Осень гасит лето. Лето такое красное, дерзкое, сильное, живучее, оно не хочет умирать. Лето радуется и плачет и кричит, но только не спит, лето вообще никогда не спит и не имеет промежуточных состояний. Лето носится по горам, склонам, лесам, впадинам и морям, хохочет во все горло, шумно вздыхает, злится, иногда убивает себя даже грозами – но не хочет кончаться. А осень подходит с разных сторон, иногда неловко, иногда грубо, но неспешно и неслышно, и пытается надеть на лето прозрачный густой покров сна и забвения. Серебристая осень любит статичность. Она не хочет ни о чем помнить, она создана не для чувств, а для умиротворения, она не знает суеты. Осень все вокруг делает таким же сонным и спокойным, словно вкалывая в жизнь волшебный укол снотворного. Лето бьется в истерике, оно без ума от своей веселой, взбалмошной жизни и не хочет засыпать под покровом осени. А осень, хоть и руководствуется заботой о лете, смотрит на его детские забавы с презрением и неприятием. Давно понятно, что лето и осень не могут существовать одновременно, не говоря уже о дружбе и – тут лето еще больше краснеет и вот уже стремглав мчится по самым высоким горным хребтам – любви… Очевидно, что осень погасит, погубит, поработит лето. Но даже эта пророческая трагедия не способна остановить лето в его безумном желании жить. Для лета все остальное не жизнь, а жалкое, лишенное главного – чувств – существование. А для осени сон – лучшая часть жизни. Неужели лето действительно может любить осень? Ведь доподлинно известно, как сильно лето боится осени за ее жестокость и холод. Но как-то раз оно видело осень в непривычном для нее состоянии: осень смеялась и кружила оранжевыми слезами радости по ожившим улочкам, смеялась резким, безудержным ветром, забегала на верхушки деревьев… В общем, вела себя как безответственный ребенок. Тогда в лете проснулась надежда на то, что они смогут поладить. Лето еще не знало о такой штуке, как зима, оно даже представить себе не могло подобной суровости, не было знакомо ни со снегом, ни с настоящим морозом, прожигающим внутренности и отнимающим радость. А осень почитала зиму как некий высший разум, стремилась во всем походить на нее. И с каждым днем становилась все более похожей – холодной, бесчувственной, пронизывающей. Лето сильно переживало: оно не могло заинтересовать осень буйством красок, дурманящими запахами и радугой эмоций. И постепенно, незаметно для себя стало подстраиваться под осень, перенимать ее черты – и холодало, меркло, темнело… Оно даже забыло о своей лучшей подруге – свежей, красивой, изумрудно-голубой весне. И в один из последних летних дней тихим, приятным шепотом сошло на нет. Осень обернулась в воодушевлении: наконец-то лето осознало свою несостоятельность и утихомирилось. Она подошла медленно, сонно, равнодушно, чтобы накрыть лето своим погребальным покровом. Заботливо стряхнула с лета остатки зноя и солнечных лучей. Заглянула в опустевшие глаза, вокруг которых постепенно разглаживались задорные морщинки. Прикоснулась к похолодевшим рукам… И неожиданно для себя разразилась грозным, буйным, ледяным, воющим, отчаянным дождем.