Самый надежный способ возненавидеть любимых персонажей - начать о них писать. После двух дней выправления одного-единственного отрывка про командора я готов лично его удавить.
Хуже всего, что если Черныша и прочих можно уже потом немного "подшлифовать", а мелкие ошибки не критичны для восприятия, то эта сволочь, которую я должен бы по идее знать от и до, поддается перу с таким треском, что впору взвыть.
И ведь про него, про эту сволочь, надо сразу начисто. Выверяя слова и следя, чтоб не было ни лишнего, ни ошибок, ни недоговорок. Ибо. Ибо это критично для восприятия и для рассказа.
Эдак я начну куда больше ценить Черныша. Про него писать легче.
***
Разум без эмоций слеп: Харро пришлось понять это и смириться. Чувства, как собаки-поводыри, направляют разум. В живом пламени эмоций рождаются мотивы поступков; воля может подавить желания, но чаще выбирает из многих порывов самый достойный.
Харро создан, чтобы разрушать и убивать. Это - его внутренний огонь, его потребность и цель. Командора притягивает, завораживает смерть, как иных - языки пламени или движение облаков. Он знает, что такое сострадание: разделить предсмертную боль, видеть в гаснущих глазах отражение последних мыслей. Держа взглядом чужую душу, на миг почувствовать все, чем был и чем не успел стать умирающий, вместе с ним ощутить сожаление, пронзительную грусть по уходящей жизни. Проводить до последней черты, не дрогнув, не отвернувшись. Это и есть сострадание - все остальное достойно называться лишь жалостью.
Другие эмоции чужды командору или так слабы, что кажутся шепотом, замирающим эхом. Нет жалости - незачем щадить противника. Нет приязни - нет и разницы между другом и врагом. Нет любви - семья кажется излишеством...
Даже ненависть ему чужда. Харро никогда не убивал из мести или в приступе ярости. Смерть не терпит бессмысленной злобы. Ее суть одна для всех - добрых и жестоких, трусов и храбрецов. Харро не мог почувствовать ценность жизни, но уважал смерть: ее трагедию, ее необратимость. Он сам стал смертью - на поле битвы и в поединках, и среди черной пустоты, что остается после разрушенного мира. Темный командор, одержимый единственной страстью.
И понимающий, насколько она ужасна. Разум может лишь определить ее границы, а воля - держать в них. Сегодня оборвется одна жизнь, завтра мир будет пылать, погружаясь в небытие, но когда-нибудь все миры поглотит темное пламя. Такие мысли все чаще посещают командора - завершить эту дурную бесконечность одним ударом, испепелить все. Когда останется лишь пустота, он навсегда растворится в ней. И единственное, что останавливает - трезвое осознание собственного изъяна. Само существование такого, как Харро - противоестественно и опасно.
Как долго командор сможет держать под контролем свою природу? Жажда разрушения - не редкость, он встречал людей не менее жестоких. И все же одних в итоге останавливал страх, других - внезапно проснувшееся милосердие, а тех, кто не знал ни страха, ни жалости, усмиряла смерть.
Но в мирах нет силы, которая пугала бы командора. Милосердие не заставит опустить руку, занесенную для удара - он пытался найти в себе хоть каплю жалости к умирающему зверю и не смог. Даже смерть не остановит Тар-Харро. Это тело уязвимо, но командор не боялся: он так часто видел смерть в глазах тех, кто умирал от его руки, что остался лишь болезненный интерес: что почувствует тот, кто убьет его самого? Когда встретится достойный противник, Харро не будет жалеть о поражении, если успеет поймать его взгляд, услышать его мысли.
Но смерть - лишь граница. Лезвие, отсекающее от души все лишнее перед новым рождением. И в новом теле Харро вспомнит, что он такое. Сила, которая не позволит забыть - его воля, способная подчинять чудовищ и взглядом выбить жизнь из врага. Воля, оградившая командора от собственного безумного пламени, сохраняющая в нем ясность мысли и горечь от понимания своей природы. Его совершенное оружие и проклятие.
Но даже такая сила не может вечно сдерживать жажду разрушения, не имея противовеса. Нет, воля не ослабнет, не сломается, просто огонь, клокочущий в сердце командора, подскажет ей цель. И миры начнут осыпаться пеплом под взглядом Тар-Харро... Сможет ли тогда хоть что-то остановить его?
Помогая раненому защитнику, Харро надеялся найти ответ, и ответ ему не понравился. Цель, поставленная одним лишь усилием воли, вопреки собственной природе, не приносит удовлетворения и однажды превратится в дым. Милосердие - не тот якорь, который выдержит темную бурю.
Забирая жизнь, командор слышал эхо чужой судьбы, чувствовал туго сплетенный узел чужих эмоций. Видел яркий и страшный момент перехода. Спасая жизнь - ощутил лишь разочарование. И, что хуже, - у каждого поступка есть последствия.
Защитника разорвут шакалы. На следующий день или через год - неважно. Харро мог сам убить его - кинжал в твердой руке лучше, чем клыки тварей, пожирающих жертву живьем. Но жизнь и смерть - не разменные монеты, решение было принято, когда командор приказал позвать лекаря. С последствиями придется смириться. Зверь в лагере, ждет хозяина: ненужный и чужой всему, что его окружает.
Конь под командором негромко всхрапнул, остановился. Над землей поднимался клубами, перекатываясь, черный дым, принимая очертания тощего пса с узкой вытянутой мордой. Вкрадчивый голос шел из самой темноты:
-С прибытием, Тар-Харро. Как тебе этот мирок?
Командор поморщился:
-У него нет защиты, разве что люди. Люди против шакалов - жалкое зрелище.
-Понимаю, понимаю, - притворный вздох. - Но здесь тебе придется задержаться. У меня в Эртайгоне еще пара дел...
-И ты уладишь их раньше, чем мне надоест ждать, - ледяным тоном отрезал Харро.
Тень колыхнулась.
-Мои дела не терпят спешки. Зато подрастет достойный противник, чтобы этот мирок не казался таким беспомощным. Но, поговаривают, ты себе игрушку уже нашел... Что с тобой, командор? Это дети тащат домой умирающих котят, - голос сочился ехидством. -Смотри, растаешь.
Харро не счел нужным ответить. Он развернул коня и жестко бросил напоследок:
-Я дам тебе время. Но не злоупотребляй им... и моим терпением.

***
Черныш издал возмущенный рев, когда Тингра в очередной раз грациозно проскользнул между близко растущими стволами деревьев и скрылся в зарослях. Из всех обитателей лагеря он был самым несуразным на вид, но неожиданно ловким и быстрым, как молодой олень. А еще лекарь любил играть. Его появление спасло Черныша от невеселых мыслей, и до заката кот самозабвенно гонялся за Тингрой по перелеску, хотя поймать смог всего раз. Вымотавшись окончательно, он растянулся на траве, прикрыв глаза, и впервые за эти два дня почувствовал себя если не счастливым, то, по крайней мере, не таким одиноким.
Защитник не будет досаждать страшному человеку, добиваться его одобрения. Пока рядом Тингра, не так страшны безразличие командора и злобные взгляды шакалов. Лекарь - единственное добродушное существо среди всех этих чудовищ, Чернышу с ним легко и радостно.
За ухо легонько куснули, зверь лениво приоткрыл глаз и увидел над собой округлую зеленую мордочку.
-Кот больше не хочет ловить Тингру? - прощебетал лекарь, теребя защитника щупальцами-лианами.
-Ты бегаешь быстро... и жульничаешь, - Черныш изловчился и протянул языком хитрую морду от носа до загривка.
В ответ раздалось возмущенное журчание:
-Тингра не жульничает! Это кот толстый!
Защитника опять куснули - зубы у лекаря были острыми, как иголочки. Хорошо, что он умел рассчитывать силу, не то ходить бы коту без ушей.
Дружескую возню прервал стук копыт. Командор возвращался в лагерь. Зверь вскипел, едва завидев его жеребца, который будто назло красовался под всадником - шел ровной, размашистой рысью, выгнув крутую шею.
-Ненавижу эту тварь, - процедил защитник.
Тингра сочувственно погладил щупальцем его морду.
У шатра Харро спешился, расседлал коня. Оставил только маску, похожую на шакалий череп, - она скрывала голову животного почти целиком. «Интересно, - удивился кот. - Что под ней такого?» Пока он гадал, Тингра принес щетки и ведро овса.
«Предатель», - беззлобно вздохнул Черныш, наблюдая, как лекарь чистит жеребца и расчесывает тяжелую, с серебряными прядями, гриву. Тингра любил всех.
Хозяин уже зашел в шатер, кот улегся неподалеку, не обращая внимания на рыскающих по лагерю шакалов. Время от времени между ними вспыхивали короткие жестокие драки, приглушенное рычание срывалось на визг. В сумерках их глаза светились болотными огнями. Защитник шкурой чувствовал, как злые взгляды буравят его, но сам с не меньшей злобой следил за конем.
«Это - собственность хозяина, - напомнил себе Черныш. - Ее нельзя трогать. Какое мне дело до командорского коня? Я все равно командору не нужен, и у меня есть Тингра, Тингра добрый и веселый, с ним хорошо».
Вороной жеребец насмешливо зыркнул на защитника из-под звериной маски, в его взгляде было вполне осмысленное презрение. Кот бешено рявкнул, привстал. Взметнул хвостом пыль, огревая себя по бокам. Слишком тесно у хозяйского шатра для двоих. Но конь не двинулся с места, фыркнул, сверкнув карим глазом. Словно знал, что его не посмеют тронуть.
Черныш разрывался. Все его существо жаждало крови, но врожденные запреты охлаждали пыл - то, что принадлежит хозяину, неприкосновенно. Очередное правило, из тех, что лишают выбора и выворачивают душу. Из-за них защитник здесь, с жестоким человеком, который ничуть не лучше Герота. Внутри нарастала ярость - Черныш устал терпеть пренебрежение. Устал слепо подчиняться своей природе.
Он прянул с места, стремительно, беззвучно. Жеребец взвился на дыбы, но удар тяжелого тела повалил его, сильные челюсти сдавили шею. Черныш тряхнул головой, разрывая жилы. В голове гремел приказ остановиться, что-то ломалось внутри, но клыки лишь глубже вгрызались в плоть. Конь под ним издыхал, бесцельно молотя копытами воздух.
Лагерь будто вымер. Стало слишком тихо. Черныш поднял окровавленную морду и встретился взглядом с командором. Харро стоял у входа в шатер, лицо казалось спокойным, но ладонь легла на рукоять кинжала. Зверь вздрогнул. Он перешел черту. Хозяин мог убить Черныша на месте, как сам он только что убил коня. Терять было нечего, защитник заговорил с дерзостью, которая потрясла его самого:
-Ты мой хозяин и мой всадник. Приведешь нового коня - и его порву.
Жеребец последний раз дернулся, сипло выдохнув.
Командор усмехнулся, хотя глаза были непроницаемо холодны.
-У тебя есть имя?
-Черныш, - ответил кот не задумываясь. Прежний хозяин звал его Раттаном. Но это имя в прошлом. Как и Герот.
Харро неожиданно рассмеялся: -Черный Черныш... я мог бы и не спрашивать.
С этими словами он вернулся в шатер, оставив защитника с добычей. Кот сердито фыркнул вслед хозяину. Хорошее у него имя. Не то, что высокопарные пустые слова, которыми защитников называют люди.
А смех у командора такой же жесткий и неуютный, как он сам. И смерть коня, кажется, не расстроила его вовсе. Черныш вспомнил, как гордо нес жеребец своего хозяина. Ему стало грустно и отчего-то стыдно.
Защитник тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли. Подцепил когтями маску, пытаясь стащить ее с мертвого коня. С удивлением понял, что она не поддается, словно это и не маска, а причудливый костяной нарост. Повозившись немного, кот оставил свою жертву в покое. Черныш не был голоден - оленя, которого ему оставил командор, хватит еще на несколько дней.
В лагере до сих пор стояла напряженная тишина. Защитник огляделся - шакалы, забыв свои свары, стояли полукругом и угрюмо смотрели на Черныша.
Вожак вышел вперед, вздыбив шерсть на холке, глухо прорычал:
-Чтоб к утру даже запаха твоего не осталось. Иначе каждую ночь от котенка будут отрывать по куску.
Защитник оскалился в ответ, зашипел, выпуская когти.
-Тогда я каждую ночь буду убивать по шакалу. Пошли прочь!
Он понимал причину их злобы. Зависть. Ни один шакал не посмел бы тронуть собственность командора или заговорить с ним дерзко. А Черныш, едва появившись, нарушил все мыслимые границы - но до сих пор жив.
На него не посмели напасть возле командорского шатра. Только уволокли конскую тушу - треск разгрызаемых костей стоял всю ночь.
Под утро ударил заморозок. Ранняя, нежданная осень дохнула холодом. Трава покрылась инеем; листва, еще зеленая, сиротливо съежилась на ветвях. Даже утреннее солнце, казалось, не узнавало этот мир. Чахлый перелесок, поляна, лагерь - все серебрилось в его лучах.
Черныш безучастно наблюдал, как тают в морозном воздухе клочья пара - его дыхание. Он плохо спал этой ночью - не из-за шакалов, хоть об их существовании и угрозах защитник не забыл. Смешанные чувства изводили его - то гордость, то стыд, то смятение.
Командор Черныша заметил. Может, и принял, раз даже имя спросил. Но не высока ли цена для маленькой победы? Хозяин признаёт лишь силу и жестокость. Сможет ли Черныш быть жестоким? Не так, как со злосчастным конем - едва осознавая себя, в ярости. Сможет ли убить, если ему прикажут: безоружного пленника, старика, ребенка? Он защитник, а не палач - но не все ли равно командору?
Тоска по дому, внезапная и горькая, охватила Черныша. У Герота была семья - двое сыновей, рано оставшихся без матери. Поначалу зверю не разрешали приближаться к ним. Но однажды пятилетний мальчик, старший сын хозяина, тайком забрался к нему в сарай. Наутро его хватились, слуги были биты, двор шумел, как разворошенный улей. В конце концов, отец нашел малыша спящим в крыльях защитника, целым и невредимым. Обоих наказали, но не прошло и недели, как мальчик снова прокрался к Чернышу, и кот полночи катал его по двору, придерживая и согревая крыльями, пока слуги не забрали задремавшего ребенка. После этого случая Герот сдался и позволил детям играть с Чернышом, пусть и под присмотром стрелков.
Это были самые светлые воспоминания - защитник обожал малышей. Даже когда младший, карапуз двух лет от роду, тянул его за усы, путал гриву или колотил хвостом по полу - кот все терпел, все было в радость.
Во что он превращается теперь? Среди чудовищ легко не заметить, как становишься одним из них. Защитник взбунтовался против своей сути, но чем была эта слепая ненависть к коню, как не борьбой за место рядом с хозяином?
Палка внезапно оказалась о двух концах, мир утратил простоту и цельность. Черныш запутался.
Что теперь думает о нем Тингра, который ухаживал за конем командора: кормил и чистил, расчесывал гриву? Зверь поднял голову, осматривая лагерь. Лекарь хлопотал у своего шатра, возле очага, сложенного из четырех больших валунов. Огонь плясал, вылизывая днище котелка, в воздухе таял горячий пар и запах мясной похлебки. Черныш заставил себя встать и подойти. Лекарь обернулся, посмотрел на него с укором. Защитник, виновато опустив голову, вздохнул.
-Прости... за коня.
-Тингра любит лошадей, - грустно прожурчал лекарь. - Но кота он тоже любит.
Черныш с надеждой поднял глаза и уткнулся взглядом в пятнистую спину. Тингра уже отвернулся, перемешивая суп.
Защитник, пристыженный, вернулся на место. Стало немного легче. Тингра расстроен, но он простит... Черныш закрыл глаза. Бессонная ночь сказывалась - в голове шумело, клонило в сон. Он почти задремал, когда вдруг почувствовал руку командора на загривке. Удивленно замер, пытаясь понять. В этом прикосновении не было ласки... но и фальши не было. Только задумчивость. Неловкость какая-то. Харро зарылся пальцами в густую гриву, ощущение было приятным, хоть и странным.
Защитник повернул голову, посмотрел хозяину в лицо. Нет, все тот же непроницаемый взгляд. За этот лед не пробиться - ни сейчас... никогда.
Он не собирался спрашивать - вырвалось:
-Если я буду служить тебе... мне ведь придется убивать по твоему приказу? Даже тех, кого не хочу?
-Нет.
Зверь недоверчиво покосился на хозяина, ища подвох.
- Для этого есть шакалы - их такие приказы не тяготят, - голос спокойный, твердый. - Но чаще я убиваю своей рукой.
А ведь это правда, понял Черныш. Командор не станет его ломать. Не придется против воли совершать жестокие, постыдные поступки, чтобы угодить хозяину. Защитник привстал и благодарно ткнулся мордой в грудь командора.
Его не оттолкнули.