Треснувший бокал на столе. Ночь. Будто паук, домашнее насекомое, самый близкий друг, самый близкий враг, в надежде тайной и несмелой соткал свою серебристую паутину на стенке бокала. И искрится она острыми изгибами, порезать норовит, бессмысленная, будто в степи пустой протянутая трясущаяся рука нищего, молящая о черствой крошке чужого, сытного, теплого – другого. Фонарь заглядывает в окно в вечной борьбе с тяжелыми шторами за свое место на столе, тысячу лет назад обретенное, ледяным светом белым нагретое за тысячу ночей. Старый друг, спасибо, что и ты заглянул, как всегда – вечный беженец улицы, бездомный жилец дома за номером ноль, как мы, как я. А мы за окном оставили вопли и визг огней, и низкое шипение мокрого асфальта, рычание воздуха – кислородосодержащего газа, хриплый кашель человекосодержащих зверей о двух ногах, о сотне сердец, их крики и их влажный, быстрорастворимый смех, и синтетическое тепло их тел, завёрнутых в шкуры братьев меньших, больших и средних, затянутых в чужую кожу, в чужое мясо, в чужие кости…
Шлейф из лохмотьев за нами тянется, пожалуй, с края мира и с сотворения слова, между бесконечных зоопарков, петляет, шарахается цепочка следов, уворачиваясь от ядовитых когтей и горящих алым глаз.
Мы с ветром молча смотрим в окно, что видит ветер там – загадка. Я с недоверием разглядываю свои ноги – бледную и дрожащую правую и бесполезную, неподвижную левую. Когда-то, тысячи ночей назад, высекая искры из мокрой мостовой, в тяжелых сапогах, с ветром за руку, мы шагали, свободные, легкие, вечные – вверх! И волосы, желто-серые нынче, замерзшими ручьями неподвижно стекающие, ищущие дорогу среди морщин, в те времена развевались в морозном воздухе, ветру покорны. Ветер тоже помнит. Тихо треплет обмелевшие седые ручейки. Кладет невидимую руку на плечо. Искаженная тень в мутном окне, пронзенная ветвями нагой березы, занесенная мелким снегом – я ли это? Сколько же воды утекло из наполовину полного стакана с серебристой паутинкой-трещинкой? Ветер нежно треплет волосы, он знает, тихо шепчет – терпи, зажмурься и молчи и жди, как завещано, ты просто замерз. Пусть будет больно и немного смешно – и в ответ на кривую усмешку остывающих губ отзовется воем яростным Северный ветер, последней, дикой песней.