Он сидел на жестком и неуютном диване и что-то пытался писать. Он нервно грыз ручку, временами брался за гитару, что-то мурлыкал, потом мотал головой,
отбрасывал гитару, брал ручку, перечеркивал все к чертям, писал снова. Сегодня стихи не катили, да и настроение было не ахти..
Противная, бессолнечная духота наваливалась на Него грязными тяжелыми потоками. Диван, пропахший пылью и потом душил Его...
Он умирал. Он задыхался и ничего не мог с этим поделать. Ему хотелось плакать, но слезы выела тошнотворная пыль. Ему хотелось кричать, кричать
что есть мочи, но горло пересохло.
Он молил небо, сбросить хоть каплю, хоть росинку, но небо угрюмо смотрело на него, пряча Солнце за пазухой. Он почти чувствовал, что и Солнце там,
за облаками, задыхается, стучится о стенки, хочет выйти. Умереть, но только не слышать этой тишины, умереть, но не видеть этого ничто.
Словно сжалясь над его мучениями луч солнца, наконец протиснувшийся из-за облаков, ласково, но осторожно погладил Его по лицу. Он закрыл глаза
и улыбнулся. Тогда, словно осмелев, солнце выглянуло полностью. И комната залилась красновато-желтым светом.
Внезапно, вдалеке послышался грохот. Веселый и радостный, он прокатился по мостовой, прыгая по булыжникам, по домам, дребезжа стеклами.
Он, не веря своим ушам, подбежал к окну. И увидел прекрасную картину: крупные капли дождя, переливаясь в лучах вечернего солнца, шлепались
о стекло, о дорогу, подбодряя прохожих, о стены домов, о детские грибки.
Это был дождь. Он гнал с улиц духоту, и та, недовольно ворча, уступала ему место.
Он открыл окно. Дождь ворвался в квартиру, задрав занавески. Он уронил гитару, разбросал листки, распахнул настежь дверь. А Он стоял, в растегнутой
рубашке, вода стекала по груди его, солнце трепетало в волосах... И все было хорошо. И играла над миром радуга.