[300x452]
В колонках играет - плэер

Чарли всегда был «не от мира сего».

Но «не от мира сего» было далеко не главным его качеством – скорее, он был реальнее и приспособленное к жизни, чем все, кого я когда-либо знала.

Наши отношения с Чарли – впрочем, я сомневаюсь, что это можно назвать отношениями в привычном смысле – начались очень обыденно и по-бытовому: половина моих знакомств в Берлине завязывалась именно этим образом. Отношения эти даже и не начинались – просто он одолжил мне 20 лет назад немного мелочи у табачного киоска. Мы разговорились и обнаружили друг в друге кучу схожих качеств и предпочтений: мы оба обожали арбузы и Джони Митчел, оба презирали пьянство и иудаизм. В 1 же день нашего знакомства, после нескольких масс в ближайшем пабе и пачки Галуаз на 2 мне казалось, будто я знаю о Чарли все, хотя я и по сей день не уверена, что Чарли – настоящее имя этого чудаковатого молодого человека в соломенной шляпе и катастрофически немодных ботинках.

Мы с Чарли начали встречаться все чаще и чаще. У меня тогда были нелегкие времена – я только-только поступила в университет, денег в кармане не было по определению, попытки заработать и найти какое-нибудь литературное агентство проваливались, с каждым разом оставляя все меньше надежды на достойное будущее.

Через год наших постоянных встреч в пабе, где мы говорили обо всем на свете, Чарли предложил мне сесть на поезд до Дюссельдорфа. У него каким-то образом оказалось 2 билета – и я не стала расспрашивать, каким, а просто собрала вещи (пару блокнотов, ручек и угольный карандаш), оставила записку маме и уехала с ним.

Чарли взял с собой только гитару и большое количество новых струн, которые еле помещались в «дипломат». О его таланте по Берлине расползались слухи, обрастая новыми легендами и мифами – будто Чарли изобрёл 16-струнный инструмент. На деле же пальцы Чарли просто безо всяких медиаторов умели так летать по гитаре, что она издавала по-настоящему нечеловеческие звуки.

Приехав в Дюссельдорф, мы 2 месяца провели там, шатаясь по притонам и развлекая богатых сыновей и дочерей местных тузов легкими наркотиками, выпивкой и неприличными куплетами, исполненными под аккорды акустической гитары Чарли. Тогда такие развлечения ещё были в чести у молодежи – им хотелось от жизни всего и побольше. Мы предоставляли юным повесам возможность хорошо провести время. Они нам – временное жилье и иногда даже приличные суммы денег.

Потом мы поехали по городам и весям на поездах, пароходах и автобусах – было ещё то светлое время, когда Германия лежала на ладони, а правительству не было дела до того, по какую ты сторону от Берлинской стены. Везде мы встречали радостные лица юношей, которым можно было сбыть травку и немного водки – на этом мы неплохо зарабатывали. Я любила такую жизнь – я изредка что-нибудь писала и рисовала угольными карандашами, не особо заботясь о завтрашнем дне. Но нравилась ли такая жизнь Чарли я не знала, могла только догадываться. Но и моих догадок вполне хватило, чтобы твердо осознать - чем дальше мы с ним уедем от Берлина, тем глубже завязнем в такой жизни. За себя я не боялась – я боялась за Чарли. Он был чудаком, а таким всегда трудно найти себя в мире обычных людей.

На первый взгляд, Чарли, конечно, был самым обыкновенным мужчиной, каких тогда было много. Но внутри он был настолько ярок и необычен, что просто не поддавался каким-либо описаниям. Его внутренний мир невозможно было досконально изучить – да и не хотелось мне этого, ведь Чарли был полон всего того, чего мне понять просто не дано. Именно по этой причине я боялась его души – обычному человеку нелегко было принять ее природу. Я всегда знала о нем ровно столько, чтобы можно было сказать – «мы хорошо знакомы». Я знала его любимый цвет, размер его ботинок или предпочитаемый сорт травки. Однако же никогда я не могла похвастаться тем, что мы были как-то особенно близки, ведь я и понятия не имела о его фамилии, семье и откуда он вообще родом.

Мы, я и Чарли, провели в разъездах около 10 лет. И к тому времени, когда мы наконец оказались в Мюнхене, Германия уже превратилась в потребительский рай – там, где раньше необходимо было вставать на учёт, чтобы купить зубного порошка, нынче теснились стройные ряды импортной шведской зубной пасты.

У нас была традиция – приезжая в новый город, мы покупали арбузы и наедались ими до отвала.

Здесь, в Мюнхене, Чарли встретил Лизу, а я встретила Генри – владельца литературного агентства, которое сочло мои рассказы и сказки для детей достаточно талантливо сработанными, чтобы пустить их в печать.

Через некоторое время наши пути с Чарли разошлись – он просто однажды утром исчез из маленькой квартиры, в которой мы тогда жили. Исчезли и все его вещи, включая «дипломат», комплекты струн и гитара. Зато он оставил мне записку. «Друг – как арбуз отменно сладкий:
Ведь нужно (господи, прости!)
Их перепробовать десятки,
Чтоб что-то путное найти.»
***
Чарли, вероятно, женился на Лизе, меня же взял к себе замуж Генри. Теперь у меня есть муж, пристойный дом в центре Мюнхена и овчарка по имени Рудольф.

А недавно я встретила Чарли и беременную Лизу в магазине для родителей. Я заходила туда покупать детское питание, которое Руди очень любил. Лиза и Чарли выбирали коляску.
Я пулей выбежала из магазина, стараясь вести себя так, чтобы Чарли и Лиза меня не заметили.
Мне почему-то стало очень стыдно за то, что мы вместе сделали с Чарли, за то, что я с ним сделала.