Мы проезжаем канал. "Лежачие полицейские" мешают разливать. Шевчук злится:
- Я тоже со стаканом, мне, Андрей, плесни!
- Трясет, канал, Юрий Юлианович!
- Тогда минуту погодите, без меня не пейте!!!
Я пожал плечами и закрутил крышку бутылки. И спросил:
- А Вы что, Юрий, еще пьете? Возраст, здоро...
Шевчук дал по тормозам и и, когда автобус встал, повернулся ко мне и сказал:
- Какое здоровье? КАКОЙ, НА ХЕР, ВОЗРАСТ?!
Помолчав немного, уже спокойно произнес:
- Мне, в силу возраста, о здоровье заботиться - терять впустую время. Понимаешь, если там, - указав наверх, продолжал он.- Если там есть что-то, меня не за лишние пол-литра судить будут. Если там нет ничего и никого - какой смысл, Андрей, себя останавливать? А? Нет, я верю... Верю, конечно. Я без веры и жить бы не смог после смерти Марины. Ей было-то...
Я хотел промолчать, но вырвалось:
- Ну, а мы?
Шевчук захохотал.
- Так это же АВТОБУС МЕРТВЕЦОВ! Здесь, кроме нас с тобой, живых НЕТ!!!
Я немного съежился, вздрогнул, словно на морозе в одних трусах, но ответил:
- Но мы-то есть... И мы...
Шевчук глянул в глаза мне, ухмыльнулся, потом сказал:
- Пока есть. Пока живы. Но это временно. Ты все сделал, что хотел?
- Дык... Что-то да, но многое не сделал, Юр. Что это меняет?
Шевчук помолчал секунд 10, потом ответил словами Саши Башлачева:
- Что Саня сказал, а Костя Кинчев повторил на концерте? "Ведь совсем не важно — от чего помрешь, ведь куда важнее — для чего родился ".
Я промолчал. Налил ему и себе в пластиковый стаканчик, выпил и промолчал. Впереди была Руза