Седьмая серия

(Начинается со слов «прошел год», не указываемых автором в связи с кризисом жанра и надеждой на счастливое завтра.)
Ичи и Бьякуя сидели на давно уже облюбованном ими подоконнике и пили чай. Пили они его на первый взгляд абсолютно спокойно, чинно и одухотворенно. Что, естественно, не укладывалось в пустых головах их почтенных супругов, которые, подозревая коварную измену, то и дело засовывали буйные свои вышеупомянутые части тел то в дверь, то в окно, то в щелку в одной из стен. Куросаки и Кучики, тихо закипая и телепатически обсуждая планы кровавой мести, цедили несчастный остывший чай с видимостью полной аристократичности. И так повторялось изо дня в день уже целый месяц.
- И это при том, что об армии мужиков моего репейника ходят такие легенды, что мне хочется-таки перековать свой кенсейкан в пояс верности! – прошипел брюнет, с трудом сдерживаясь, чтобы не метнуть свою чашку в голову благоверному (или благоневерному?) супругу. Для успокоения он покачивал взад-вперед ступней, обутой в плюшевый тапок, отдаленно напоминающий зайчика. Свадебный подарок Рукии, между прочим. Хэнд-мейд. Естественно, как всегда, не отличающийся особой эстетичностью. Зато при желании им очень здорово мыть пол.
- У твоего хотя бы только мужиков. А Кеске, зараза такая, еще и бабник конченый! – мрачно возвестил Ичиго, заметив на горизонте знакомую до боли кое-где блондинистую макушку. Раньше он бы, конечно, не стал сдерживаться и втемяшил по этой самой макушке блюдцем, а лучше сковородкой, да вот только год общения с Бьякуей превратил его местами в законченного эстета. Зато теперь стало прикольно – выведешь всех из себя, а потом сидишь, аки скульптура изо льда. А особенно классно, когда одну половину присутствующих доведешь ты, а другую – капитан шестого отряда, и при этом сами злодеятели совершенно безмятежны. Впрочем, Бьякуся тоже понахватался от Ичи всяких премудростей, и теперь вил из Ренджи веревки, ругался с сестренкой до потери голоса и замыкался временами в себе. Правда, Хичи у него не было и ментальный массаж ему никто не делал, но это уже проза жизни.
- Была бы жива моя матушка или отец – собрал бы вещи и уехал к родителям... – тяжело вздохнул Кучики и положил голову на плечо приятелю. Ичиго сочувствующе посмотрел на него. Правда, не успел Бьякуя даже расслабиться, как дверь стремительно распахнулась и в комнату влетел Абараи, негодуя и буйствуя.
- Какого хрена здесь происходит?! Бьякуя, что ты, черт возьми, делаешь здесь с этим придурком?! – не успел красноволосый закончить свою тираду, как в конец выведенный из себя брюнет взвился и взбесившейся кошкой бросился на него.
- Ты достал меня уже, гребанный репейник!Какого хрена я гроблю на тебя свои лучшие годы и трачу свои священные и тончайшие нервы?! Сколько можно надо мной издеваться, членоголовая зараза?!! Да ты бы молчал себе лучше в тряпочку, яйценосный гигант! Что, перетрахал половину сейретея и думал, что я не узнаю??! Да я сейчас тебе пообрываю все, что длиннее сантиметра!!! Я тебе, блять, интимную восковую депиляцию сделаю!!! – орал Кучики, методично расцарапывая любимому лицо и выдирая клочки его длинной взлохмаченной шевелюры. К Ичиго тихо подошел Кеске и заговорщицки шепнул на ухо:
- Будь он женщиной, я бы решил, что у него ПМС...
Вот тут уже нежное и ранимое сердце Куросаки не вынесло издевательств, и с громким воплем «да ебись оно все в тумане!!!» Ичи скрылся в неизвестном направлении, напоследок громко хлопнув дверью и приведя всех в состояние легкой прострации.
- Да что я такого сказал? – недоумевал Урохара, обескураженно хлопая ресницами с такой скоростью, что немудрено было бы и взлететь.
- А просто ты, Кеске, и ты Абараи... Вы идиоты, ясно вам? – холодно бросил Бьякуя и устремился вслед за Ичиго. Оскорбленные, их вторые половинки несколько приутихли, в душе, естественно, прикидывая, как лучше вымаливать прощение – на коленях с цветами или скромненько с конфетами?