[466x194]
Лето тысячадевятьсотвосемьдесяткакого-то года. Крым. Севастополь - город русских моряков. Перестройкой еще не пахнет, в ходу советские рубли. И бакс - слово никому неизвестное, и стоит он чуть больше, чем 60 копеек. В сухом доке в Северной бухте на стапелях стоит большой военный корабль. Он оставил за кормой тысячи морских миль, краска на бортах пооблупилась, подводная часть корпуса обросла наростами, чайки нагадили на палубу так, что сковырнуть их дерьмо, мгновенно присохшее под тропическим солнцем, можно только специальным инструментом, и то вместе с краской. На корабле - шум, гам, грохот инструментов, топот ботинок матросов и гражданских работяг, корабельное радио изрыгает указующие команды - и вообще - творческая беспорядочная суета, которая на самом деле есть строго контролируемый процесс планового ремонта боевого судна. И в этот прекрасный момент к доку подъезжает УАЗик-буханка, их которого бодро выпрыгивают пятеро курсантов КВВМПУ, с предписаниями о прохождении корабельной практики именно на этом ремонтирующемся корабле. Вот повезло, так повезло. Все нормальные пацаны попали на корабли, которые стоят у пирсов и причалов, выходят в море, а тут... Горевали недолго, попытались влиться в общебеспорядочный процесс несения службы. Замполит по душевной доброте направил к старпому, тот - ко второму помощнику, тот еще дальше - и в конце концов, проследовав по всей вертикали корабельной власти сверху вниз, курсанты были расписаны стажерами на несение службы в качестве "дежурного по низам". Там, в трюмах, находился ЗКП (запасной командный пункт), где должен сидеть специально назначенный офицер, нести службу, но на время ремонта часть экипажа ушла в долгожданные отпуска, часть была задействована на авральных участках работы, поэтому место дежурного по низам было пустынно, как просторы Сахары. В центре стояло удобное кресло, вокруг него - пульт с кучей кнопочек, тумблеров, рукояток, лампочек, датчиков, циферблатов. Старый мичман, служивший на этом пароходе всю сознательную жизнь, провел короткий и доходчивый инструктаж, суть которого была сведена к следующему. Млять, вашу мать, чтоб ничо не трогать!!!! Я повторяю: НИ-ЧЕ-ГООООО!!! А то я вас, млять.... и дальше шло долгое и подробное перечисление всего того, что один мичман в припадке служебного рвения может сделать с пятью курсантами и всеми их многочисленными родственниками.(излагать особенности этих деяний по правилам поведения в общественном месте я не могу, но поверьте мне, даже в Ваших самых извращенных фантазиях вы не выдумаете и десятой доли того, что пообещал мичман). После этого инструктажа все получили четкое представление о своем местонахождении в иерархической лестнице корабельных ценностей, и поняли, что ценность их ничтожна, корабельная крыса и то более важный элемент системы, чем свалившиеся на мичманскую голову невесть откуда курсанты. И началась служба. Через каждые 4 часа, сменяя друг друга, курсанты заступали на дежурство. К моменту заступления в помещение заглядывали два матроса, назначенные в пожарный дозор. Дежурному нужно было записать их фамилии в толстый гроссбух и отмечать время их выхода на связь с докладом об осмотренных на предмет пожарной безопасности помещениях и палубах. Связывался пожарный дозор с дежурным по низам посредством корабельной проводной связи, системы "Каштан". На пульте было несколько тумблеров, сгруппированных между собой специальными металлическими пластинами, и включить их можно было только одновременно. Инструктируя курсантов, мичман объяснил, что это специальное изобретение, позволяющее, в случае доклада о возгорании на корабле, синхронно сыграть пожарную тревогу во всех кубриках аварийных партий. Естественно, что включать эти тумблеры в случае реального возгороания было не только можно, но и нужно. На остальные кнопочки было наложено строжайшее боцманское табу, и не дай вам бог, шакальи дети, вам что-то включить или выключить - я вас... Парни были дисциплинированы, и через пару заступлений они освоилисть в особенностях дежурства и не вызывали нареканий со стороны мичмана. Служба традиционно проходила в легкой дремоте или чтении книг из корабельной библиотеки, прерываясь лишь на связь с пожарным дозором. Самое мерзкое время для вахты - с 2-х часов ночи до 6-ти утра. Это время называют "собакой". На собаку заступил курсант М., он уселся в кресло, через пару минут дверь отворилась и в помещение проник старший матрос Мамеджанов, сказавший примерно следующее: Камандыра, я буду пажарн дозор с тобой, да. Карашо, да? Миня Мамеджанов фамилия, да, пиши давай, другой Абдурахманов, да, только он нога болит, да, - трап упал. И исчез. Курсант M. старательно записал в гроссбух фамилии матросов пожарного дозора и замедитировал в кресле. Через час дозорный вышел на связь по "Каштану" и прошепелявил нечто маловразумительное об осмотренных помещениях, завершив трудную для произношения тираду бодреньким "замэчаний нэт, да!". Еще через час доклад повторился - "замэчаний нэт, да!". В это время морфей овладел курсантским сознанием полностью, веки смежились, перед глазами нарисовались сочные формы знакомой студенточки, с которой, может, что-нибудь и получится... Ш-ш-ш-ш-ш-ш! - зашелестел "Каштан". Глаза, еще созерцавшие во сне далекие женские прелести, открылись, рука привычно нашла ручку и гроссбух..."Пажарн дозор, да!.....Старш матрос Мамеджанов, да...... Очаг пожар, да..... и-и-и...на стапель-палюба, да..." Курсант уже полностью проснулся и пытался осмыслить поступившую информацию....Очаг пожара на стапель-палубе...Мысли лихорадочно носились по мозгу и отскакивали, ударяясь о череп...Секунды шли...Надо было что-то делать...Рука замерла над скрепленными тумблерами тревоги....Щёлк!.. Где-то в корабельном чреве десятки колоколов громкого боя забились в эпилептическом припадке, сбрасывая с коек десятки тел. И в то же самое мгновенье, сделавший по непонятной причине гросспаузу старший матрос Мамеджанов продолжил доклад: И-и-и...ны абнаружин! Замэчаний нэт!". Мичманы, старшие аварийных команд, примчавшиеся через несколько мгновений на ЗКП, в крайне вежливой форме выразили курсанту свое неудовольствие ложной тревогой. Они его слегка стукнули (неоднократно), и пошли досматривать сны. А старший матрос Мамеджанов с тех пор при виде курсантов просто испарялся, и найти его было невозможно. Но, говорят, он сделал после этого случая значительные улучшения в русском произношении и фразеологии, и всегда сначала сообщал обнаружено или нет, а уж потом - что именно.