Main rating: NC-17
Sub rating: mid
Category: slash
Genre: DRF/PoV/PwP
Status: finished/full
Author: #Evidence#
Private contact: evidenceFrost@yandex.ru
Title: Старое фото

Main term: тебе, хоть ты и никогда этого не прочтёшь. И про тебя, хотя ты никогда этого и не узнаешь...

Sub term: с тобой трудно. Но я буду рядом...

Warning: HARD-PSY, DEATHFIC



Уже дует прохладный ветер, уже несутся по серому потёртому асфальту сухие листья. Жёлтые, алые, яркие краски, шуршат и ломаются, как пергамент под ногами. Светлое серо-голубое небо над головой, мягкие лёгкие перистые облака медленно ползут над головой к горизонту, и прозрачная влажная дымка мягко танцует в этом прозрачном воздухе. Длинные тонкие ветви деревьев подобно старым иссохшим пальцам тянутся в прохладную пустоту. Ряд старых чугунных скамеек, пустых и забытых. Пожухлая сереющая трава, пара голубей вперевалку бродит по ней. То и дело опускают головы, тычутся клювами во влажную чёрную землю, пытаясь отыскать сухие хлебные крошки или пару семян. Серая громада города за спиной. И серая вода передо мной.
Руки стынут на ветру, я прячу их в карманы. Сажусь на сваленный ветром сухой ствол старого дуба. Зарываюсь подбородком в воротник, прикрываю глаза. Делаю глубокий вдох. Встаю и подхожу к тебе.
Ты стоишь у маленького грязного пруда, смотришь в холодную воду, по которой гоняет мелкие волны ветер. Едва заметная рябь, едва видимое движение. Намокшие, прилипшие к воде листья качаются вместе с нею, сталкиваются, склеиваются, тонут. Опускаются на дно и застывают там. На холодных серых камнях, покрытых вязким илом. На дне. На самом дне…
Начинает накрапывать дождь. Я встаю за тобой, кладу голову тебе на плечо и обхватываю твои узкие плечи. Ты не шевелишься, продолжая смотреть. Я медленно прикасаюсь своими губами к тёплой коже твоей шеи, ткнувшись носом тебе за ухом. Чуть повожу головой из стороны в сторону. Ты прикрываешь глаза, и я вижу, как по твоей щеке вниз медленно катится прозрачная тёплая слеза, оставляя влажную дорожку на бархатистой коже…
На другой стороне пруда ветер качает тонкие ветви клёна, срывая с них последние листья. Яркое облако, покрытое тонким слоем пыли, испещрённое мелкими чёрными точками, подобно стае птиц, в один короткий миг срывается с места, перемешиваются, сталкиваются, шуршат. Падают на землю, на сухую сентябрьскую траву, перекатываются подобно странным обрывкам, останавливаются, снова взлетают, снова падают. Затихают и успокаиваются, засыпают. Навсегда…
Ты медленно оборачиваешься, отводишь глаза в сторону. Смотришь в землю. Я касаюсь щекой твоей щеки, запускаю руки под расстёгнутую куртку, скольжу ими по твоей спине. Хрупкие, мелкие позвонки подобны ровному ряду камней, по которым бежит, перекатываясь и журча, ручей. Кожа – словно нагретый солнцем мокрый песок, чуть вязкий и приятный. Бархатистый, чистый, гладкий. Твоё дыхание – как дуновение лёгкого летнего бриза с океана, чуть солоноватое и терпкое. Мягкие чёрный волосы ветер бросает снопом в моё лицо, и они щекочут его, подобно волнам и мягким шелковистым брызгам. Подобно странному знамени, треплющемуся на прохладном ветру…
Ты молча поднимаешь голову, смотришь в небо. Я опускаю руки и смотрю на тебя. Бледное, усталое лицо, чуть заметные морщинки вокруг глаз. Бесконечно грустный взгляд, устремлённый в безмолвный серый холод бесконечной небесной выси. Такой тёмный и чистый. Такой твой… Щёлкает затвор. Короткая неяркая вспышка. Скрип «Полароида». Оборачиваемся оба и видим старого мужчину, прячущего фото в карман. С минуту смотрим на него, не двигаясь и почти не дыша. Сухими жёлтыми пальцами он достаёт фотографию и протягивает мне. На ней я смотрю на тебя. Ты смотришь в небо…
– Том, я поступил! – ты вбежал в мою комнату, чуть не снеся дверь и размахивая жёлтым конвертом. Закружился на одной ноге, что-то напевая себе под нос, и рухнул на мою кровать. Странно, но даже сейчас ты не выглядел на свой возраст – так ты был похож на ребёнка.
– Поздравляю, – нашёл силы выдохнуть я и натянуто улыбнулся.
– Томми… что-то не так? – твои глаза внезапно стали грустными и блестящими от готовых прорваться слёз, а губы заметно задрожали.
– Нет, Билли. Всё в норме. Просто… мне до сих пор трудно.
– Том, но мы же уже это обсудили? Это два года. Всего два! Я буду приезжать на каникулы и просто… Буду звонить. Каждый день буду звонить. Том?
Ты ведь действительно хотел этого. Буквально мечтал. Что мне оставалось делать? Держать тебя? Что бы это дало? Что бы изменилось? Ты бы был рядом со мной, но не был бы счастлив…
– Я понимаю, Билли. Просто я ещё до конца не привык…
– Я люблю тебя, Том. Правда люблю. И мне тоже не легко. Но я так хочу этого… Так хочу… Всего два года…
– Я тоже тебя люблю, Билл. Иди ко мне…
Я ложусь рядом, гашу свет, и комната погружается во мрак. Медленно стягиваю с тебя футболку, провожу руками по твоей шее, и ты запрокидываешь голову назад, прикрываешь глаза. Переворачиваю тебя на спину, расстёгиваю ремень твоих джинсов, но ты останавливаешь меня.
– Подожди… – шепчешь ты, – сегодня я хочу по-другому…
Ты обхватываешь руками мои плечи, чуть сжимая и массируя их. Нависаешь надо мной, прикасаешься кончиком носа к моему, впиваешься губами в губы, проталкиваешь язык в мой рот… Я почти не дышу, боясь сойти с ума от твоего запаха, от твоего тепла. Отрываю свои губы от твоих, смотрю в слегка влажные глаза. Ты виновато опускаешь ресницы, чуть всхлипываешь, прижимаясь губами к моей шее. Чуть кусаешь кожу, оставляешь розоватый засос. Руками скользишь по моим бёдрам, находишь молнию, расстёгиваешь. Поднимаешься на руках, садишься на колени, снимая с меня футболку. Прижимаешься своим горячим торсом к моей груди, кусаешь за мочку уха. Левой рукой скользишь по животу, проталкиваешь пальцы под резинку трусов. Я закрываю глаза, почти растворяюсь в тебе – в твоём дыхании, движениях, касаниях, звуках… А ты уже мягко поглаживаешь мой возбуждённый член, и каждый миллиметр моего тела подаётся навстречу приносимому тобой блаженству…
Медленно снимаешь с меня джинсы вместе с трусами, освобождая мою плоть. Обнажаешься сам, кладёшь свои руки мне на бёдра, скользишь ладонями к паху… Дыхание сбивается, а перед глазами стоит чёрная пелена. Обхватываешь мой член рукой, чуть сдавливаешь и начинаешь скользить ей вверх-вниз, постепенно увеличивая темп. Усаживаешься между моих ног, широко разводя колени. Нагибаешься, что-то шепчешь на ухо… Я инстинктивно сгибаю ноги, разводя их так широко, как могу. Ты погружаешь в меня один палец, двигаешь им внутри меня, принося с этими движениями новые волны удовольствия. Вводишь второй, третий… Чуть сгибаешь их, нащупав небольшой бугорок внутри меня, и я издаю громкий стон, первый из многих этой ночью…
Аккуратно входишь, словно боясь причинить боль. Медленно, так медленно, как только можно. Наконец, ты во мне. Минутная пауза, мгновение покоя – и ты начинаешь двигаться, ударяясь своим животом в мою мошонку. Уже почти ложишься на меня, и всё, что я ещё могу разобрать, это твои сдавленные стоны мне в ухо вперемешку с моим именем…
Горячая волна твоей белой боли разливается внутри меня. Твоя рука в последний раз с силой проводит по моему члену, и я, выгнувшись тебе навстречу и пропуская тебя глубже, с громким криком брызжу себе на живот. Ты кричишь моё имя, оставляя ногтями своей левой руки глубокие ссадины на моём плече. Мягко выходишь из меня, наклоняешься над животом и слизываешь с него белые пятна моей остывающей спермы…
Я глажу тебя по спине, убираю с твоего лица налипшие, мокрые от пота волосы, а ты смотришь мне в глаза, нависнув надо мной. Из приоткрытого рта мне в лицо бьёт горячий воздух, а на губы падает тёплая солёная капля…
Я уже сижу в такси, когда ты выходишь из дома. Через плечо перекинута плотная дорожная сумка, на глазах – тёмные очки. Перед дверью машины ты оборачиваешься и смотришь на наш дом. Пробегаешь глазами по фасаду, по окнам, вглядываешься в их пыльную зеркальную поверхность. Поворачиваешь голову направо и смотришь на летнюю конуру Скотти. Поднимаешь руку, проводишь пальцами вдоль их нижней кромки, громко шмыгаешь носом и садишься в машину. Всю дорогу ты молчишь, думая о чём-то своём. Смотришь в окно, что-то рисуя на его матовой прозрачной поверхности. Вдруг ты просишь водителя остановиться и подождать тебя здесь. Выходишь из машины и быстрым шагом идёшь в старый парк. Я выхожу следом, иду за тобой. Мелкая брусчатка блестит от начинающегося дождя, тут и там лежат горы сухих листьев. На траве, на земле, на деревьях – везде толстый слой серой пыли. Над головой – серой небо. Длинные тонкие ветви деревьев, подобно скрюченным старым пальцам, тянутся в холодную пустоту.
Ты стоишь у воды, опустив голову вниз. Очки торчат из кармана чёрной куртки. Начинает накрапывать дождь, а ты всё стоишь и смотришь на холодную воду, по которой гоняет листья холодный осенний ветер…
Мы сидим на скамейке, одни в этом старом парке. В моей руке – это фото, на котором мы вместе. Я протягиваю его тебе. Ты отрицательно киваешь головой.
– Не надо, Том… Оставь себе… Будет, что вспомнить…
Я прячу фото в карман, застёгиваю куртку. Смотрю на тебя. Ты улетаешь через полчаса. Точка. Всё решено. Для тебя. Для меня. Не мог же я держать тебя? Да и зачем?..
Дождь начинает лить сильнее, и вскоре холодная вода уже рушится с неба сплошной ледяной стеной. Ты встаёшь, смотришь в небо, а по твоему лицу текут крупные струи, и я не могу понять, слёзы это или дождь.
– Не провожай меня, Том, не надо. Так будет лучше…
Я пытаюсь что-то сказать, но ты уже быстро идёшь к машине. Пара секунд, и твой силуэт навсегда растворяется за стеной из дождя…
Я бродил под дождём до глубокой ночи. Пришёл домой, не раздеваясь, рухнул в пустую кровать и заплакал. Достал из кармана вымокшее фото, гладил твои волосы, лицо…
Твой самолёт рухнул в Беркли, не долетев до Лондона. В живых никого не осталось. Я узнал об этом спустя две недели – всё это время я провёл в больнице с воспалением лёгких…
С годами краски на этом фото поблекли, выцвели и чуть стёрлись. Листья посерели, я постарел… Ты остался тем же… Но не поблекли краски в моей памяти. Я до сих пор помню тот день и нашу последнюю ночь в мельчайших подробностях… Но фото… Там совсем другой мир. Другие мы. Там я смотрю на тебя. Ты смотришь в небо…