язычников, и даже у греков, которые были мудрейшим народом на земле. В сочинениях греческого поэта Еврипида мы читаем такие слова: «В руках отца мой брак — не мне решать, с кем разделю его». Св. Амвросий находит этот отрывок очень милым, liber 1 de Abraham, и увещевает всех женщин не обещать себя мужчинам и не выбирать себе мужей по примеру Ревеки, но оставлять эту заботу и это право своим родителям.

В-шестых, у нас также есть рассудок и природный здравый смысл. Кто одобрит мой поступок, если после того, как я вырастил дочь ценой стольких затрат и сил, забот и опасностей, стараний и трудов и столько лет рисковал всей своей жизнью, и телом, и имуществом, я стану заботиться о ней не лучше, чем о корове, оставленной в лесу на растерзание первому попавшемуся волку? Как может мой ребенок стоять там, беззащитный, чтобы любой молодой негодник, с которым я незнаком, и который может оказаться даже моим врагом, имел возможность тайно украсть ее у меня и увести без моего ведома и согласия? Этот негодник забирает у меня не просто деньги и собственность, но моего ребенка, которого я вырастил ценой стольких усилий, а вдобавок, вместе с дочерью, получает мои деньги и имущество. И я вынужден вознаградить его, и за все зло, которое он причинил мне, я должен сделать его наследником имущества, которое я приобрел великими трудами и стараниями. Это значит воздавать добром за зло; это значит открыть двери и ворота и впустить разруху и катастрофу.

И хотя иногда может оказаться так, что это честный парень, и все в порядке, тем не менее, и негодяй, и честный парень получают возможность сотворить мне такое злодеяние, что я потеряю все. Я говорю, что любой разумный человек должен считать подобные вещи оскорбительными и несправедливыми, а всего этого можно было бы так легко избежать, если бы тайные обручения были запрещены. Тогда никакой негодяй не осмелился бы завладеть ребенком доброго человека или стать непрошенным наследником имущества, в которое он не вложил труда, ибо он знал бы, что его усилия пропадут напрасно, даже если бы он заручился тысячей тайных клятв.

В-седьмых, мы должны принять во внимание великие опасности и беды, которые столь часто проистекали и проистекают из подобных тайных обручений.

— Мартин Лютер. О проблемах супружества (1530)