От "Жестяного барабана" в виде книги блеват кидало каждые две минуты, а фильм сказочно пошел. Азнавур со всей печалью еврейского народа в очах. Крашенный перекисью Марио Адорф. Мальчик, который пугает, отталкивает и завораживает. Мое воображение в процессе чтения рисовало невыносимо омерзительные картины, а у киношников это все как-то так мило получилось, во всяком случае, пока не дошло до лошадиной головы, полной угрей ту половину фильма, которую я засмотрела. Очень одобряю.

Вообще, если напиться каких-нибудь мощных колес от тошноты, в книге можно увидеть много хороших, правильных и нужных мыслей, а также глубокий скорбный смысл, изящно оформленный тонкой аллегоричностью, но уж больно все гадко написано, даже на мой извращенный вкус. И даже у меня есть предел, за которым перегруженность и тяжеловесность текста перестает мне нравиться. Так что единственная цитата из самого начала, когда я только начинала озверевать.

...тут встречаются разнообразнейшие мундиры, тут меняются моды и прически, матушка становится толще, Ян худосочнее, тут попадаются люди, которых я вовсе и не знаю, тут можно только гадать, кто делал снимок, потом все деградирует, а художественная фотография на рубеже веков вырождается в бытовую фотку наших дней. Взять хотя бы тот памятник моему деду Коляйчеку и этот снимок на паспорт моего друга Клеппа. Даже если просто положить рядом портрет дедушки, отретушированный коричневым, и гладкое, ждущее печати клепповское фото, сразу станет ясно, куда нас завел прогресс в области фотографии. В частности, все эти штучки моментальной фотографии. Причем я должен сделать себе больше упреков, чем делаю их Клеппу, ибо на правах владельца альбома мне следовало бы заботиться о сохранении уровня. Если в один прекрасный день перед нами разверзнется пасть ада, одна из утонченнейших мук будет выглядеть так: обнаженного человека запирают в одном помещении со всеми его фотографиями. Быстренько подбавим немного пафоса: "О ты, человек, между моментальными снимками, срочными снимками, фотографиями на паспорт! О человек, освещенный лампой-вспышкой, человек, выпрямившийся перед косой Пизанской башней, человек из кабинки фотоателье, который должен подставить свету свое правое ухо, дабы снимок годился для паспорта!" А теперь уберем пафос: возможно, этот ад окажется вполне терпимым, ибо самые гадкие снимки существуют лишь в воображении, а сделаны никогда не были, или хоть и были сделаны, но не были проявлены.