[250x367] Евгений Михайлович Винокуров (1925 — 1993)

* * * ДИТЯ Есть внутренняя музыка души... Она как память о полузабытом, Она как дальний шум. Не заглуши Ее с годами буднями и бытом! Она таится в глубине, светя Порой в случайном слове, в слабом жесте. Ее имеют многие. Дитя Лишь обладает ею в совершенстве. (1962) Евгений Винокуров

Русский поэт. Стихи о людях военного поколения, об их духовном возмужании.
Тяготеет к философской лирике. Сборники "Лицо человеческое" (1960), "Слово" (1962), "Контрасты" (1975), "Жребий" (1978), "Бытие" (1982), "Ипостась" (1984).
Поэма "На Запад" (1981). Переводы. Государственная премия СССР (1987).

ЛЮБИМЫЕ Характер всех любимых одинаков! Веселые, они вдруг загрустят, Отревновав, отмучившись, отплакав, Они угомонятся и простят, И зацелуют. Не дадут покою! Руками шею крепко обовьют. Взглянув в глаза,          к щеке прильнут щекою, Затормошат. Любимым — назовут! Но лишь попробуй встретить их сурово, Лишь руку осторожно отстрани, Скажи: «Сейчас мне некогда!» — и снова На целый день надуются они. ...Нет трогательней в мире беспорядка Волос их мягких в тот рассветный час, Когда они доверчиво и сладко Спят, разметавшись, на руке у нас. Любимые! Когда мы уезжали, Нас, юных, мешковатых и худых, Они одни средь ночи провожали По черным лужам в туфельках худых. Мы строго шли вперед. Что нам, героям, Смятенье их,— дорога далека! Они бежали за поющим строем, Стирая слезы кончиком платка. Они в ночи стояли вдоль перрона, Рыдая,          с непокрытой головой, Пока фонарь последнего вагона Не потухал за хмарью дождевой. И в час, когда на тротуарах наледь, Возвышенных достойные судеб, Они стояли, чтобы отоварить Мукою серой карточки на хлеб. И снилось нам в огне чужого края: Их комнатка — два метра в ширину,— Как, платье через голову снимая, Они стоят, готовятся ко сну. Любимых, как известно, не балуют — Два-три письма за столько лет и зим! Они прижмут к груди и зацелуют Те десять строк, что мы напишем им. Они в товарниках, по первопуткам К нам добирались в тот далекий год. С убогим узелком, они по суткам Толкались у казарменных ворот. А часовой глядел на них сурово. Любимые,          не зная про устав, Молили их пустить и часового В отчаянье хватали за рукав. Они стоять могли бы так веками, В платках тяжелых, в легких пальтецах, От частых стирок с красными руками, С любовью беспредельною в сердцах. МУЗЫКА Стихия музыки — могучая стихия. Она чем непонятней, тем сильней. Глаза мои, бездонные, сухие, Слезами наполняются при ней. Она и не видна и невесома, И мы ее в крови своей несем. Мелодии всемирная истома, Как соль в воде, растворена по всем. Покинув помещенья нежилые, Вселившись в дом высокий, как вокзал, Все духи музыки — и добрые и злые – Безумствуют, переполняя зал. Сурова нитка музыкальной пьесы – Верблюд, идущий сквозь ушко иглы! Все бесы музыки, все игровые бесы, Играючи, хотят моей игры. Есть в музыке бездумное начало, Призыв к свободе от земных оков. Она не зря лукаво обольщала Людей на протяжении веков. И женщины от музыки зверели, В поля бежали, руки заломив, Лишь только на отверстия свирели Орфей клал пальцы, заводя мотив. Но и сейчас, когда оркестр играет Свою неимоверную игру, Как нож с березы, он с людей сдирает Рассудочности твердую кору. Евгений Винокуров

ОНА Присядет есть, кусочек половиня, Прикрикнет: «Ешь!» Я сдался. Произвол! Она гремит кастрюлями, богиня. Читает книжку. Подметает пол. Бредет босая, в мой пиджак одета. Она поет на кухне поутру. Любовь? Да нет! Откуда?! Вряд ли это! А просто так:          уйдет — и я умру. (1965) * * * Я эти песни написал не сразу. Я с ними по осенней мерзлоте, С неначатыми,          по-пластунски лазил Сквозь чёрные поля на животе. Мне эти темы подсказали ноги, Уставшие в походах от дорог. Добытые с тяжёлым потом строки Я, как себя, от смерти не берёг. Их ритм простой мне был напет метелью, Задувшею костёр,          и в полночь ту Я песни грел у сердца, под шинелью Одной огромной верой в теплоту. Они бывали в деле и меж делом, Всегда со мной, как кровь моя, как плоть. Я эти песни выдумал всем телом, Решившим все невзгоды побороть. (1945) МОСКВИЧИ В полях за Вислой сонной Лежат в земле сырой Сережка с Малой Бронной И Витька с Моховой. А где-то в людном мире Который год подряд Одни в пустой квартире Их матери не спят. Свет лампы воспаленной Пылает над Москвой В окне на Малой Бронной, В окне на Моховой. Друзьям не встать. В округе Без них идет кино. Девчонки, их подруги, Все замужем давно. Пылает свод бездонный, И ночь шумит листвой Над тихой Малой Бронной, Над тихой Моховой. (1953) * * * Кто только мне советов не давал! Мне много в жизни выдалось учебы. А я все только головой кивал: — Да, да, конечно! Ясно. Ну, еще бы!.. Поднявши перст,          кто только не держал Меня за лацкан!          — Да, ага, понятно! Спасибо! Ладно!—          я не возражал: Ну что мне стоит, а ведь им приятно... — Да, да, согласен! Ой ли! Ей-же-ей! Пожалуй! Как вы правы, что ж, не скрою. Чем больше слушал я учителей, Тем больше я хотел быть сам собою. (1960) НЕ ПЛАЧЬ Ты не плачь, не плачь, не плачь. Не надо. Это только музыка! Не плачь. Это всего-навсего соната. Плачут же от бед, от неудач. Сядем на скамейку. Синевато Небо у ботинок под ледком. Это всего-навсего соната — Черный рупор в парке городском. Каплет с крыши дровяного склада. Развезло. Гуляет черный грач... Это всего-навсего соната! Я прошу: не плачь, не плачь, не плачь. (1965)