Давеча один хороший знакомый сообщил, что по какому-то проводному белорусскому радио (!) мое светлое имя помянули всуе. Назвали радетелем цензуры. Я тогда посмеялся да забыл. Но сегодня понял, что право белорусское проводное радио. Я за цензуру.
[405x286]В дневнике Дины Сабитовой цитируется вот такой ужос:
Соска моя, соска,
Я тебя люблю.
Папа папироску,
А я тебя курю.
Это, на секундочку, из сборника Любимые стихи для моих детей и внуков! Бог бы с ним, с литературным качеством сих виршей, но вдумайтесь в смысл! Если бы я любил конспирологию, то заподозрил бы авторов и издателей в сговоре с табачными корпорациями. Вот что теперь делать? Подавать в суд? Перспективы туманны. А вот была бы предварительная цензура — глядишь, и не прошла бы эта дрянь в печать.
Я серьезно.
Во-первых, давайте не кривляться. Цензура в том или ином виде существует везде, даже в самых раздемократических странах. Она может называться как-нибудь по-другому — политика редакции, формат или нашим читателям это не интересно — но суть неизменна. Пишущему или говорящему человеку любое СМИ или издательство может показать фигу. Не потому что написано или сказано невыразительно, не потому что неправда, даже не потому что неактуально, а — неформат, итить его. Запрет не обязательно будет исходить от правительства. Попробуйте на каком-нибудь белорусском оппозиционном сайте опубликовать статью, в котором Лукашенко не ругают.
Во-вторых, в некоторых случаях (как в приведенном выше примере) предварительный отбор и фильтрация информации просто необходим. Причем внешний, может быть, со стороны, прости господи, государства. Не знаю, какой тираж у сборника Любимые стихи для моих детей и внуков, но счет идет на тысячи. Тысячи детей, прочитав стишок, на всю жизнь запомнят: сигарета — это как соска. Ничего страшного, наоборот, ее можно даже любить! Хорошо еще, что стишки плохие, меньше разрушительное действие. А если завтра кто-то гениально напишет для детишек про благородного арийца, который справедливо расстрелял семью черножопых? Да, наверное, потом последует суд и конфискация издания, но кто будет лечить вывих в детских мозгах?
В-третьих, цензура для писателя даже полезна. Она дисциплинирует, заставляет усиленно вращать мозгами, искать аллюзии, балансировать на грани. Ведь, если вдуматься, главная задача литературы — говорить о вещах, не называя их. Может быть, не случайно золотой век любой национальной литературы пришелся на времена, когда цензура процветала.
В-четвертых, абсолютная цензура парадоксальным образом вредит тому, кто ее ввел. Например, когда нынешним летом на белорусских улицах лютовала цензура действий (нельзя было даже молча ходить и хлопать), чем это закончилось? На главном празднике страны речь Президента прошла в мертвой тишине! На мой вкус, это блестящая победа движения Революции через социальные сети. Может быть, и единственная. (Кстати, даже абсолютные монархи старались держать при себе шута, на которого цензура не распространялась — это позволяло сохранять адекватность. Даже Иван Грозный не трогал юродивых. А вот наш Александр Григорьевич к любой насмешке в свой величественный адрес относится болезненно. Может, поэтому и утерял окончательно чувство реальности?)
В общем, есть у цензуры свои плюсы. Единственное, чего не хочется — тотальной политической цензуры, как в СССР. Впрочем, теперь она и невозможна. Всегда можно найти СМИ или издательство, которое тебя напечатает.
А то, что, например, этот текст никогда не появится в Советской Белоруссии, так оно и к лучшему
[показать]