Мы признаём, что, по мере того, как начинают сиять новые звезды, и появляются новые идеи и точки зрения, и утверждается право каждой новой эпохи порождать собственные идеи и чувства, существующее интеллектуальное построение веры будет меняться; однако это изменение не затронет никакую часть библейской сути - лишь человеческую форму ее осмысления в Исповедании. Невозможно разграничить здравость веры и здравость учения - разве что в том случае, когда учение явно не является неизменным откровением неизменного Слова Божьего.
И потому, когда идеи новой эпохи и жизнь какого-либо нового движения в Церкви пытаются обрести право на самостоятельное существование, мы говорим: да, пусть будет развитие - но лишь до тех пор, пока принципы новой эпохи не требуют отказаться от принципа, единого для всех эпох, а стремятся занять свое историческое место в рамках последнего. Как верующие свидетели, мы готовы подвизаться и пострадать за Исповедание, неизменное на все времена, поскольку оно соответствует Истине, которая образует и судит все эпохи и правит ими.
Мы сознаем цену, которую придется заплатить за такую позицию. Поветрия познания направлены прочь от неизменной веры и пытаются опрокинуть неизменное Исповедание. Церкви прямым текстом говорят, что она станет мертвой и безжизненной - наподобие окаменелой морской раковины в пустыне, - если не спустится со своих конфессиональных твердынь и не присоединится к "живым силам", порождающим бушующие вокруг волны.
Мы вполне сознаем, что новый порядок кардинальным образом изменил исторические, духовные и общественные ценности даже в умах тех, кто обрел жизнь и любовь в Церкви. Модернизм не стоит снаружи и не стучится, словно проситель, в церковные двери. Он завоевывает сердца детей, отцы которых всегда были верны великой Матери. Враги учения и Исповедания Церкви - это подчас ее самые выдающиеся и способные дети. Мать видит, как ее собственные дети отвергают свое право на материнское наследство даже тогда, когда они - временами - с гордостью носят ее внешний облик и имя.
Отчасти вина лежит на Церкви, но только отчасти. Ее детям, воспитанным на идеалах экспериментальной науки, а не твердой веры, незнакомо понятие высшего авторитета - разве только по отношению к тому, что ныне принято считать истиной. В их глазах преувеличенное значение имеет наш немощный инструмент - рассудок. Каждый новый шаг в познании представляется им новым откровением Бога. "Учения христианской веры не закреплены жестко, но должны изменяться в соответствии с каждой новой мерой интеллектуальной истины". Они пришли к убеждению, что евангелическая Церковь чрезмерно погружена в учения давно минувших лет и потому существует в отрыве от современной жизни.
Они прямым текстом говорят нам, что "Церковь не может надеяться, что ей удастся воспроизвести условия, в которых идеи существовали в далеком прошлом, из которого вышли священные символы ее веры. Новая эпоха готова расстаться с привычными способами выражения мысли. Изменилось отношение к интеллекту, появилось стремление подвергнуть сомнению все авторитеты, и это стремление столь глубоко и радикально, что озадачивает даже самых консервативных наблюдателей". "Между миром, превозносящим интеллектуальную честность, и институтом, который устанавливает допустимые пределы мышления для всех своих членов, не может быть никакого долговременного союза", - провозглашают они.
Известные либеральные богословы говорят нам, что "официальное учение Церкви становится все менее и менее привлекательным для сегодняшней молодежи с ее широкими взглядами". "Никакой любящий родитель не способен вновь поверить в чудовищную мысль, что дитя его любви "зачато и рождено во грехе". Восстав против авторитета Церкви (и Писания), человеческое сознание воздвигло еще более высокий авторитет и возвещает душам человеческим голос еще более божественной истины". "Церковь слепо верит в необходимость отстаивать устаревшее учение и остается до нелепости чуждой жизненным интересам зарождающейся индустриальной демократии с ее новыми социальными стандартами и новым подходом к определению ценности человека в этом мире, а также властному духу нравственного и интеллектуального мира. Вопросы исторических, доктринальных и литургических формул, а также церковная пропаганда миссионерства, которыми Церковь столь сильно озабочена, требуют совершенно иных условий жизни и мысли. Церковь живет среди неотвязных воспоминаний о давно ушедшем мире. Разделения в среде протестантов определяются уже не столько учением, сколько темпераментом, и мы надеемся, что вскоре из кокона (или мумии) устаревшего учения появится куколка нового протестантизма". Даже когда Церковь пытается пойти на уступки и заняться проблемами жизни и социальных перемен, ее подход к этим вопросам кажется нелепым современному человеку. "Церковь озабочена своим правом наследства, сбережением былой славы, своими традициями и формами, которые считает существенными элементами своей жизни и своего авторитета. Она пытается сберечь то, что чуждо современному мышлению и совершенно неспособна подойти к пониманию современных условий с современным мышлением".
Такова ситуация в современном мире образования и общественной жизни, с которой приходится иметь дело протестантизму в целом и лютеранской церкви в частности. Люди, исполненные благородного рвения и энтузиазма что-то делать, и люди, не слишком прочно укорененные, или живущие сиюминутными ценностями, или увлеченные желанием угнаться за временем, готовы отказаться - одни в большей степени, другие в меньшей - от Исповедания евангелической Церкви с его учениями об оправдании, вере, Слове и Таинствах. В их представлении Церковь не имеет никакого оправдания, когда пытается "обмотать средневековыми одеждами горло и члены еще не родившихся поколений". Само упоминание о верности Исповеданиям, с их точки зрения, бросает темную и мрачную тень на поток "жизни XX столетия". И если этот "дух XX столетия" действительно является частью пути человечества к Богу, лютеранство должно немедленно отказаться от своей верности Вере.
Но если Истина - Истина, могущая спасти человечество, - действительно была дана свыше, а не вырастает из преисподней; если Бог действительно обратился к людям в полноту времени; если действительно посреди всех меняющихся принципов есть один твердый и неизменный; если эта нынешняя эпоха - действительно не единственное, что нужно принимать во внимание, но существует накопленный опыт всех эпох; если Бог действительно даровал нам не только истины, которые мы обнаруживаем сегодня, но и Евангелие, открытое много лет назад, - тогда лютеранство, отказавшееся от неуклюжих доспехов средневекового Рима, но сохранившее посох, пращу и камень древних времен, существует в этом мире - без претензий, без пышности и красивых одежд, но также и без страха, сильное в страхе и любви к Богу, - для того, чтобы сражаться с любым великаном, будь то агрессивно-пелагианское общество или благовоспитанный богослов-гуманист. Лютеранство не ведет разрушительную войну с помощью критики или порождения в людях сомнений, оно не вступает в союз с более мощными силами, оно не заключает сепаратный мир с философиями, которые ему угрожают. Оно также не пытается отстаивать и внедрять в мир свои принципы истины с помощью закона, светского законодательства, общественного влияния или приятных слуху доводов. Единственное оружие, заложенное в его пращу, живо и действенно, оно проникает даже до разделения души и духа и судит помышления и намерения сердечные. Лютеранство - это Церковь, которая ставит все, что у нее есть, на Свидетельство. Ее служение - это служение Публичного Провозглашения и Исповедания Истины, явленной во Христе Иисусе. Ее вечное дело - Проповедь Божьего Слова, чистого и в том виде, как оно дано в Писании. Она находится в этом мире, прежде всего, не для того, чтобы управлять обществом или менять его. Она здесь не для того, чтобы являть собой видимое иерархическое воплощение Царства Божьего на земле. Она существует здесь для того, чтобы провозглашать и применять к жизни Божье Слово посредством Писания, проповеди и Таинства. Это Церковь верного, постоянного и непрерывного Свидетельства об Истине. И потому источник ее Свидетельства, Слово Божье, и стандарт ее Свидетельства, Исповедания, являются для нее главным. И она готова - и должна быть готова, если не желает умереть, - хранить и отстаивать свой Конфессиональный Принцип.
— Theodore E. Schmauk. The Confessional Principle and The Confessions of the Lutheran Church (1911), Introduction, pp. x-xiii