в день решающей игры Японии, почитайте лучше Кэндзабуро Оэ. и его бессмертные хайку в прозе.

[показать]
отрывок из романа "Футбол 1860 года"



Я ощущаю своё тело - высотой в 172 сантиметра и весом в 70 килограммов - как тяжесть земли, которую рабочие выкопали там, где я сейчас сижу, и сбросили в реку. моё тело сливается с землёй. Среди всего - и моего тела, и окружающей меня земли, и сырого воздуха - живут только тепло собаки и её ноздри, напоминающие двух блестящих жуков.
Разрушительный горький яд заливает всё тело, и не похоже, что он просочиться наружу. Жгучее чувство надежды не приходит, но страх покидает меня. Я становлюсь безразличным ко всему и вот сейчас безразличен даже к тому, что я обладаю плотью и кровью. Жаль только, что меня, совершенно безразличного, не видят чьи-либо глаза.
...
Собака залаяла.
Внешний мир оживает, охватив со всех сторон меня, сидящего на дне ямы. Правая ладонь, сложенная совком, скребёт земляную стену, на колени упало уже несколько осколков кирпича, погребённых в слое глины. Сверху заглядывает какой-то человек. покрепче прижав собаку, я запрокидываю голову. Беспокойство собаки передаётся и мне, я испытываю настоящий животный страх. Утренние лучи мутны, как глаз, затянутый катарактой. Небо, которое на рассвете белело в вышине, сейчас потемнело и низко нависло. Если бы оба мои глаза видели, утренние лучи, возможно, богаче бы наполняли пейзаж, но единственный оставшийся глаз огрубел и видит лишь обнажённое тёмное утро. Весь выпачканный, сидя в яме и оказавшись таким образом ниже уровня, на котором находиться любой нормальный житель города, я ковыряю пальцами земляную стену. Меня мучат: снаружи - пронизывающий холод, изнутри - жгучий стыд. Заслоняя тёмное небо, темнее даже, чем само небо, загородив, точно падающая башня, отверстие ямы, вдруг появляется тень приземистого широкоплечего человека. Он похож на вставшего в рост краба. Изо всех сил напрягаю единственный глаз, пытаясь рассмотреть лицо великана, сверху, словно бог, глядящего в яму, и от стыда растерянно, глупо улыбаюсь.
- Что, выпили и свалились туда? - Великан похоронил мои действия на рассвете в убийственной будничности. - Утром туман-то был густой.
Повернувшись к нему я осторожно киваю и, продолжая обнимать собаку, поднимаюсь. К коленям, которые были до этого сухими, точно слёзы, побежали капельки воды. Боясь уловить в выражении лица великана какой-то тайный смысл, я перевожу взгляд на краснолистный кизил позади него. Когда глаза твои на пять сантиметров выше уровня земли, то видна лишь отливающая красным обратная сторона листьев кизила. Цвет этот - угрожающе багровый и в то же время спокойно пламенеющий, как огонь на картине ада, которую я каждый год в день рождества Будды видел в нашем деревенском храме.
- Я увидел вас в яме и принял за мертвеца! - точно оправдываясь, обиженно прокричал мне вслед мужчина, потому что я вошёл в дом даже не взглянув на него.