Запотевшее окно. Маленькая комнатушка с постелью, занимающей добрую ее половину, смятая зеленая простынь. За облетевшей штукатуренной тюрьмой оконной рамы грязноватый снег, мертвыми грудами облизывающий заледеневшие к ночи улицы. Ей жарко и сохнут губы и кожа суха, словно египетский пергамент. Дыхание, сбитое недавним поцелуем, рвется с хрипотцой и гаснет на сером от темноты потолке, по которому скользят отсветы фар, скользят слева направо. Редко скользят, осторожно. Тепло его рук и губ, на хрупком восковом плече тает ощущение недавнего прикосновения. Ей жарко. Протяжный скрип открывающейся форточки, жадный глоток мартовской свежести. Замороженная весна прошла по ее легким, слегка пощекотала холодком и растворилась в раскаленном, жарком теле. Он молча протянул сигарету, и она, подвинув ногой щербатые цветочные горшки, встала на узкий подоконник в кружевных рыжих разводах и сладко вытянулась в открытую форточку. Март коснулся горящих щек и протянутых в холод, неестественно вывихнутых в плечевых суставах рук - ей едва хватало роста высунуть лицо в остекленевшую, неначавшуюся весну. Шипение сигареты, облако ароматного дыма, красное пятнышко горящего уголька. Она облизнула пересохшие губы и еще раз со вкусом затянулась, пристушиваясь к шепоту угля и бумаги, шипящих и сливающихся при одном лишь ее вдохе. Бархатный голос.
-Звезды...
И вправду, небо горело по линии горизонта, словно подожженный лист бумаги, облитый фиолетовыми чернилами, а на его полотне, словно брызги серебряной туши, растекались, мерцая, неясные, задушенные светом городских фонарей звезды.
Едва слышный шелчок - и каплей огненной крови сигарета летит вниз, в мертвые объятия снега. Его объятия...сердце сходит с ума, заходясь в бешеном ритме. Забвение наслаждения, песнь всех начал и всех песен в одном лишь поцелуе. Электрическим разрядом по коже его прикосновения, с полуоткрытых губ сорвался едва слышный стон.
- Это музыка твоей души и тела. Это музыка... жизни.
Чернильное небо словно стекало со своей основы, бледнея и тая, уступая место новому дню. Черные брызги проснувшихся галок взрезали небесное полотно наискосок. Март зазвенел тонко, хрустально, отмирая и оттаивая. И отчего-то пахло еловой, трескучей свежестью.