Она стояла на мосту, стояла совсем одна и совсем по середине моста. Шел проливной дождь. Скорее это был ливень, что было ей на руку. Потому что она стояла и просто ревела. Ревела так, как никогда еще не приходилось. Слезы смешивались на щеках с каплями дождя и катились вниз по шее, на плащ, впитывались в платье и заливались в туфли. Теперь она была насквозь пропитана слезами и дождем. Никого в округе видно не было. Скорее всего, на самом деле в такой дождь никто, кроме нее не появился бы на улице. Но, даже, если бы кто-то и проходил мимо моста по берегу, его все равно не было бы видно из-за стены ливня. Она могла кричать, рыдать, даже повыть немного как маленький волчонок, все равно никто бы ее не услышал. Сейчас она была наедине с собой и ветром, с собой и дождем. Она выплакивала все слезы, что накопились в ее глазах за время непрерывного счастья. Все те слезы, что понемногу могли бы иногда проливаться и ранить не так больно. Но плакать для нее повода не было… как ей казалось. Сейчас же она понимала, что можно было плакать каждый день весь тот период ее жизни, когда она была самым счастливым человеком на земле. Можно было плакать, знай она то, что счастлива обману и лицемерию. Обману не простому, не тому когда обсчитывают в магазине. А обману, который на долго откладывает свой отпечаток в сердце.

Она молчала, не издавала ни звука, хотя воздуха порой уже не хватало, так сдавливали горло слезы. Только иногда можно было заметить легкую дрожь по ее спине, когда воздух рывками врывался в ее легкие, чтобы можно было сделать новый вздох. Она дышала. Ей всегда нравилось дышать. Она всегда любила воздух и жизнь. Ее всегда называли жизнерадостным, жизнелюбивым человеком. Девочка-улыбка. Так ее называли все, кто был с ней, не сговариваясь. А сегодня она была самая несчастная на планете. Во всяком случае, так ей казалось. Проносилось много мыслей в голове, воспоминания, голоса, смех, радость, встречи, неудачи, обиды, огорчения, слезы, разрушения. И все это на столько начинало давить на нее, что хотелось взобраться на поручни моста, расправить крылья, которых не придумала для нее природа, упасть в реку и уплыть туда, где никто ее не будет знать, где даже она сама себя на века забудет. Где она ничего уже не будет чувствовать. Но тут же перед глазами возникали те, кто ждал ее всегда, в любой момент. Те, кто всегда улыбался, глядя на нее, потому что именно эта девочка внушала уверенность в следующем шаге и одаривала такими улыбками, которые порой приходят только во сне. Для них глаза девочки-улыбки были смыслом жизни, потому что они всегда светились изнутри и дарили желание жить вечно. Она не могла так просто махнуть на всех рукой, предать тех, кто не сможет жить без нее, для кого жизнь потеряет всякий смысл.

Она стояла… стояла очень долго. Пока кто-то не подошел к ней со спины. Кто-то, кого она почувствовала, еще когда тот поднимался на мост с берега. Кто-то, кого она не могла видеть, но могла чувствовать всегда. Когда было очень радостно, он был рядом и радовался с ней. Когда было очень грустно, он был рядом и, обнимая ее своими крыльями, успокаивал ее. Сегодня он не мог просто обнимать ее крыльями, сегодня это ничего бы не дало, кроме как того, что крылья насквозь пропитались бы  слезами. Сегодня ему нужно было появиться с ней рядом, чтобы она могла почувствовать не только его тепло, но и узнать, что он на самом деле всегда рядом с ней и что если бы не он, было бы еще тяжелей. Он подошел, взял ее руки, прижал их к ней спереди и обнял ее так крепко, что было сил. И он говорил с ней, говорил очень долго и очень тихо. Так тихо, что могла слышать только она. И никто больше. Даже ветер с дождем не могли разобрать его слов. Только она могла слышать и слушать его слова, его голос. Они еще долго стояли вместе и смотрели на лучистую лазурь реки. Дождь прекратил, только редкие капельки скатывались еще с некоторых деревьев в реку. Солнце высушило ее щеки, и все капли слез испарились с ее плаща, а туфли, а туфли были еще сырыми, но это было только напоминание о дожде, не о слезах. Потому что теперь, когда он был так близко, уже не нужно было плакать. Потому что он всегда появляется, когда очень плохо, отчего становится очень хорошо. Она спокойно дышала, спина уже не вздрагивала от резких толчков воздуха в легких. Кислород спокойно проникал внутрь нее. Как только он почувствовал спокойствие в ее сердце, он легонько отпустил ее руки и исчез. Но он не исчез совсем, он всегда будет и есть рядом с ней. И она не оборачивалась, чтобы убедиться в том, что никого нет сзади. Она знала, что он рядом всегда…