продолжение...

- Ладожане! Легко вам, не думая, браниться и бросаться по ветру пустыми словами. Знаю, тяжко делить свой кусок хлеба с чуженином, да можно ли иначе? Неужто хотите вы подставить свою голову под урманский топор? Неужто крови хотите?

Самые ярые крикуны зраз попритихли, косясь друг на друга, а те, кто посмирнее вголос стали говорить, что нынче же данью надобно откупиться от северян.

Гостомысл же сказал:

- Мыслю я так, други. Мало у нас серебра, а урожай еще не соб­ран, пусть же ныне идут себе с миром заморские гости, а по осени воротятся и возьмут от нас то, что просит для себя их князь.

Многие закивали головами, но тут Атле-ярл впервые подал голос:

- Обмануть хочешь, конунг? Не выйдет. Ты боишься нас, потому и хочешь взять лестью, не так ли было прежде, когда твои люди обма­нули Хальвдана-ярла и убили его, когда он вернулся за недополученной данью? Нет, конунг, вы нам отдадите все, чего мы захотим, и даже больше, оттого что флот наш стоит в трех днях пути отсюда. Не будет у вас времени собрать войско!

Гостомысл заговорил с ним тогда совсем уже льстиво, стал обе­щать дорогие подарки, но тут Вадим прервал его на полуслове:

- Ты, старейшина, так скоро нас всех в заклад отдашь, только бы уберечь свое добро и свой торг. А потом он обратился к Атле:

- Уходи с миром, гость урманский. Тебе ли нас пугать да вергельд требовать? Глянь - ведь твоих  людей и два десятка не наберётся, а за нами вся Ладога!

Лицо Атле все покрылось багровыми пятнами. Он стиснул зубы и прошипел:

- Напрасно ты, Вадем-ярл, моих людей считаешь и своей силой хвалишься. Ведь и сам ты ведаешь, что за двумя десятками у нас двадцать сотен встанут!

- Неужто?- Усмехнулся колодой князь.

- Постой, Вадим, - обратился к нему Гостомысл, - нехорошо  ведь обижать посла.

Вадим молча склонил голову и отступил назад, но я видел, как

глаза его запылали диким огнем. И подумал я тогда, что огонь, возгоревшийся в груди молодого вождя, если его не погасить, перекинется в один миг на всю вселенную, а вместе с нею поглотит и  его самого.

- Зачем нам поить кровью земную твердь  и морские волны? -примирительно заговорил Атле. - На лучше ли будет и вам, и нам жить в мирз    друг с другом?

- О том же и я речь веду! - молвил Гостомысл.

-  Да?- Вадим исподлобья глянул на старейшину.- Хочешь задля ненадёжного мира вот этим   заморским приблудам отдать наше добро? - А как же иначе, Вадим?

- Что ж, по-твоему, на своей земле мы должны кормить всяких захожих морских разбойников?

- Мы не разбойники,- вмешался Атле,- мы вольные мореходы.

- Да воры вы!   - В сердцах бросил Вадим.

Атле усмехнулся и сказал громко - так, чтобы слышали все:

- Да тебе ли, Вадем-ярл, попрекать меня разбоем, когда ты сам со своей дружиной не раз разорял поселения и продавал пленных за    серебро?

Но Вадима мало смутили слова гостя.

- Я брал добычу,- сказал он,- по праву победителя. А по како­му праву пришел ты к нам требовать серебра как победитель у по­бежденных, мне не ведомо. Не твоих ли сородичей прогнали с позором славянские люди?

Атле едва сдержал гнев, закипевший в его груди. Он не дал волю своей ярости, только проговорил тихо на своем языке:

- Не пришло еще время убитых считать. А как придет, так я тебя прежде всего достану, вендская собака.

- Что смолк?- Насмешливо  возвысил голос Вадим. - Боязно стало?

Атле оглянулся на своих гирдманов и сказал Гостомыслу:

- Закрой ему рот, конунг, или я сам это сделаю. - А поворотясь к Вадиму, добавил:

- А нынче ваши люди победили наших не своею силой. Ведь позва­ли они одних викингов сражаться против других.

- Укоротил бы ты свой язык, гость!- Вскипел Вадим.

- Прости, конунг,- не обращая на него больше внимания, продолжал посол,- может быть, так заведено в твоей земле, но у нас не принято, чтобы слуга говорил вперед господина.

- Где увидал ты слугу, гость?! - Крикнул Видим.- Я князь и воевода этой земли!

- Пусть он замолчит! - Тяжело проговорил Атле, и его зеленые глаза блеснули гневом.

- Довольно!  - Поднялся со своего места Станимир.- Мы не на торгу товар делим!

Тут какой-то отрок из  вадимовой дружины - а подучил ли его сам Вадим, я того не ведаю,- выскочил вперед и звонко  крикнул, с вызовом глядя на Атле:

- Ступай к себе за море, вражина! Беги, пока еще жив и здоров! А не то гляди, некому даже будет зарыть в землю твои смердящие кости!

Все затаили дыхание. Свеоны мало понимали язык славян, но и они поняли, что их  вождю нанесена смертельная обида. И многие ду­мали, что схватится Атле за меч и на месте зарубит наглеца.

Но Атле стоял неподвижно и молчал, хоть все видели ,как руки у него затряслись от гнева. Атле сказал так:

- Если бы ты был воином, я вызвал бы тебя померятся силами в хольмганге, и великий Один Отец Побед рассудил бы нас языком железа. Но ты не воин, и даже не вольный бонд, ты раб - и я не оскверню свое оружие измарав его твоей песьей кровью. Но если боги сведут нас вновь на поле брани, я своим мечем вобью твои слова обратно в твою зловонную глотку.

Вадим хотел было вмешаться, но гость метнул на него гневный взгляд и произнес:

- Не моя вина, что ты, Вадем-ярл, не захотел мира. Пусть же твоя кровь падет на твою совесть.

- Я готов убить тебя хоть сейчас! - Прошипел Вадим.

- Постой, гость,- вмешался вновь Гостомысл,- не откажи нам в примирении и прими от меня богатые дары для тебя и твоего князя.

- Благодарствуй, конунг, - скривил губы Атле,- мы уходим на свой корабль и не надо нам никаких даров.

Он махнул рукой, и северяне пошли вслед за ним, и ни один из них не обернулся и не замедлил шаг.

Вот так прогнал славный князь Вадим северных послов, и нев­домек ему было, какую беду он накликал на свою голову.

Едва гости удалились, один из воевод по имени Злотолюб под­скочил к Вадиму к визгливо закричал:

- Пошто ты, князь, оскорбил послов? Неужто войны для нас хо­чешь?

Вадим ему не ответил. Отвернулся и отошел в сторону.

- Напрасно ты так, Вадим,- Проговорил Гостомысл, поглаживая свою седую бороду.

- Ты-то уж лаской их не обделил! - Проговорил молодой князь.

- Мало ты понимаешь. Тебе бы только мечем махать, а нам ведь нынче никак нельзя затевать ссору с северянами. Лучше бросить со­баке кость - пусть подавится.

- Оружием их усмирять надо - не подачками!

- Побереги свой пыл,- Сказал Станимир, низко наклонив тяжелую голову, - Ты сперва у людей спроси захотят ли они кинуть свои до­ма и пойти на рать.

Вадим огляделся. Ладожане угрюмо молчали, переминаясь с ноги на ногу.

- Мечи моих воинов еще не заржавели.- Сказал он.- А здесь в Ладоге есть немало людей, которые готовы за мною пойти.

- Много ли?- Усмехнулся Станимир. - Много ли тех людей?

- Я уже собрал рать.- Сказал Вадим,- со мною пойдут дружины

шестерых вождей, что стоят сейчас в Ладоге.

- Много ли толку от них?!- Выкрикнул кто-то из толпы.

- И то!- Подхватил другой, - Подумал бы, прежде чем на рожон лезть!

Вадим зло оглядел вече, и все притихли под его колючим взгля­дом.

- Слепцы вы!- Крикнул он.- Думаете задобрить свеонов дарами? Глупцы! Ведь только мечем их угомонить удастся!

- Мало проку в мече, коль голова пуста. -Сказал Станимир. -На моей памяти мы пятерых вождей от Ладоги отбили, а что толку. Убьем одного, а за ним другой идет следом.

- Вот-вот!- Подхватил Злотолюб.- Нынче-то у северян ссоры да раздоры, а как устанут они друг друга железом потчевать? Тогда что?

- Тогда я и мои люди за себя слово скажут. -Огрызнулся Вадим.

- Купцы да горожане воевать не пойдут.- Твердо сказал еще один воевода, Святомысл.

- Не в обиду тебе скажу, Вадим, не обессудь, - молвил Гостомысл, - да только ты со своей дружиной ты горазд лишь купеческие корабли добывать да  чужие села грабить. На большую рать сил у тебя маловато. Вспомни: в минувшее лето дважды раздрался ты со свеонами и дважды они тебя побили. А последний раз что с тобою сделал Рюрик-князь?

Рюрик - вот как называли они Хрёрека-конунга!

- Не моя в том вина! -Бросил Вадим. А потом спросил уже спо­койнее: - что же делать тогда?

Гостомысл понурил голову и долго молчал, а потом распрямил­ся и сказал твердо:

- Рюрика звать надо!

И глянул на Вадима - что тот ответит?

- Рюрика?!- едва не задохнулся тот.- Вора и разбойника?! Злодея заморского?! Да он первый нас свеям-то продаст!

- Наши братья свеев с его помощью побили!

- Мне-то что? Мне с ворами не знаться!

- Вот что, други, позовем Рюрика и его вождей на совет, а там вместе и порешим, как быть.

- Верно!- Подхватили воеводы.- Звать Рюрика!

- Да вы что!? - Вскричал Вадим.- Звать урманина, чтоб он нас от урман оборонил? Кликать волка, чтоб он берег овец от других волков?

- Лучше один волк, чем целая стая! -Крикнул Злотолюб.

- Зерно,- Сказал Гостомысл. - Молчи, Вадим! Велика наша беда а ты еще хуже сделать хочешь. Ладожане! Хотите ли послать к Рюрику помощи просить?!

- Хотим!- Загудело вече.

- Да уж,- процедил сквозь зубы Вадим,- вам бы только чужими руками воевать!

- Будем посылать к Рюрику,- Молвил Святомысл,- Пусть идет в Ладогу.

- Пусть идет в Ладогу!- Передразнил его Вадим. - А не много ли будет двух князей в одном городе?

- Не о двух князьях речь,- Возразил Гостомысл.- Мало нам в городе одной дружины, вот и хотим призвать еще одну.

- Опомнитесь, люди! Под ярмо пойдете!- В последний раз попы­тался перетянуть вече на свой бок Вадим. Да только его уже никто не слушал.

- Уходи, Вадим!  - Зашипел Злотолюб.- Не тебе нам дорогу за­ступать! Ты нас всех на погибель завести хочешь, оттого, что властью своей поступиться боишься.

И напрасно пытался спорить молодой князь - голос его потонул в людском шуме, затопившем площадь.

Вот так случилось, что были посланы послы за Хрёреком-конунгом, и что Вадим разругался со всеми ладожанами.

А когда шел я с вечевой площади, довелось мне вновь увидеть того слепого певца, что пел на праздничном пиру у Вадима. Старик сидел на бревне около забора, а вокруг него собрались отроки из княжь­его терема, праздные прохожие и много еще всякого народа. А пел он теперь не веселую застольную песню, а что-то грустно-печальное, и люди слушали его, в молчании склонив голову.

Узловатые пальцы старика пробегали по струнам, заставляя дрожать их

звенящей дрожью; и я услышал его хриплый глухой голос:

 

... Где стояли дома, там чернеет прах,

где цвели луга, там клубится дым,

там, где плуг ходил, ходит смерти меч...

 

Я подошел поближе и остановился, слушая. Когда же старик кон­чил петь, и те, кто стоял рядом, и другие, идущие мимо, стали бросать ему кто серебряную застежку, кто резаную восточную монету, а иные подносили кусок пирога или еще какую снедь. Мальчишка-поводырь, седевший у ног певца, проворно собирал щедрые подаяния и складывал их в большой дорожный мешок.

Какая-то девушка, небогато и просто одетая, выбежала из сосед­него двора и подала старику ковш холодного кваса. Покуда гусляр пил, я слышал, как она спросила:

- Хорошо ли тебе живется, дедушка ?

Старик поднял на нее незрячие глаза, ответил слабым голосом:

- Мы все хорошо жили в нашем краю, покуда не пришли к нам рыжеволосые люди на длинных кораблях.

- Откуда же ты идешь, старик?- Спросил кто-то из только что подошедших гридней?

- Иду я издалека, брожу по свету с того самого дня, как злые северяне сожгли мой дом и увезли за море всех моих родичей.

И многие тогда вздрогнули от этих слов, потому что там, на ре­ке все еще стоял на якоре черный дракон заморских гостей.

- Давно ли это было?

- Давно... Двадцать, а может и тридцать лет назад... Повесне, когда таял лед... Тогда-то и явился к нам под Изборск-град север­ный гость Трувар-конунг...

Старик снова тронул струны к пропел тихо дрожащим голосом:

 

Выплывает змей из морских пучин,

из морских пучин, из далеких стран.

То урманский змей, страшный зверь морской.

Выползает он на озерный брег,

на озерный брег, на сырой песок,

он несет беду на своих крылах...

 

И словно вдруг зашумели в моих ушах весла кораблей-драконов и закачались перед моими глазами их оскаленные змеиные пасти... А старик все говорил, и говорил он о том, как Трувар-конунг пожег их край и долго сидел в нем, собирая дань.

- Не захотели наши старейшины откупиться от гостей заморс­ких,- нараспев говорил он,- вот и поплатились за неразумность свою

- Отчего же так получается? - Молвил один отрок.- Каждую весну поселянин выходит в поле, пашет, сеет, после собирает урожай -все сам. Так зачем же должен он. отдавать часть своего зерна на прокорм разбойнику-чужестранцу?

- Потому что, если он не отдаст часть, то придут урмане и за­берут все.

- Так перебить их! Перебить всех, до единого!

- Коли перебить всех - придут другие, еще более жадные. Это как трава сорная - ее нельзя вырвать с корнем, все равно прорастет заново с еще большей силой.

Я дальше слушать не стал - не мог слушать. Повернулся и по­шел к своим на подворье. И неспокойно было у меня на душе, словно широкие крылья беды накрыли меня своей черной тенью.

А тут еще сбежали два ирландских раба, которых Тригвальд выменял в Лимерике на вино и дорогие шкуры. К счастью, с собой они никакого добра не прихватили.

Рассерженный Тригвальд прицепил к поясу меч и, взяв с собой Колгрима, отправился к Гостомыслу требовать сыска беглецов, а солнце в то время уже стало клониться в сторону заката, и я думал снова пойти в старое капище. Да не сложилось.

Тригвальд воротился в неописуемом бешенстве, и даже его бли­жайшие помощники - Гудмунд и Колгрим - боялись к нему приблизить­ся. Орвар сказал мне, что пропавших рабов видели у Атле-ярла, а уж сами ли они пришли туда или привели их силой - того никто не ведал. Может, была на то воля всесильных богов, а, может, сам Атле ре­шил заведомо напакостить - с него станется. Вот только беда эта обернулась еще большей бедой. И для меня, и для всех фризов.  

Мы, четверо: я ,Тригвальд и еще двое купцов пошли на берег - говорить с Атле. Остальные дожидались нас на подворье.

Корабль свеонов стоял в стороне от пристани, наполовину выта­щенный на песок, а сами гости жгли на берегу костер, и   сидели кружком, протягивая ладони к жаркому пламени, и переговаривались о чем-то. Собирались они уходить на рассвете, не дождавшись от Гостомысла ни серебра, ни кровавой дани.

Звезды одна за другой зажигались на небе, и высокая ладожская крепость чернела в темноте над горою, когда мы спускались к реке . Было тихо - только ворочалось, тяжело вздыхая, на своем каменном ложе великое Нево-море.

Увидав нас, Атле поднялся и пошел навстречу. Его гирдманы тоже повставали с мест, а когда мы подошли, обступили нас со всех сторон.

- Какая беда привела тебя в этот час сюда, славный Тригвальд-купец?- Спросил Атле, щуря свои зеленые глаза.

- Ты сам то знаешь.- спокойно ответил фриз.

Свеон усмехнулся и покачал головой. Тогда наш вождь заговорил с ним громко и резко.

- Ты, Атле-Змея,- сказал он,- увел моих рабов. И не отпирайся -люди их видели.

Гость и не думал отпираться. Ответил насмешливо:

- Ты напрасно пришел сюда, Тригвальд-купец. Но ты сделаешь хорошо, если сейчас же уйдешь обратно.

Тут я огляделая и увидел, что свеоны встали вокруг. А было их впятеро больше, и руки у всех лежали на топорах,

Но Тригвальда нелегко было напугать.

- Отдай моих рабов,- сказал он,- и разойдемся миром. Атле рассмеялся и похлопал его по плечу.

- О каких рабах речь, Тригвальд-купец? Лучше присядь к нашему костру, отведай жареной баранины и доброго пива...

Наш вождь приглашения не принял, да только свеона это ничуть

не смутило. Он еще раз засмеялся - глухо, сквозь зубы - и сказал, покачав головой:

- Напрасно же ты брезгуешь нашим хлебосольством, купец!

-- А мне оно ни к чему,- Ответил Тригвальд, и я увидел, как от гнева у него свело скулы .

- Так ступай же прочь!- Прошипел свеон. - Мои люди не любят, когда их понапрасну отрывают от вечерней трапезы.

- Мне-то что? Я пришел по делу и не уйду просто так.

- Мы с тобой враги, Тригвальд-купец,- молвил Атле,- а потому не о чем нам с тобой разговаривать. Ты Вадему-ярлу обещал служить  и с ним заодно воевать.

- Так вот в чем дело!- Усмехнулся Тригвальд.

- Ступай прочь, купец!  - Зло проговорил свеон.- Уходи, или мои воины проводят тебя силой.

Ждал Атле - уберется наш вождь восвояси, а он со всеми своими еще и посмеется ему вслед. Вышло не так. Тригвальд встал против него все равно, что дуб-великан - куда там тягаться с ним заморскому гостю! Ведь если ударит фриз, так три дня искать будут - костей не найдут!

Атле сразу смекнул, что дело добром не кончится. Но не отсту­пил, не попросил мира.

Не стану рассказывать, как спорили они и бранились, а мы все молча ожидали конца. Никто не уследил, как рука Тригвальда вдруг схватилась за меч - лишь услыхали зловещий лязг выходящей из но­жен стали. И тут же один из свеонов ударил Тригвальда в спину копьем. Фриз еще силился достать Атле - видно, так и не понял, что на­несли ему смертельный удар. Не достал. Не успел. Атле только отсту­пил в сторону, давая ему упасть.

А потом мы еще успели показать свеонам, как блестят в бою наши мечи. Я уже не видел, что творилось вокруг - рванулся прочь от корабля и от берега, раздавая налево и на право слепые удары. Пом­ню еще - кого-то рубил, куда-то бежал, не чувствуя ни усталости ни боли от ран. И когда взметнулась надо мной белым полумесяцем смер­тоносная сталь секиры, я даже не успел подумать о смерти.

И небо с землей поменялись местами.

В тот миг мне показалось, что не единожды, а сотню, тысячу раз обрушился на меня этот удар, и тысячу раз падал я на холодный песок, захлебываясь густой темнотой   и собственной кровью. Звезды хороводом закружились в моих глазах, а потом погасли все разом, и голоса боя стихли в один миг - весь мир пропал, и я провалился в кровавую пасть темноты.

 

 

 

XXX

Рурик, Трувор и Синав клялись

Не вести дружины за собой;

Но с зарей блеснуло множество

Острых копий, белых парусов

Сквозь синеющий туман морской!

 

«Песня Ингелота»

 

...Заунывалая, мелодия свирели родилась где-то за гранью соз­нания и, разростаясь, заполнила все мое естество. Казалось, каждая частичка моего истерзанного тела вторит этому звуку. Из кроваво-кр­асного тумана, застилавшего мне глаза, стали возникать смутные очер­тания каких-то предметов. Потом - словно заколыхалось вокруг меня необъятное пшеничное пола, издавая глухой равномерный шум. А я ле­жал посреди него, и тяжелые золотые колосья почти касались моего лица.

Свирель зазвучала пронзительней. Откуда-то, словно из-под земли, возникли прекрасные стройные девушки с венками из полевых цветов на волосах, таких же золотых, как колосья пшеницы. Под пение свирели они закружились вокруг меня в хороводе, и ветер развевал их легкие платья.

Заунывные монотонные звуки заполнили собой всю вселенную. И вот уже не девушки... нет, это хоровод всадников кружится в бешен­ной пляске! Звериные шкуры за их плечами раззеваются на ветру, ро­гатые шлемы склоняются в такт движениям. Всадники мчатся быстрее, копыта коней уже не касаются земли... Кони поднимаются все выше, выше - и уносятся в небо. Только теперь я вижу, что небо сложено из больших необтесанных бревен и на нем нарисовано человеческое лицо с белыми, как у рыбы глазами...

Свирель стихает, и странные видения меркнут. И только пшеница продолжает шелестеть.

Нет, то была не пшеница.

Я открыл глаза, и иллюзия исчезла. Закопченные дубовые стро­пила покачивались надо мной в дымном мареве, и потолок все время уплывал куда-то в сторону, словно он был продолжением моего тяже­лого сна. Но это был не сон.

Мне казалось, что рядом все еще что-то продолжало шуметь. Так перекатываются через крупные камни бурные волны прибоя, когда мор­ской великан Эгир с размаху швыряет их на высокие береговые утесы, Но откуда оно, море?

Я попробовал пошевелиться - и не смог. Тело мгновенно отоз­валось острой болью. Голова гудела, и сотни маленьких молоточков стучали в моем мозгу. Мысли кружились, словно стая испуганных птиц и жужжали в ушах, как растревоженный пчелиный рой.

Где я? что со мной?

Как огневая вспышка, мелькнуло в голове имя - Атле! А потом я будто вновь услышал скрежет сталкивающегося железа и треск ломаю­щихся костей...

По мере того, как сознание возвращалось ко мне, я стал понимать, что лежу в незнакомом доме и раны мои туго перевязаны.

Надо мной вдруг в розовом тумане всплыло откуда-то женское ли­цо, и я готов был поклясться, что это было лицо Ингрид. Я хотел ок­ликнуть ее, но не смог - вокруг меня снова сомкнулся мрак беспамят­ства.

Сколько раз я приходил в себя, я не помню. Только когда очнул­ся снова, что-то мокрое и холодное коснулось моего пылающего лба. А потом я увидел девушку, склонившуюся надо мной. В одной руке она держала миску с водой, а в другой - мокрую тряпку, которой обтирала моё лицо.

- Ингрид!..- Не то выдохнул, не то прохрипел я.

Нет, это была не Ингрид. Шелковистые волосы цвета спелой соло­мы откинулись назад и из этих волос возникло лицо - бледное, уста­лое с огромными голубыми глазами цвета весенней небесной синевы. И мне пока­залось, что видел я это лицо прежде, только вместо миски с водой в тот раз девушка держала клубок ниток... или это было во сне?

Я с трудом разлепил спекшиеся губы:

- Где я?

И сам удивился, что мог еще говорить.

- В доме Рагнара Рангвальдовича,- Сказала девушка, глядя на меня своими синими, как, небо, глазами.

Какие-то неясные образы стали рождаться в моем воспаленном мозгу... Атле... Тригвальд... Рагнар... Где я слышал это имя? Шум моря за стеной... Где я? Неужели мне все приснилось? Я был ранен в бою с данами, я видел как погиб Тормунд... Тормунд?.. Да, он убит, а я лежу раненный... Наверное, я в плену...

- Далеко ли до Альдейгюборга?- Спросил я на всякий случай.

- Я не знаю, какую местность ты называешь этим словом. -По­жала плечами девушка, и я совсем убедился в своей правоте.

- Как я попал сюда?

- Принесли.

- Кто? Давно?

- Восемь ночей назад.

Тут я вдруг понял, что девушка очень плохо говорит на языке свеев, часто путая датские и свейские слова. И я еще больше запутал­ся в своих мыслях.

- Кто ты?- Спросил я.- Я видел тебя прежде.-

- Не спрашивай, викинг. Что за дело тебе до того, кто приставлен за тобой ходить?

- Это твой дом? Как я попал сюда?

- Не знаю. Спроси Рагнара-хозяина. Мне не ведомо и половины того, что было на самом деле.

И, поднявшись, девушка побежала к двери. Я рванулся было удер­жать ее, но боль снова вцепилась в меня своими острыми когтями так, словно хотела отодрать мясо от моих костей.

Девушка пришла позже и принесла полный ковш какого-то зелья.

- Испей, викинг.- Сказала она.- Станет легче.

В нос мне ударил настоявшийся аромат трав, ягод и дубовой ко­ры. Я выпил большими глотками и вправду почувствовал большое облегчение. Потом я вновь стал выспрашивать, но девушка все отмалчивалась или отвечала коротко: "не ведаю". Я только и смог узнать, что носила она славянское имя Сбыслава. А потом, уходя, она вдруг остановилась на пороге и сказала словно бы нехотя:

- Хрёрек-конунг спас тебя, скальд!

Сказала - и убежала прочь, оставив меня, ошеломленного, самого разгадывать эту загадку.

 

Все объяснилось только когда пришел Орвар.

- Боги не спешат взять тебя на небо, -сказал он, -но раны твои опасны и я не знаю, заживут ли они.

И фриз с сомнением покачал головой.

А потом он рассказал, что случилось в ту ночь на берегу.

Там, в кровавом бою полегли все - лишь я, получив три страш­ных удара ножем, мечем и секирой, остался вживых. Да живым-то меня тогда мало кто решился бы назвать!

Убили бы меня свеоны до конца, но не вышло. Потому что явил­ся на реке грозный Хререк!

Хререк пришел на трех кораблях с мирным белым щитом на мач­те, чтобы поднести богатые дары старому Гостомыслу. И случилось так, что напал он на свеонов и спас меня от великой беды.

Атле, Снио к все, кто были у них на корабле, без боя сложили оружие и сдались в плен грозному морскому конунгу, а меня нашел на берегу славянский отрок Борислав, что служил на ладье у Хререка. Без него изойти бы мне кровью там, на холодном речном песку.

- Скольких врагов мы отправили в Вальхаллу?- Спросил я.

- Хререк велел похоронить мертвых, но я видел много крови. Я порадовался, что недаром отдали мы врагу три жизни, а Ор­вар сказал:

- Думаю, ты храбро сражался. Меч твой пощербился от многих

ударов - вот я его тебе принес.

Я кивнул. Фриз же подумал и сказал еще:

- Я хочу, чтобы ты взял вот это.

Он вытащил из-за пояса свой кинжал - длинный и узкий, словно тело змеи.

- Возьми. Отныне ты мой побратим.

А потом еще рассказал Орвар, что старый Гостомысл крепко обо­злился на Атле и его людей за то, что осмелились они в его городе разбой творить. Вадим же - скор на расправу - хотел их всех смерти предать. Но Хрёрек не дозволил. Взял он с Атле выкуп серебром и от­дал то серебро фризам, а свеонов отпустил на их корабле на все че­тыре стороны. Вадим же осерчал еще больше и втихомолку сел на свой корабль, взяв сорок человек дружины, и отправился в погоню. Да только не настиг. Ушли свеоны. Вадим и дальше плыть хотел, но гридни его от­говорили - знали ведь, что стоит где-то на Нево-море рать самого Эйрика-конунга. А тот, что и говорить, нравом был свиреп и вмиг бы разметал в щепки и Вадимов корабль и всю его дружину. С тем Вадим и вернулся. А люди ладожские еще пуще на него осерчали за то, что Гостомысла ослушался. На том дело и кончилось.

- Не знаю, будет ли война, -сказал Орвар, -но обычай викингов велит смертью платить за смерть, а потому Атле отныне мой враг до самой могилы.

Я с ним согласился и только одного не мог взять в толк: как могло случиться, что явился Хрёрек в Ладогу в тот самый день, когда к нему были посланы послы от старого Гостомысла!

- Захочешь,- молвил  между тем Орвар,- возвращайся к нам в дружину. Примем тебя как своего.

Я покачал головок.

- Не думаю, что я смогу вернуться.

А сказал я так, потому что чувствовал рядом с собой смерть. Орвар это понял, попрощался и ушел восвояси.

Меня было сморил сон, но уснуть я не успел. Услышал шаги -будто вошел еще кто-то. Думал - Сбыслава. Ошибся.

Сперва я решил, что видения снова стали тревожить меня, а потом едва не вскрикнул от изумления, увидав Ингрид. Неведомо откуда взя­лась она здесь, такая же, как и тогда, в капище, и волосы ее так же золотились, волнами сбегая по плечам.

- Ингрид? - Проговорил я не слишком уверенно, все еще боясь, что она исчезнет, как исчезли те смутные образы и видения, что тре­вожили меня днем и но чьи в горячем бреду.

Она подошла и улыбнулась. А глаза ее искрились так же лукаво, как и прежде.

- Молчи, Эрлинг-скальд. Твои раны велят тебе молчать.

- Откуда ты здесь?

- Это мой дом.- Сказала она, усаживаясь на край моего ложа.

- Твой?!- и хотел было подняться, но Ингрид меня удержала, не дала даже пошевелиться.

- Это дом моего отца,- Усмехнулась она.- Мое имя Ингрид дочь Рагнара сына Рангвальда из Рёнборга.

- Почему же ты не сказала раньше?

Девушка закрыла мне рот ладонью и произнесла:

- Тише, молчи! Тебе вредно говорить. А потом добавила:

- Зачем тебе было знать кто я? Ты ведь все равно никогда не видел моего отца.

Я пожал плечами.

- Вот что,- продолжала Ингрид,- ты будешь жить здесь, пока раны твои не заживут. Так велел Хрёрек-конунг. А я буду за тобой ухаживать.

- Послушай,- сказал я,- а с чего это вдруг Хререк-конунг так печется о моем здоровье? Я ведь даже ни разу не видел его в лицо!

- Не знаю... Мой отец, наверное, знает, потому что я слышала, как он говорил, будто тебя по ошибке ранили люди Хререка.

- Люди Хререка?! - Изумился я,- Что ты говоришь, женщина? Я наверняка знаю, что бился с воинами Атле-ярла,

Ингрид пожала   пленами - видно, сама мало что понимала.

Тут за дверью вдруг послышались шаги и голоса. Ингрид тут же насторожилась - все равно, что лисица, зачуяв приближение охотни­ка.

- Меня ищут,- сказала она и собралась уходить. И шепнула напоследок:

- я приду еще. Жди.

И она потом еще не раз приходила. Не скажу, что очень уж радовали меня ее приходы. Какая-то другая Ингрид, не та, что была там, в старом капище, сидела сейчас рядом со мной. Чужая она была, далекая. Я только теперь разглядел.

Кроме нее были у Рагнара-хозяина еще сыновья - Торвар, 0лаф, Ингвар и Свен. Старшему уже минуло тридцать зим, младшему - пят­надцать. Больше про них Ингрид ничего не говорила.

Зато от нее я узнал, что фризы ударили в щиты и назвали Орвара своим ярлом. Они могли избрать Гудмунда или Колгрима - эти ведь были в помощниках у Тригвальда. Не захотели. Колгрим, сказали они, хороший воин, но он мало опытен, чтобы водить дружину. Гудмунд тоже был бы хорошим вождем, но мы  хотим воевать и мстить за наших, а он больше купец, чем воин. На том и порешили.

Тригвальда и двух других фризы похоронили. И корабль вместе

с ними сожгли - не простого ведь гирдмана провожали в последний путь! Тризну по ним справили богатую и могилу насыпали - издалека видать! А после собрались строить новый корабль. Не купеческий снекк, а настоящий боевой дракон на двадцать пар весел! Уходя, Ингрид, как всегда, говорила:

- Я приду, жди.

- Приходи.- Как-то не очень весело отозвался я.

- Что ж ты не рад? Или не хочешь меня видеть? Ингрид наклонилась ко мне так низко, что ее волосы коснулись моего лица.

- Жди меня завтра, Эрлинг-скальд.- Сказала она прерывистым шепотом, и слова ее прошелестели в воздухе, как ветер от крыльев мотылька. А потом девушка выскользнула из комнаты, и я даже слова не успел сказать ей вослед.

Я еще не успел опомниться, когда вошла Сбыслава. Я взглянул на нее, и мне показалось, что она чем-то сильно опечалена и нарочно избегает смотреть мне в глаза.

- Что с тобой?- Спросил я.

- Ничего,- Ответила Сбыслава и отвернулась.

В тот вечер она не стала больше со мной говорить.

Я потом еще долго валялся в постели, и время тянулось так медленно, что, казалось, вот-вот остановится. Сбыслава все так же хо­дила за мной, приносила еду и перевязывала мои раны. Иной раз, когда со мной никого не было, приходила Ингрид.

А как-то раз   зашел сам Рагнар.

Я вспомнил этого человека. Я видел его на пиру у Вадима, он сидел там в числе других воевод.

А вместе с Рагнаром пришел еще один человек, которого я сразу узнал - Харвард-ярл!

После я спросил у Сбыславы, что это за человек и отчего при­шел он в дом Рагнара.

- Харвард Харальдович, -сказала мне девушка,- со своими людь­ми на службе в городе Ладоге. Его Гостомысл позвал. А живет он в доме Рагнара Рангвальдовича, и жить будет до самой зимы, до свадь­бы, когда наш хозяин отдаст  ему жену. Тогда повесне он уйдет в море и вернется к себе домой в Конунгахеллу.

- Рагнар отдаст ему жену?- Поразился я.

- Я неверно сказала. Этот Харвард сватается к дочери Рагнара-хозяина и давно уже у них все между собой уговорено. К зиме быть свадьбе. К Ингрид ведь и Вадим сватался, да только ему Рагнар дочь отдать не захотел.

- К свадьба, говоришь, скоро? - Все еще не веря, спросил я.

- Скоро,- Кивнула девушка,- Харальд ведь уже и выступ свадеб­ный отдал.

- За Ингрид?

- За нее.

И, помолчав, Сбыслава спросила, глядя мимо меня:

- Ты думаешь, она красивая?

- Кто?- Не понял я.

- Она...  Ингрид.

- Зачем ты спрашиваешь?

- Не знаю...  Так просто.

Я хотел это-то сказать, но никак не мог вобрать рассыпавшие­ся вдруг мысли в единый пучок.

Сбыслава больше ничего не спрашивала и только отвернулась и глядела молча в сторону. Я спросил что с ней, но она только всхли­пнула и выбежала вон, даже не затворив за собой дверь.

Ингрид заходила ко мне еще много раз, но я не захотел гово­рить с ней ни о Сбыславе, ни о Харварде-ярле. А что толку - ведь все равно не скажет правды. И еще - не знаю отчего - мне вообще не хотелось с ней говорить.

 

А когда я уже мог стать на ноги, собрал в своем тереме ста­рый Гостомысл великий пир и зван был на тот пир сам могучий Хререк, что и доныне все еще гостил в Ладоге. Мне на том пиру быть не пришлось, слышал только, что люди говорили.

Собрались у Гостомысла многие мужи из разных мест, и встал перед ними Хререк с такими словами:

- Слышали мы, что начались раздоры в вашей земле из-за добра и власти, и пришли мы - я и моя верная дружина - чтобы помочь вам установить мир в своей стране и одолеть всех ваших врагов.

И еще будто бы сказал Хререк:

- Слышал я также, что нет у вас сильного вождя, и оттого вос­стают ваши воеводы друг против друга. Да и тебя, Гостомысла-хозяина мала кто чтит. А все оттого, что не можете вы, венды, сами себя оборонить и отдаете свое добро северным разбойникам.

И.пошла у них речь о том, как разделить власть в славянских землях и как станет он, Хререк, те земли своей силой защищать.

Не знаю я до чего договорились там вожди, только опять вме­шался Вадим и случилась у него ссора в Хререком. Крепко осерчал гость, когда стал молодой князь ему перечить и правду свою перед ним отстаивать. Многие тогда думали, что схватится конунг за меч да потребует поединка - расплаты за кровную обиду. Да вышло все по иному. Потому что Хререк сказал так:

- Браниться с тобой я не стану и драться не стану тоже. Не пристало мне, конунгу и вождю дружины, вступать в ссору с чело­веком, который оскорбляет гостя в своем доме.

И больше ничего не добавил.

Слышавшие это решили, что испугался заморский гость. Да узнать каков он на самом деле этот Хрёрек-конунг пришлось нам намного после. Только поздно открылась нам эта правда и что толку теперь о той сожалеть.

 Дом Рагнара был велик и хорошо построен - не так,как обычно строят северяне. Он был больше похож на терем - высокий и со мно­жеством всяких разных пристроек. А рядом - длинные сараи; и часто­кол вокруг - как крепостная стена.

Кроме хозяев жили в том доме еще десятка два рабов да воен­ные слуги из дружины Рагнара.  Сбыслава тоже жила в доме - две или три зимы назад купил ее Рагнар для своей дочери Ингрид на одном торгу где-то на Ильмень-озере. А еще теперь жили тут хререковы люди. Сам морской конунг расположился по-походному, в шатрах на берегу реки, а часть своей дружины оставил у Рагнара. В их числе был и тот отрок Борислав, что нашел меня тогда на берегу. Был он человек важный - даром, что видел только семнадцать зим. Ходил он щитоносцем у самого Хрёрека-конунга, а прежде еще жил здесь, в Ладоге и служил Рагнару-хозяину. Нынче дел у него никаких не было, вот и ходил он за мной всюду, потому как любил слушать мои песни о далеких заморских странах и подвигах викингов.

Вот так и жили мы все в рагнаровом доме.

Я, никогда не имевший своего очага, завидовал всем, у кого он был. Но в этом доме скоро я стал чувствовать себя хуже, чем Гуннар в яме со змеями.

А началось все вот как.

Как-то пришла ко мне Ингрид. Она приходила каждый день, порой но два и но три раза, так что я к ней привык. Но что-то было все равно не так. Не знаю отчего, но будто холодная река протекла между  нами. Прежде я радовался, увидав Ингрид, а после чуть ли не с нетер­пением дожидался, когда же она наконец уйдет. Однако я не был слеп­цом и видел зачем дочь Рагнара вьется вокруг меня. Видел - и не хотел замечать.

О чем мы говорили в тот раз, ныне я уже и не вспомню. Только   Ингрид зачем-то помянула то старое капище, где я встретил ее в первый раз, и древних богов, чьи идолы там стояли. А как заговорили мы о славянских богах, случилось так, что я невольно рассказал девушке как попал я к викингам и кем был до того времени. Тут Ингрид принялась меня расспрашивать, и я едва удержался, чтобы не прогнать ее прочь,

А потом она пришла на другой день к вечеру, когда в доме все уже сели за вечернюю трапезу. Еду мне обычно приносила Сбыслава, но в тот раз вместо нее появилась Ингрид. Вошла, поставила миску на скамью и при­села рядом со мной на постели.

- Я слышала будто по весне Орвар зовет тебя с собой в поход,- Так начала она разговор.

- Зовет.  - Согласился я, - И я вправду думаю пойти с ним.

- Куда?- в голосе Ингрид мне почудилась едва уловимая дрожь. -Ты хочешь уйти из этого дома?

- Но это не мой дом, Я здесь чужой и все для меня чужие.

- Даже я?

- Ты - нет.

Она долго молчала, а потом сказала вполголоса:

- Я не хочу отпускать тебя, Эрлинг-скальд.

- Ты хочешь оставить меня здесь вечным пленником?

- А если так?

Я же, не понимая еще к чему она клонит, принялся говорить о морских походах и о своем одиночестве в стране Гардар. И говорил так до тех пор, пока Ингрид не оборвала меня:

- Ты, конечно, хороший воин. И хороший скальд. Только у тебя нет глаз. А потом она сказала так:

- Ты ничего не видишь, Эрлинг. Ты слеп, оттого и не можешь разглядеть в моих глазах мое сердце.

Тут-то я наконец понял о чем ведет речь прекрасная дочь Рагнара, и я испугался, что она скажет больше, чем я хотел бы услышать,

- Остановись, Ингрид!- Предостерег ее я,- Лучше бы тебе не дове­рять свои мысли своему языку!

- Нет, я скажу!  - С вызовом глянула мне в лицо девушка.- Потому что ты-то сам боишься произнести это, Эрлинг-скальд!

- Ингрид, тебе надо уйти, прежде чем наш разговор зайдет слишком далеко.

- Прогоняешь меня?

- Молчи!

- Поздно. Я пришла сегодня не для того, чтобы молчать. Я пришла для того, чтобы первой открыть тебе свою любовь!

Я ждал этих слов - Ингрид ошибалась, говоря, что я слеп и ничего не вижу, и я сказал вот что, а придумал я эти слова заранее:

- Ты не должна так говорить, ибо все знают, что ты давно отдана Харварду из Конунгахеллы!

Я полагал, что Ингрид убежит в ту же минуту, но она сказала неожи­данно весело:

- Ты боишься Харварда? или, может, моего отца?

- Мне не зачем их бояться.

- Тогда чего же ты ждешь?- Она приблизила свое лицо к моему лицу, и ее жаркое дыхание обожгло мне губы.- Что нужно тебе еще? Я твоя, скальд! Возьми меня!

Ее руки обхватили меня мягким кольцом. Так плющ обвивает порой могу­чий дуб, и нелегко бывает этот плющ распутать.

- Люби меня!- Часто дыша, прошептала Ингрид. -Люби меня!

Я попытался отстраниться, но она крепко прижалась ко мне и ее губы настойчиво искали мои губы.

- Ингрид!- проговорил я, с трудом превозмогая желание сжать в объя­тиях ее гибкое упругое тело.- Остановись, Ингрид!

- Ты боишься, что меня возьмет другой? окажи только слово - и я пойду с тобой, куда прикажешь!

Если бы она сказала эти слова раньше, там, в древнем славянском капище, я не стал бы долго раздумывать. Но сейчас...

- Я не возьму тебя с собой, Ингрид.- Твердо сказал я.- Я не люблю тебя.

Она встала так стремительно, что опрокинула скамейку с моим ужином. Мгновенно отступив назад, она заговорила, и голос ее дрожал, словно струна арфы под рукой неумелого скальда.

- Н не ждала услышать это от тебя, Эрлинг-певец!

и выбежала вон. Гордая дочь Рагнара не хотела, чтобы кто-нибудь ви­дел, как она плачет.

Я сел на постели и сжал ладонями виски. Кровь бешено билась в жилах под моими пальцами, словно хотела алым фонтаном вырваться наружу. Великий Один отдал свой глаз за  единственный глоток из источника мудрости, я же не пожалел бы и вдвое больше, только бы не было этого разговора с краса­вицей Ингрид.

А через день я впервые вышел из дому и направился в крепость к Орвару. Было у меня к нему дело, о котором думал я две ночи подряд. И доверить это дело я мог только другу.

Фризы с утра все ушли на берег, так что на подворье я застал только Орвара и еще одного торговца по имени Гуннбьорн. Случилось так, что прежде я спас Гуннбьорну жизнь, а как он отблагодарил меня - расскажу позже.

Орвар порадовался, что я наконец поднялся на ноги, стал говорить со мной о разном. А потом я спросил его о том, сколько стоит раб. Орвар был застигнут врасплох и ответил, что в стране Гардар за раба дают к двадцать, и тридцать шкурок куницы, и что лучше всего спросить у Гудмунда.

- Я не купец.- Сказал он,- Потому я не знаю достоверно.

- Я тоже не купец,- Произнес я.- Так что лучше скажи мне просто сколько на торгу просят за рабыню и оцени мне это в серебре.

- Венды,- подумав, молвил фриз,- берут за простую девушку-рабыню две гривны серебра, что составляет не меньше сорока куньих шкурок. Если же пересчитать это в шкурках бобров, то получится тридцать две штуки. А трид­цать два бобра это, по крайней мере, полторы марки.

Я ничего не понял из хитроумных подсчетов Орвара и потому сказал:

- Не к чему мне эти заумные речи. Для меня они так же непонятны, как шум ветра или грохот прибоя.

Орвар махнул рукой и спросил:

- Кого ты задумал купить, Эрлинг-скальд?

- Рабыню.- Ответил я. - Ту девушку, что ходила за мной, пока я лежал в доме Рагнара.

Орвар сдвинул брови и крепко задумался. Потом спросил хмуро:

- Что ты думаешь с ней делать?

- Заберу с собой.

- Ты поступишь глупо, Эрливг-скальд. Есть немало способов получить женщину, не бросая серебро по ветру.

- Нет, Орвар.- Покачал головой я.- Ты не понял. Мне нужна именно эта девушка.

- Неужто она опоила тебя приворотным зельем?

- Нет. Просто она мне приглянулась.

Фриз пожал плечами.

- Я хотел бы отговорить тебя, но, вижу, ты упрям, как вол. Много ли у тебя серебра?

- У меня нет ничего. -Усмехнулся я.

- У меня есть полмарки, но этого мало.- В раздумье проговорил Ор­вар.- В другое время я бы попросил у Гудмунда, но сейчас он на меня сер­дит и, пожалуй, ничего не даст.

- Что же делать?

-Не знаю. Может,Вадим...

- Что Вадим?- Насторожился я.

И тогда будто бы нехотя Орвар рассказал мне, что задумал Вадим силой выгнать Хрёрека из Ладоги и потому обещал много серебра всякому, кто пойдет вместе с ним на битву. И с  фризами он уже договорился,

- И что же?- Спросил я.

- Я не прочь проучить заносчивого Хререка и тебя хочу звать с собой.

Вот значит как. Не по нраву, стало быть, Вадиму делить Ладогу с заморским гостем. А Орвар всегда готов лезть в драку, даром что битым из нее выйдет!

И я сказал:

- Не пристало нам в чужую распрю лезть.

Орвар мне ничего не ответил, и разошлись мы с ним каждый по своим делам.

 

Когда опускается на землю ночь, все замирает. Арвак и Альсвинн -могучие кони, влекущие по небу огненную колесницу солнца, уходят в свое стойло, чтобы передохнуть после дневных трудов. Ночью отдыхают и люди и боги.

Когда я поднялся по крутой тропинке к усадьбе, было темно и тихо. Но все же в эту ночь кому-то не спалось - там, над журчащим ручьем, где веселятся, купаясь в лунных лучах, зеленоглазые никсы, клонилась неясная тень. Словно кто-то сидел над быстрой водою.

Сперва мне показалось, что это была Ингрид и я хотел обойти ее стороной. Но потом я узнал Сбыславу и подивился, что встретил ее тут. Я подо­шел к ней, а она, увидав меня, встревожено проговорила:

- Зачем ты вышел сегодня из дома, викинг? Твои раны могут открыться! Я сел рядом с ней на колючую сухую траву.

- Почему ты ушел, никому не сказав?- Не унималась девушка,- Я боя­лась, что по дороге с тобой может что-нибудь приключиться и некому будет тебе помочь.

- Так ты дожидаешься здесь меня?- Спросил я. Она смутилась и отвела взгляд.

- Я ходил к фризам.

Мы сидели, глядя на текущую воду, которая весело звенела, подпрыгивая на камнях.

- О чем ты думаешь?- Спросил я.

- О звездах,- Ответила девушка.- Они счастливы, потому что там, высо­ко в небе их не тревожат земные печали.

- Ты несчастлива?

Она пожала плечами и, сорвав с наклоненной ветки листок, бросила его в воду, и он поплыл, колеблясь в такт волне.

- Нет.

- Даже сейчас?

Сбыслава посмотрела на меня своими большими глазами и в них, как в колодце, отразились холодные искорки звезд.

- Мне грустно.- Сказала она, снова опустив голову.

Я протянул руку и осторожно коснулся ее пшеничных волос.

- Может быть, мне удастся прогнать твою грусть?

- Не надо.- Тихо проговорила Сбыслава.

Я отодвинулся от нее и стал смотреть как звезды играют в догонял­ки, прыгая с одной волны на другую. Потом я сказал:

- Я знаю, тебе плохо, потому что ты не свободна...Ты не говорила, но я все равно узнал.

Я видел, как девушка побледнела к как вздрогнули ее хрупкие плечи. Она не посмотрела на меня. Не смогла. Прошептала побелевшими губами:

- Я не хотела, чтобы ты знал. Прости... Я пойду.

Я удержал ее за руку и сказал хрипло:

- Мне все равно, кто ты. Н никогда не стану думать о тебе плохо. Девушка вздрогнула, и вздрогнула она оттого, что я против своей воли произнес эти слова на языке славян.

- Ты знаешь мой язык?

- Твой язык - мой язык. Я не свеон и не фриз. Мой род жил среди по­морских славян и сам я славянин, как и ты.

- Н не понимаю твоих слов, викинг. Когда я слушаю тебя, мне становится страшно.

И она замолчала. Я после понял - не поверила. И тогда я сказал вису:

 

Дева печали вяза

вепря попутного ветра,

не исчезай во мраке

злой и холодной ночи.

Ранила сердце скальда

липа дождя ладони,

власти ее предался

сшибки мечей вершитель.

 

Сбыслава еще долго молчала, а потом проговорила тихо:

- Там, далеко, за морем-океаном живет Лада, богиня любви...Ты веришь в Ладу, викинг?

- Зачем мне боги,- сказал я,- когда моя Лада здесь.

- Не говори так, викинг.

 

- Отчего же? Неужели викинг не может верить в любовь?

- Я знаю только одно: весной викинг уйдет в поход, и что за дело ему, будет ли несчастная девушка-славянка, проливать слезы в разлуке. В походе он найдет много других женщин.

- Викинг не уйдет.- Твердо сказал я.

- Это ты только говоришь так.Твои драконы уже повернули свои головы в сторону страны северных богов.

- Мои драконы сгорели,- Проговорил я, глядя в синие глаза девушки, в которых отразилась бесконечная ночь, полная холодной тоски.

- Девушка-славянка не может любить викинга. - едва слышно проговорила Сбыслава.

- Не говори так, потому что викинг вдет другого ответа. Она вздохнула и отвела глаза.

- Я не могу тебе ответить иначе, северный гость.

Я осторожно, словно боясь спугнуть, обнял ее, но Сбыслава выскользну­ла из моих рук и побежала прочь. Я поглядел ей вслед и не стал догонять. А потом поднялся и медленно побрел к усадьбе, и ночь смотрела мне вслед глазами тысячи звезд.

 

Когда я возвращался, мне довелось увидеть еще кое-что.

Я шел к дому через темный двор и вдруг увидел в стороне возле конюшен мужчину и женщину. Мужчину я не мог рассмотреть, но зато готов был поклясться чем угодно, что женщина, стоявшая рядом с ним, была Ингрид. Я нарочно обошел их стороной, рассудив, что Ингрид стояла там с Харвардом-ярлом. Попадаться им на глаза я не хотел. А напрасно. Иначе, узнав с кем ту ночь обнималась гордая дочь Рагнара, я, быть может, охранил бы себя от бесчисленных бедствий.

 

Боги давно привыкли к святотатству. Ведь святотатственна даже сама мысль о том, чтобы проникнуть своим разумом в их тайну, постичь их сокро­венные замыслы, И кто знает, может быть я, никому не ведомый скальд, оскорбил их больше, чем кто-либо другой. Ведь я, недостойный даже коснуться подножия священных идолов, попытался разгадать извечные тайны богов.

Боги любят утолять вековую жажду кровью живых людей, и теперь ,под покровом глухих ночей, они готовили себе на заклание новую жертву, чтобы наконец промочить пересохшее горло.

Черные тучи обступили славный город Ладогу с того самого дня, когда вытащил на речной песок свои острогрудые корабли грозный Хрёрек-конунг. И с того самого дня все трепетали, ожидая чего-то, и ждали, и не могли до­ждаться.

Слыхал я о том, что вновь собирались ладожане на тинг и говорили   о том, кому отдать под защиту славный город Ладогу. И были на том тинге два великих вождя - Хререк-конунг и князь Вадим, и каждый из них силой сво­их дружин похвалялся, и не знали ладожане кого над войсками главой поставить. Долго бранились между собой Хререк и Вадим, и только мудрый Гостомысл, говорят, удержал их от поединка. И кричали одни ладожане за Хререка, а иные - за Вадима, и не было между ними согласия. Сказывают, до того даже дошло, что собрались уже люди вовсе прогнать Вадима из города.

Долго спорили и на том порешили, что идти Хререку к своим вождям и говорить о союзе с Ладогой, а потом воротиться и ответ дать станет ли он, морской конунг, защищать страну Гардар. И обещал Хререк перед всеми, что придут они без ратей и с малым числом кораблей и не станут затевать войны и убийства.

После того я во второй раз пришел к Орвару и, когда входил на под­ворье, лицом к лицу столкнулся с Вадимом. И не было нужды спрашивать от кого он возвращался. Вот и думал я тогда, как понять все это, и не мог ни­чего придумать, и мучился от этого.

И после вспомнил я слова из той висы, что сказал мне как-то слав­ный Тормунд:

 

В битве не струсит,

друга не выдаст

тот, кто звенящим

мечем опоясан...

 

И не знаю я теперь, кто из нас двоих - я или Орвар - первым предал побратима. Да только в тот раз, не раздумывая, я направился прямо туда, где в закатном тумане смутно обрисовывались хищные силуэты Хрёрековых драконов .

В тот вечер липкая - будто осенняя - сырость подкрадывалась к го­роду от реки, и с воды тянуло прохладой, благо на мне была теплая куртка на тюленьем меху. Я вышел на берег, окутанный белым плащом тумана, и остано­вился, почувствовав в холодном воздухе дымное дыхание костров.

- Кто тут?- Окликнул меня голос.

Навстречу мне, раздвинув темноту, вышел воин, закутанный в медвежью шкуру. В опущенной правой руке он держал копье.

- Мое имя Эрлинг Тормундссон. - сказал я, подняв руку,- Я хочу гово­рить с твоим вождем.

Не помню, как оказался я возле кораблей и как Хрёрек-конунг вышел мне навстречу. Тогда-то я в первый раз увидал грозного властелина морс­ких дружин, о котором только и говорили нынче по всей Ладоге.

Он был высок и ладно сложен, но по виду не скажешь, что богатырь. И я подивился тому - ведь воины всегда избирают себе вождем наисильнейшего. Хререк не был стар, но глубокие морщины пролегли по его лицу. А так -вряд ли ему могло быть больше зим, чем мне.

И еще я разглядел  его глаза - светлые и прозрачные, как у рыбы.

Прежде чем я рассказал ему о коварных замыслах Вадима и о той ве­ликой беде, что раскинула    крылья над его головой, Хререк спросил:

- Видел ли я тебя раньше? Мне знакомо твое лицо.

Когда же я напомнил ему о нашей битве с воинами Атле-ярла и о том, как он, Хререк-конунг, помог мне избежать погибели, он не сказал ничего, только брови сурово сошлись над переносицей. А потом он стал расспрашивать о Вадиме и его помощниках и больше ни словом не помянул обо мне о об Атле-ярле.

До сих пор я думаю и все не могу взять в толк, зачем в тот вечер пошел я к Хререку. Может, верил еще, что остановлю Орвара, уберегу его от напрасной ссоры с опасным и сильным врагом. А, может, еще что...

Конунг слушал меня не перебивая и все кутался в подбитой мехом плащ, и морщины сильней обозначились на его обветренном лице.

Потом он спросил:

- Почему я должен верить тебе?

- Я всего лишь скальд, а не прорицатель, -сказал я,- но думается мне, что солнце взойдет завтра не для того, чтобы озарить веселое пиршество. Над тобой простерлась черная тень, конунг. А верить или не верить мне -решай сам.

Так сказал я, в слепоте своей думая, что в ту ночь мне удалось подменить собою саму Судьбу.

Хрёрек долго молчал, и гирдманы стояли за его спиной, ожидая его ответа. Я же повернулся и пошел прочь, но не прошел я и десяти шагов, как Хрёрек окликнул меня. Он сказал:

- Если когда-нибудь боги отдадут этот город в мою власть, я не забу­ду тебя, скальд.

Так он сказал и, неслышно ступая, пошел к своим кораблям.

Не знаю, поверил ли Хрёрек-конунг моим словам, да только на следую­щий день призвал он к себе Рагнара и Харварда-ярла и долго с ними говорил. А потом Хререковы драконы растворились в густых туманах, что лежали на се­дых волнах великого Нева-моря.

А вечером случилось вот что.

В тот день Рагнар-хозяин угощал в своем доме самого Вадима, и все мы от души повеселились. Ингрид была здесь. Она сидела на коленях у Харварда-ярла, и он угощал ее из своего рога.

А потом все, кто там был, улеглись спать - иные, упившись до полусмер­ти, там же, где и сидели, другие разбрелись по боковушкам и оттуда доносил­ся их богатырский храп.

Я же пошел к себе и, оттого что после выпитого пива мне сделалось жарко, отодвинул овчину, загораживавшую окно и высунулся наружу.

Луна светила холодным бельм светом и если бы не это, я, пожалуй, ни­чего бы и не увидел. А тут - черная тень лежала поперек двора, выдавая присутствие человека. А был ли он один - кто знает.

Я решил посмотреть, что там, и вышел на двор. Я шел вдоль стены, прячясь в ее тени, и тут же услыхал, как залаяли у ворот Рагнаровы волкодавы. А потом я едва не столкнулся с Ингрид, которая тоже шла вдоль стены, на­правляясь в дом.

- Что тебе надо?- Испуганно отступив назад, спросила девушка. Она была изрядно захмелевшая и яркий румянец горел на ее щеках.

- Ничего,- Растерянно проговорил я,- Мне показалось...

- Да ты пьян, Эрлинг-скальд. Если вдруг тебе покажется еще что-нибудь, будет лучше, если ты не станешь вмешиваться не в свое дело.

- Я видел тень во дворе.

- Правда?- мне показалось, что в голосе Ингрид послышалось беспокойство. - А что ты еще видел?

- Ничего. Зачем ты спрашиваешь?

- Не твое дело. Ступай спать и не броди по двору посреди ночи.

- Тебе ли говорить об этом?

- Хватит!

Она хотела было уйти, но я окликнул ее.

- Что еще? - Сердито спросила девушка.

Хмель, видно, совсем помутил мой разум. Я взял ее за плечи и притянул к себе.

- Хочу поговорить с тобой.

Мне показалось, она готова была уступить минутному порыву, но тут -словно холод заполнил все ее тело.

- Поздно нам говорить,- Отстранив меня, сказала Ингрид,- Слишком поздно.

Я хотел сказать еще что-то, да понял - напрасно. А Ингрид оглянулась зачем-то на темный двор и пошла прочь.

А о том, что делала она той ночью, узнал я после, несколько дней спустя.

 

Вскоре узнал я о том, что Орвар хотел купить у Рагнара-хозяина рабыню. Да не кого-нибудь - Сбыславу! Рагнар не уступил. Видно, думал я, захотел фриз помочь мне, да не вышло. Странно только, что мне он про то ничего не сказал.

А поведал мне о том все тот же отрок Борислав, что ходил на кораб­ле у Хрёрека. В этот раз не .ушел он с грозным морским конунгом, остался здесь, у Рагнара. Дел у него никаких не было, вот и совал он свой нос всю­ду. А меня его открытие немало озадачило.

Но еще больше задумался я после, когда, случилось вот что.

Как-то пришел я домой поздно вечером. От реки полз туман и, казалось,  бревенчатые срубы сараев ежились от промозглой сырости. Собаки залаяли, почуяв человека, но, узнав своего, подбежали и стали лизать мне руки. Я по­трепал по загривку моего любимого волкодава и пошел к конюшням. Мне пока­залась, что дверь сеновала открыта, и я подумал, что надо бы ее запереть.

Внутри было уютно, как в доме - хорошие были конюшни у Рагнара-хозяина. В стойло я не пошел, оттого что лошадей не любил. Постоял у двери и поднялся по приставной лестнице на сеновал. Не знаю,  зачем я полез туда. Кажется, мне послышалось, будто там кто-то есть.

То, что я увидел наверху, было словно молния в темноте ночи. Будто повязка упала с моих глаз и мне открылось все то, что до сих пор скрывалось во мраке.

Женщина лежала в объятиях мужчины, разбросав по соломе свои золотые волосы. Мне не надо было присматриваться, чтобы узнать Ингрид и разглядеть, что рядом с нею был вовсе не Харвард-ярл! Я едва не свалился с лестницы, узнав Орвара.

Стараясь не шуметь, я спустился вниз и вышел на двор. Сперва я хотел запереть сеновал - пускай посидят до утра, пока рабы не придут кормить ло­шадей! Но потом я подумал, что не стоит этого делать. Ингрид не моя женщи­на, а что мне за дело до Харварда-ярла и его будущей жены!

 

Кровь викинга наполовину смешана с морской водой, но тот, чьи ноги приросли к твердой земле, быстро отвыкает от шаткой палубы, и боги переста­ют посылать ему удачу.

Жизнь викинга - в походе, там, где бушуют холодные северные ветры и стонут под их ударами каменные стены фиордов, там, где поют песнь победы звонкоголосые секиры и смерть собирает жатву с тюленьих полей. И так дол­жно быть. Потому что викинг должен умереть в крови - павшему не от боевых ран нет места в чертоге Одина. Умерший в постели от болезней и старости навсегда попадает в мрачное подземное царство Хель. И пути назад оттуда нет. Потому что чудовищный пес Харм, всевидящий слуга смерти, сторожит до­рогу в обитель мрака.

Но не место воину в этой стране.

 

В царстве подземном

не место мужчине -

ждет его Один

в светлой Вальхалле.

 

Кто знает, может, я и вправду слишком долго ходил по суше, и удача отвернулась от меня. Время от времени я думал о том, как бы вновь уйти с дружиной викингов в туманы северных морей и умереть, как умирают герои. Может, я и ошибался, полагая, что Хильд или Херья однажды унесут меня на своих крыльях в чертоги богов. Но я, викинг, не мог думать иначе. И Орвар тоже.

Орвар строил корабль для себя и своей дружины. Он еще не подыскал ему подходящее имя, хотя работа уже близилась к концу. Фризы запасали по­лосатые шерстяные паруса, укладывали их в сундуки, чтобы за зиму не побила моль, готовили весла и снасти к предстоящему походу. Думали они воевать до весны вместе с Вадимом против свеонов, а по весне идти назад, в северные земли.

Да только не судьба была Орвару выйти в море на том корабле. Ни в тот год, ни в следующий. Никогда.

Беда прилетела нежданно, зашумев вороньими крыльями над славным го­родом Ладогой.

Когда с вековых дубов золотым дождем посыпались осенние листья, захворал вдруг старый Гостомысл. И пошли, поползли по Ладоге недобрые слухи, будто бы злые люди захотели его колдовством извести. И многие говорили тогда о князе Вадиме.

Орвар в то время все чаще стал захаживать в терем и подолгу говорить с Вадимом. А о чем говорили они, не ведал никто. Я же никому не обмолвился о том, как сговаривались Орвар и Вадим против могучего Хрёрека, и как я поме­шал свершиться их черному умыслу.

Орвар же много о чем мне рассказывал. От него узнал я, что Гостомысл один мешал Вадиму всю власть взять, а как слег он, так поднял голову Вадим, стал собирать людей, чтобы войной идти против Хрёрека и тех, кто за него стоял. Да только и враги Вадимовы не дремали. Однажды грозовой ночью, когда буря бушевала так, словно гневные волны хотели раскачать вселенную, послали Злотолюб и Святомысл вестников к могучему Хререку со словами: "Приди, князь, в город наш и защити нас, а иначе быть беде великой!".

И стало тогда так, что заперся Вадим со своими людьми в тереме, а иные воеводы собрались под горой, в городе, и не было у них ладу меж собой. Собрались четыре тинга - один в крепости у Вадима, другой на теремной пло­щади, а два других - в городе на торгу. И долго спорили и бранились, но не могли придумать, что делать дальше.

А после стали ходить кругом недобрые слухи, что приносили заезжие купцы, будто Атле Змея и брат его Снио снова пришли на Нево-море и воевали теперь белозерских славян. И некому было против них выступить.

Тогда вновь послали ладожские воеводы послов за могучим Хререком. И будто бы обещал морской конунг выслать свои дружины против северных раз­бойников, а сам собрался идти в Ладогу и там с воеводами совет держать.

Вадим же о той уведал и созвал новый тинг и стал просить у ладожан войско. Да только не дали ему войска ладожане, а дружина его разбежалась. Собрал тогда молодой князь своих товарищей и пошел на Ильмень-озеро. И не думал я, что боги снова сведут их лицом к лицу - грозного северного конун­га и изгнанного Вадема-ярла.

В те дни я больше пропадал в крепости, на подворье у фризов. Не хотелось мне идти в дом Рагнара, хотя никто меня оттуда не гнал. И не знаю, кого больше я боялся увидеть - Ингрид или Сбыславу.

Однажды я долго бродил вдоль частокола Рагнарова подворья, когда ко мне подошел Борислав.

- Что это ты, Эрлинг Тормундссон, здесь расхаживаешь?- Спросил он, лукаво щуря глаз.- Отчего в дом не заходишь? Давно ведь мы тебя не видели!

- Кто это - мы?

- Ну, я.- Отрок снова хитро усмехнулся.- Да и другие еще. Сбыслава, к примеру.

Я вздрогнул и кинул на Борислава сердитый взгляд.

- Не гневайся, Эрлинг-скальд. Ведь вижу я, что и сам ты хочешь  ее уви­деть.

- Послушай,- быстро заговорил отрок,- хочешь, нынче же я приведу ее к тебе?

- Нынче?- Я поднял на него удивленный взгляд.

- Подожди здесь.

Отрок лукаво подмигнул и скрылся за воротами.

Я не очень-то  верил, что Сбыслава и впрямь выйдет ко мне. Сел на камень, подставил лицо осеннему солнцу и стал ждать.

Она все-таки вышла. Не знаю, чего там наговорил ей Борислав, только обо мне, видно, не сказал ничего. Сбыслава прямо растерялась, увидев меня, а потом подошла ближе и спросила:

- Ты зачем здесь?

- Тебя жду.

- А кто сказал тебе, что я выйду?

Я перевел недоумевающий взгляд на Борислава, спрятавшегося за спиной у девушки, потом на корзинку в руках Сбыславы.

- Куда ты идешь?- Спросил я.

- К реке. Несу поесть рабам, что пасут там коз. Я помешкал мгновение, а потом твердо сказал:

- Я пойду с тобой.

Сбыслава бежала впереди, и ее тонкая фигурка легко скользила вниз по крутой тропинке. Я отдал свой меч Бориславу и поспешил за ней следом.

Я догнал девушку, когда она уже спустилась к реке и остановилась в тени задумчивых ив, любуясь своим отражением. Я подошел и, став, рядом, тоже  глянул в темную воду.

Омут манил в свои прохладные объятия, и я вдруг вспомнил - с чего бы вдруг -как бьется седая морская волна о черные бока кораблей-драконов, и как под звуки боевых труб весла гонят впереди себя белоснежную пену - словно из мутной глубины выплыл ко мне тот день, когда наши струги начали свой путь через морские просторы, где властвуют Ран и Эгир.

Но то была другая вода, бурная и соленая, такая же синяя, как небо, или седая, как грозовая туча. И я вдруг понял, что тоскую по