В колонках играет - OST
Настроение сейчас - еще так весело никогда так не было

Не думаю вовсе. Как прежде живу.
Вдоль Леты июль пролетает...
Туман тяжелеет, ложится в траву
и вместе с травой прорастает.

Легко на пленэре от дел вдалеке.
А там за оврагом, полого
в кустах тополиных, сыром ивняке
к воде подступает осока.

И день между облаком и ивняком
по-летнему звонок и светел.
Прохватит до дрожи, пронзит сквозняком
силлабо-тонический ветер.

Оскомина скулы сведет.
Впопыхах,
с чего бы нытье за грудиной?
О роще, о лете, об этих стихах,
об этой тоске голубиной.

Я тоже размеренно и невпопад
миную сомнений прогалы.
Пусть ночь - это темень, а день - солнцепад,
разлука надолго - вокзалы.

Печаль навсегда - да не дай-то... постой!
Во тьме пусть увязнет и сгинет.
Пусть те, кто остался, пребудут со мной
и дар мой меня не покинет.

И роще в июле, покуда живу,
и небу над темным заливом
вечерним туманом ложиться в траву
и вновь прорастать терпеливо.




В затылок
мы вместе идем по дороге,
вперед безоглядно спешим,
хотя и живем-то у моря, в итоге,
у пресного моря, в глуши.

Куда торопиться, когда половицы
от летней поют немоты.
Слагаются песни, являются лица
из вечной сырой темноты.

Вот так,
ни с того ни с сего, слава богу,
рождается рифма, и слог
густеющей прозы буравит дорогу
сквозь тело страниц в эпилог,

где снега по пояс, и быстрые сани,
и птица над степью кружит...
где, может, и сами эпитетом станем
у синего моря, в глуши.




В дареной глуши благодарен судьбе
за эту провинцию - вени и види,
где Цезаря вовсе не чуял в себе,
а просто пришел в этот мир и увидел

вишневую блажь приднепровских садов,
что, в общем, родней и привычней пределов
земли ханаанской страны праотцов.
Наверное, - ересь, но что же поделать?

В дареной провинции пчелы гудят,
и тесть-пчеловод медогонкой грохочет.
Июль наступает... К обедне звонят... -
продолжить хочу, но цитата не хочет

вместить в этот строй пресловутый хамсин...
И мед проливается платой усильям
не тысячи крыльев прозрачных и спин, -
за сим миллионы, что тайну носили.

Вот так, не у моря, в забытой глуши,
в день летний, девятый - с кутьей и обедом,
я сам для себя безвозвратно решил,
что никуда, никуда не уеду.

...От ветра с востока поют ковыли
для тех, кто остался, вовеки и ныне...
Как будто бы плещется море вдали -
накатит, отхлынет и снова нахлынет.




Разбросав шершавую шелковицу
по июльским сонным деревам,
лето, словно ветреная школьница,
обещанья шлет выпускникам.

Мол, все будет, дайте только времечко...
Но, глядишь, и выщерблен порог,
и другие мысли тешат темечко,
и другим делам отпущен срок.

И лилово-сочной арифметикой
смуглые колени исписав,
лето с этой солнечной отметиной
сквозь листву уносится стремглав.

Ах, какая грустная ирония,
ах, как сердце к вечеру болит.
Что осталось - ночь и межсезоние,
где звезда с звездою говорит.

Душу отпускает бес усталости,
врет поди, - полжизни впереди.
Да из горла песню, что осталась мне,
тянет, словно ладанку с груди.

[700x525]