Странное всё-таки это дело -- самосознание и само-понимание. Казалось бы, так на поверхности лежит порой ответ на какой-то очень важный и давно мучающий вопрос... Ну, просто перед носом -- а ты его не видишь. И приходится проделывать долгий и мучительный путь к его пониманию.

Моя неуверенность в отношениях с мужчинами берёт начало в моей ненависти к отцу. Ну, положим то, что я его ненавижу -- это давным-давно не новость. Я знаю об этом по-крайней мере лет с 14-15. Но с чего она началась? Я никак не могу вспомнить.
Я помню, как он читал мне в детстве книжки. Но делал он это таким монотонным голосом, что слушать его было невыносимой тоской. Потому я гораздо чаще приставала к матери. Мать же была вечно занята швейной машинкой и отправляла меня к отцу.
Потом ещё помню, что когда я что-то рисовала или лепила, мне очень хотелось похвастаться тем, что получилось. Я звала отца, сидящего тут же с газетой, чтобы он посмотрел на моё произведение. Он, не отрываясь от газеты, говорил:"Молодец. ЗдОрово нарисовала(слепила)", а я всё время недоумевала -- как же папа видит через газету? Может у него там дырочка где-то и он через неё наблюдает за мной? Помнится, я даже несколько раз тайком от него пыталась обследовать эти проклятые газеты, но никаких дырочек, сквозь которые я сама смогла бы хоть что-то разглядеть, мне так и не удалось обнаружить.
Каждый год на 1 Мая мы с отцом ездили в центр города на демонстрации. Мать с нами ездила редко, т.к. после демонстрации обычно собирались гости и мать весь день торчала на кухне, готовила праздничный стол.
Я помню, что отец надувал мне 5-6 шариков, которые мать совала мне в карман перед выходом. Я топала, размахивая флажком, который тоже обычно мать покупала. Когда мы проходили через площадь Ленина, отец сажал меня к себе на плечи. Но вот чего я никогда не могла понять -- это откуда остальные дети брали эти веточки вербы, украшенные бумажными цветами. Я столько раз просила отца достать мне хотя бы одну такую веточку, но он всё время отговаривался, что у них на работе этих веточек не делают. Я никак не могла понять -- ведь вот же целыми семьями люди несли эти веточки просто букетами. И ведь это его же сотрудники... Я начинала ныть. Несколько раз, по-моему, я даже расплакалась от обиды и кто-то из его знакомых пару раз подарил мне одну-две такие веточки и я невероятно счастливая, что и мне, наконец-то, досталось такое богатство, приносила их домой и ставила в воду, а потом смотрела как начинали колоситься вчерашние мохнушки и отлетали под распускающимися листьями почки.
Помню, что после демонстрации я шла по улице и оглядывала все обочины в надежде найти несколько этих веточек. Всё-таки подбирать с полу было не так стыдно, чем плакать и получать их от какой-нибудь жалостливой тётеньки. Тем более, что я за слезами никогда не запоминала лиц этих женщин, но когда потом приходила к отцу на работу за ключом от квартиры или ещё за чем-нибудь, они всегда останавливали меня в коридорах и удивлялись, как сильно я выросла с прошлого года. Мало того, что эти восклицания заставляли меня чувствовать себя совершенно идиотски, так меня ещё и постоянно смущало, что я никак не могла вспомнить ни где я с ними познакомилась, ни их имён, ни даже их лиц я не помнила.
Да и с шариками тоже довольно скоро веселье закончилось... Наверное, мне было года четыре, когда сначала мама забыла купить эти несчастные шарики и сказала отцу, чтобы купили по дороге. Но сколько я ни просила, мы так и не зашли не в один магазин. Отец всё время отговаривался, что всё равно все шарики уже раскупили и не сможем ничего найти. Уже на демонстрации опять же кто-то из его знакомых подарил мне пару шариков... Я сейчас даже не смогу описать это чувство обиды и унижения. Обиды от того, что шариков было только один или два и были они самых нелюбимых цветов -- какие-то темно-синие и зелёные, вместо весёлых красных, жёлтых и оранжевых. И с какой же завистью я смотрела на счастливых детей, которых папы несли на плечах и в руках у которых были целые связки разноцветных весёлых шариков, флажков и тех самых веточек вербы с цветами!!! Меня в тот год папа впервые не посадил к себе на плечи. Только когда уже проходили перед трибунами и я, изрядно устав от многочасового топания между взрослыми пальто, начала отставать и опять же ныть, кто-то из отцовских сотрудников удивился, почему отец не посадит меня к себе на плечи, он всё-так поднял меня.
С тех пор он больше не покупал мне шариков и не надувал их...