через широкий оконный проём в комнату лился белёсый дневной свет, резкий дневной звук, стылый мартовский ветер.напротив окна стояла узкая низкая кровать.а на кровати сидела она.очертания комнаты за её спиной могли лишь угадываться-всё послекроватное пространство застилал мягкий вечерний необъяснимый сумрак.она как-будто поглощала свет, поглощала звук, поглащала ветер.поравнявшись с ней любое уличное движение (да и любое движение вообще) исчезало:растворялось в  тонких полупрозрачных пальцах, таяло  на её бледных щеках, застывало в радужной оболочке глаз; переставало существовать, как нечто самостоятельное и обособленное, но находило неизменное продолжение в ней.уже не свет, не звук, не ветер, но она лилась в эту комнату, этот город, этот мир.