Это случилось два месяца назад. В сентябре. Было еще не достаточно холодно, что бы надевать куртки, но первый осенний ветер уже настойчиво давал понять, что все тепло мимолетно, и лучше бы поторопиться, успеть насладиться ясными последними днями. Мы с ребятами, естественно, не спешили прощаться с летом, и не надевали никакой одежды, которая могла хоть сколь-нибудь серьезно согреть. А в этот день, я ясно помню, было так тепло, что Мая даже не надела поверх легкой летней маечки джинсовку, когда мы пошли в парк.
Пустынные аллеи еще не были усыпаны пожухлой листвой, но на деревьях уже тонкими прядями проглядывались полосы пожелтевших листьев, словно первые седые волоски в пушистой копне волос. На сером потрескавшемся асфальте весело сияли в лучах золотого солнца прозрачные лужи. Следы озорного дождя, пролетевшего над нашим городом. А в той части парка, куда мы с ней забрели, увлеченные разговором, все было настолько тихо, настолько пустынно, что казалось, будто сюда никогда не ступала нога человека. Даже птицы не осмеливались петь, дабы не нарушить тишину этого места, такую таинственную, и немного пугающую. Деревья здесь никто не подстригал, и они росли так, как хотели, в какую хотели сторону. А густая трава сокрыла все скамейки, которые еще хоть как-то стояли на своих четырех ножках, и не рассыпались от старости. В общем, здесь царил призрак отчуждения и заброшенности. Это были владения тишины, и сумрака.
Но мы шли, и не замечали, куда идем, по каким дорожкам, и есть ли здесь вообще люди. Мы любили гулять в этом парке. Особенно осенью, когда здесь было очень мало людей, а воздух был чист и свеж. А может, мы просто не хотели ничего замечать вокруг. Так бывает. Ты идешь с любимым человеком, ты видишь его перед собой, ты держишь его за руку, вдыхаешь его аромат, и больше тебе ничего не надо, ты всецело отдан этому чувству. Все остальное не имеет значения…
Аллея резко обрывалась у небольшого озера, заросшего тиной, и камышами, которое было больше похоже на болото, чем на озеро. Смеркалось. Тоненько заплакал дождь.
Я сел на шатающуюся скамейку, стоящую так близко к воде, что при каждом дуновении ветра, на мои ноги попадали мутно-зеленые капли. Мая, устроившись рядом, положила голову мне на плечо, и закрыла глаза.
О, как это было прекрасно, чувствовать, что вот она , рядом такая близкая, такая родная, такая любимая, и никто не может отнять ее у тебя…Тогда казалось, что все это будет длиться вечно…
Я приобнял ее и посильнее прижал к себе. Я признался ей, что люблю ее больше жизни. А она, не открывая глаз, улыбнулась, ничего не сказав.
Сколько мы так просидели, я не знаю. Может быть минуту, может десять, а может и несколько часов. Время для нас остановилось. Эти моменты, когда все тревоги, все заботы испаряются, остается лишь свобода, и спокойствие, заполняющее тебя до краев, делали время незначимым, невесомым пустяком нашей жизни. Только ощущение дремы сползало на веки, на лицо, на шею, и на все тело. Я почти заснул, когда услышал крик. «Мая», промелькнуло у меня в голове. Но ее рядом не было…
Сумерки от дня среди крон вековых деревьев отличить было невозможно. Посмотреть на часы в то время я не догадался. Я попытался встать со скамейки, но тело отказывалось повиноваться мне. Сказалась многодневная нагрузка и недосыпание. Я почти не контролировал себя, и не мог ничего сделать. Надо было собраться…
Когда я наконец-то смог встать и хоть как-то ровно держаться, прошло около пятнадцати минут. Я огляделся. Все вокруг было странно смазанным, будто нарисованным пастелью. Все как будто было ненастоящим, искусственным. Казалось, стоит протянуть руку, и твои пальцы пройдут сквозь невидимый холст и окажутся в реальном мире. Я попробовал, но ничего не произошло. Предметы были настоящими. Только на руках осталось немного пастельной пыли. Все это было очень странным. Но у меня не было времени размышлять над природой этих вещей и этого места. Я вновь услышал крик, и побежал.
Я не задавался целью бежать в определенном направлении. Я бежал наугад, вслепую. Мимо погнутых фонарей с разбитыми лампами, мимо опрокинутых урн, мимо сломанных скамеек. Крик, жуткий, нечеловеческий крик стоял в моих ушах и был моим проводником. Повинуясь ему, и отключив свое сознание, я бежал вперед.
Сейчас я понимаю, что стоило убираться из этого страшного места, а не приближаться к нему. Надо было спасать свою шкуру, не думая ни о чем. Но что теперь эта философия?... Все равно поздно.
Я еле успел остановиться. Еще шаг, и я улетел бы в пропасть, в бездну. Из-под моих ног вниз соскальзнул огромный булыжник, и с глухим стуком ударился о землю. На миг показалось, будто внизу кто-то есть, и я чуть не попал камнем по этому кому-то (я как будто услышал чьи-то шаги внизу, и вскрик). В боку кололо, из горла вырывался хрип, само горло нещадно драло, будто наждачной бумагой. Перед глазами стоял туман. Я закрыл их, и встряхнул головой. Туман не рассеивался. И тогда я понял, что туман не плод моего воображения, а реальность. Он был повсюду. Различить было нельзя ничего. Крик вновь парализовал мои движения, заставив мою кожу покрыться мурашками. Он звучал совсем рядом. Он звучал из этой бездны…
Мне хотелось зажать уши, и самому закричать так, что бы из горла пошла кровь, что бы почувствовать боль и избавиться от этого кошмара. Но я не мог. При всем своем желании, я не смог бы пошевелит даже пальцем на ноге. Страх, не я контролировал все мое тело. Я как бы смотрел на себя со стороны. И в какой-то миг понял, что мне все равно.
Я видел, как осторожно спускаюсь в эту яму, цепляясь за какие-то корни, за кусы, торчащие из этой дыры, и растущие по бокам ее. Пару раз ноги мои соскальзывали, и казалось, что все вот-вот закончится. Но каким-то чудом мне удавалось зацепиться, и не полететь ласточкой. А избавление было совсем рядом…
Наконец, я оказался на дне этого обрыва. Земля была сырая, и источала резкий запах. Так, наверное, пахнет свежевырытая могила. Я поднял голову, но это было глупостью, туман закрывал все небо. Я поднял руку, но дальше локтя все покрылось серебристо-серой дымкой, а на моем рукаве осели капли. Оглянувшись вокруг, я увидел, что в одном месте туман более плотный. Я осторожно двинулся к нему, как вдруг…
Мне на голову чуть не приземлился огромный камень. Я тихо вскрикнул и попытался отступить в сторону. Камень пролетел мимо и упал наземь…
Я побежал. Что это? Как это? Где это? Я бежал, и, споткнувшись о корень, полетел по какому-то склону все ниже и ниже и ниже, когда ударился обо что-то мягкое. Я поднял глаза.
Тело девочки, пропавшей месяц назад. Изувеченное, высохшее, верно от голода. В кулачке с такой силой сжат крест, что видно, как он продрал детскую кожу. Светлые волосы в крови и в грязи. В виске зияет дыра, из которой все еще сочится кровь, но уже не человеческая, а какая-то вязкая и липкая. Ее все больше и больше, и она заполняет все маленькое пространство, этого прохода, где мы оказались
Я потерял сознание. Когда очнулся, ничего не изменилось. Только впереди отголоском эха прозвучали чьи-то шаги, и чье-то прерывистое дыхание. И все смолкло. Я отполз от трупа.
И вот теперь, я пишу это в моем блокноте, который никогда не выкладываю, всегда ношу с собой. Я не знаю, что это. Я, наверное, схожу с ума. Оставлю эти записи здесь, рядом с телом ребенка. Не дай вам бог, когда-нибудь это испытать. Вероятнее всего, если вы прочитаете эти записи, вы никогда не увидите больше солнца. Но если вы выберетесь живым, помолитесь за меня и за Маю. А я иду вперед. Опять слышен этот крик…
Аминь.