Этот отвратительный, сладкий, пошло проникающий сквозь алые паутинки капилляров запах гниющих в сточной канаве роз. Перевернутое изображение грустного христианского бога, чье тело растерзано на кресте. Серые простыни источающие тошнотворный запах развратной плоти, распятой в притворной неге, зажатое меж двумя подушками. Я чувствую, что меня стошнит себе под ноги венозной черной кровью. Во мне раскаленным прутом застыл ее лживый запах, ее потные ладони все еще ласкают мои бедра, оставляя янтарные капли жижи похоти. Я задыхаюсь от ощущения сытости и со странной тяжестью готова опуститься на пол, посреди сточной канавы с лепестками роз, которая уродливыми шрамами покрывает мостовую за окном этой комнаты.
Она с грацией сломанной куклы вытягивает руки вверх, медленно поднимая свое разбитое, покрытой алыми разводами от ударов плети тело. Моя порочная Коломбина. Мое дитя. Мое творение. Тихий стон сорвался с ее бледных губ, царапая тишину, словно пытаясь разбить ее стеклянную неприкосновенность. Затуманенные, поддернутые серой дымкой боли глаза нашли меня взглядом и жадность разврата расцвела розами на ее щеках.
Я знала, что шлюхи ненасытны и дай им один раз ощутить вкус страсти, как они потребуют еще, но протянут грязную с обломанными об твою спину ногтями ладонь, чтоб сжать в кулак очередной золотой кружок. И сейчас она шептала что-то в полудреме и выгибалась, словно молодая виноградная лоза. Ее рыжие волосы разметались по плечам, свернувшись кольцами у висков и, возможно, на затылке. Но мне не хотелось...
Золотая монетка утешит ее на миг...
Город поглотил меня, словно голодный пес котлету. Густой молочный туман окутал меня призрачным палантином, скрывая от любопытных глаз. Я шла вперед, скользя по выпуклым булыжникам мостовой, что лоснились влажно от осевшей туманной слизи. Мои легкие разрывал звериный рев, но не рык сытого животного, а умирающего от ужасной опухоли, живущей в больном чреве. Я готова была впиться острыми когтями себе в горло и катаясь по полу, разорвать себя на клочки. Но я упорно шла вперед танцующей походкой и томно щурясь вперед, словно египетская кошка.
Ах, Венеция!