Боль в груди, комок в горле – почти до рвоты, темное пиво и горка окурков. Четыре стены, стул и ты за моей спиной, кладешь руки мне на плечи, проводишь ладонью по щеке, большим пальцем смазываешь губы.

 Любовь? Я шла до конца. За пару месяцев до смерти я поняла, что так надо было жить всегда – без тормозов, плача навзрыд, смеясь во весь голос; плевать на раны, шагать по чудесам. С пистолетом у виска, я не собиралась просить прощения у тех, кто все равно скоро меня забудет. Проживите мою жизнь – старый унитаз, спустивший в себя литры блевотины, вранья, смерти, бредовых надежд, глупых утешений, ненависти, души-инвалиды, глухие истерики – тогда вы на самом деле поймете, что жить надо именно так.

 Ты прижимаешь к себе мое лицо, одними губами шепчешь: «Останься».

 Я – тот мир, который у тебя есть и который ты теряешь. Медленный танец под странную песню, при свете теплой настольной лампы, с открытой форточкой. Ты не забудешь меня просто потому, что ни с кем кроме меня не будешь счастлив. Дело не в том, что ты убил меня; я тебя простила, а ты меня любишь. Просто я ничего никому не обещала.

 Шепчешь: «Люблю».

 Я улыбаюсь. Слишком человеческий мир, несовершенный: здесь все продается, но не все можно купить.

 На бледной ладони ты протягиваешь мне два обручальных кольца, нервно надеваешь одно мне на палец, заглядываешь мне в глаза. Обручая тебя собой, я вдруг вспомнила, что нам суждено всегда быть вместе.

 Я успела прострелить себе голову, прежде чем поняла, что оставила в обойме патрон для тебя.