Это цитата сообщения транжИрка Оригинальное сообщение

Избыток вкуса отбивает вкус В моем детстве у нас семья была немножко странная, наверное, с точки зрения среднего обывателя - у нас на столе стояла вазочка с конфетами и печеньем, в любое время можно было брать, и никто не спрашивал и не пересчитывал, сколько съел - все твое. В результате вазочка опустошалась нечасто, а мы с братом выросли со спокойным отношением к сладкому, и срывы с диеты у меня бывают отнюдь не на пирожные. К пирожным, кстати, я тоже отношусь спокойно, люблю, но могу не покупать, если не хочется, хотя как раз пирожных в детстве мне практически не доставалось, родители с работы возвращались тогда, когда торты и пирожные были раскуплены, и я не знала, чего я лишена. В первом классе, когда пошла в школу, я с удивлением узнала, что все дети поголовно любят торт "Прага", пирожное "картошка" и печенье "муравейник", а я о них даже не слышала. На детских днях рождения в борьбе за маргариновые розочки я тоже не участвовала, поэтому считалась в каком-то смысле опасным человеком - не как все, и неизвестно чего от нее можно ожидать. Зато когда ко мне приходили в гости другие дети, наша вазочка мгновенно опустошалась, мне было даже как-то неудобно смотреть на то, как приличные с виду дети, алчно пожирали все подряд, не успевая прожевать и проглотить как следует, трясущимися руками срывая фантики. За пределами дома я видела совсем другое отношение к сладкому, и оно меня всегда удивляло. В некоторых семьях все сладкое пряталось под замок, и мои друзья детства методично обшаривали дом в поисках заначек. Найденное истреблялось, что вызывало наказание, перепрятывание и новые поиски. В других семьях сладкое выдавалось как поощрение, за особые заслуги, и дети, оставшись наедине со сладеньким, тоже не могли остановиться. И сейчас иногда мои приятельницы и знакомые сетуют, что ребенок теряет рассудок при виде конфет, ворует из шкафа, или не может остановиться, не съев все, или со слезами выпрашивает еще конфетку. В кино я тоже иногда вижу женщин, съедающих за один раз упаковку мороженого или коробку конфет, я в такое не верю, но если оно действительно бывает, то это наверняка те девочки, чьи родители из лучших побуждений прятали от них конфеты и печенье. Если я научилась чему-то хорошему в отчем доме, так это борьбе с искушениями. Для меня сладкое никогда не была запретным плодом, поэтому никогда не был настолько желанным. Моя мать считала - если человек чего-то хочет, надо ему этого дать столько, сколько надо, чтобы больше не хотелось. Лишить покрова тайны, сделать запретный плод доступным и неинтересным. Меня не ограничивали ни в сладком, ни в телевизоре, ни в прогулках - делай что хочешь, но чтобы уроки сделаны и в семь часов дома. С возрастом я продлила комендантский час до одиннадцати, но и тогда никто меня ни о чем не спрашивал. Это не помешало мне закончить техникум, пусть и не с самыми хорошими отметками, а вот некоторые мамины дочки до выпуска не дошли, сорвались в загулы, словно пытаясь компенсировать за долгие годы беспрекословного послушания. С тех пор я считаю жадность во всех ее проявлениях плодом неразумных ограничений. Иногда, конечно, неразумные ограничения идут от бедности, когда съеденая одним лишняя котлета означает, что кто-то другой останется без ужина, или во имя здоровья, но гораздо чаще родители ограничивают детей во имя каких-то своих странных педагогических целей. Одна моя неблизкая родственница, внучка моей двоюродной тетки, росла в семье, где отец считал, что девочку баловать нельзя, чтобы не выросла шлюхой. Эту мою несчастную кузину не пускали в кино, не водили в музеи, ей не покупали красивую одежду - у нее всегда были только школьная форма, и один какой-нибудь комплект на сезон, "нечего шляться, пусть дома сидит". Мы ходили к ним гости только когда ее отец был в отъезде, потому что он считал, что меня надо бить до полусмерти - я ходила в кино одна, сама ездила по городу, читала книжки и имела свое мнение. Пару раз он пытался спасти мою душу офицерским ремнем, так что мы общались только с женской частью семейства. Я считаю, при таком душеспасительном воспитании и в школу не надо было пускать, потому что там несчастная видела нормальных девочек, с сережками в проколотых ушах, в красивых туфлях, с польским блеском на губах. Света очень хотела быть как все, и она начала понемножку подворовывать у одноклассниц. У кого заколку, у кого блеск для губ, у кого календарик. Она не могла все это носить, но очень хотела иметь, поэтому на нее никто никогда не подумал, она прятала украденное в разных местах, и тайком любовалась на это. В девятнадцать ее поймали с поличным - она тащила кошелек у преподавательницы из сумки. Ей пришлось уйти из техникума, а папаша сломал ей руку в процессе научения уму-разуму. Эта история практически как Эзоп и Лафонтен по поучительности, с моралью "не надо консервировать запретный плод". Так что я и сейчас продолжаю родительскую практику - на полке лежит шоколад, дети сами определяют сколько они съедят. Иногда мне кажется, что они немножко увлеклись, и я могу себе позволить немножко побрюзжать, что надо бы поменьше налегать на сладкое, и тогда они послушно убирают сладкое, и едят взамен что-нибудь полезное. Пока что никто из них не съедал столько, чтобы я начала волноваться на медицинском уровне, они едят его в разумных количествах, не больше тех детей, кому сладкое выдают. Не будь ни расточителем, ни скрягой: Лишь в чувстве меры истинное благо.