Настроение сейчас - тоскливое немного

Ночь – она как осьминог. Напустит чернил – не видать ничего на милю вокруг. Хоть бы звезд, звезд на небо высыпали горсточку! Нельзя, видать – в мути чернильной захлебнутся.

Вздыхаю. Непривычно громко, с всхрипом. Просыпаюсь от легкой полудремы. Вздрагиваю, как испуганная лошадь. Все еще чернильно? Ночнеет все еще? Стыло.

Подхожу к окну. Не окно – дыра черная. Звездит. По глазам кометой заехало – слезу вышибло. Августовские звездопады, чтоб их. В зрачках от них щиплет…

Кулаками от души глаза протереть. Вновь зрение обрести. Моргать, моргать, да не выморгать. Суть внутри – темная, стылая. Не согреть ее звездами-то… Да и солнечным светом не растопить.

Дзинь-дзинь! Что это? Неужели дверной звонок?! Внутри стылое замирает. Но нет – банка металлическая звякнула, ногой задетая. Моей же ногой неуклюжей. И снова внутри застыло…

А раньше звенело внутри. Колокольчиком хрустальным звенело. Динь-дилинь! Динь-дилинь! Да разбился колокольчик-то. Не звенит больше. Тихо-тихо внутри. Стыло, снегом припорошено. Молчит нутро, как убитое. Только вот изредка песни поет. Холодные, недобрые песни. Песни нелюбимых. Невеселые песни.

Песен этих – тьма тьмущая, чернильная, что ночь за окном. Петь – не выпеть все. Не выпеть, не выпить, не выесть. Песни нелюбимых – часть самих нелюбимых. Железобетонная третья нога. Поступи придает сталь. Да хромаешь все равно, как псина подстреленная…

Свист. Кто здесь?! Здесь кто-то есть? А, нет, конечно, нет. Это дыхание мое свистит, как сурок заполошный. Засыпаю… А песни нелюбимых все звучат. И пусть звучат! Пусть захламляют собой пустоту! На то они и гимны наших дней. Петься им еще долго – до ранней зари…