Лучше бесшумно ползти, и выжить, чем быть убитым, убегая от пули, или отбиваясь от стаи голодных представителей homo sapiens. Ни какой философии или знаний основанных на учебниках по выживанию. Всё банально, но, тем не менее, не лишено актуальности: я пытаюсь выжить. Жизнь не компьютерная игра, где в случае расхода линейки здоровья, всегда можно загрузить последнюю успешно сохранённую версию. Да и смерть в реальной жизни не так картинна и красива, как её показывают в кино: вываливающиеся наружу кишки, как результат попадания осколка самодельной кассетной бомбы, глаза, выкатывающиеся из орбит, как результат удушья отравляющим газом, или кучи фекалий под наскоро изготовленными виселицами. Странно конечно, что человек искренне верит в то, что именно его смерть будет чем-то выдающимся и запомниться надолго. Я и сам в это раньше верил, а теперь уже нет. Такова наша жизнь, с её умением возвращать в реальность и рушить самые прекрасные волшебные замки. Мы ничто. Жалкие паразиты на теле планеты, которая исхудала так, что ей нечем нас кормить. Мы выпили Землю. Высосали из неё всё что можно, гладко побрили, и теперь она отправилась на карантин, который длиться всего четвертый день, а закончиться лишь через десятки миллионов лет. Карантин начался четыре дня назад, с момента объявления ядерной войны. Миллионы Рад уничтожили Арабский Мир с одной стороны, не пощадили паству Православия с другой, и уничтожили в одночасье всё величие огромной транснациональной империи на западном полушарии.
Я знаю, что моя доза облучения меня настигла еще вчера и продолжает проникать в каждую клеточку моего тела. Участь предрешена, но во мне живет желание выжить. Эта жажда жизни не делает меня уникальней любого другого живого существа: как та блоха, что прицепилась к собаке и стремится найти свою безопасную складку, так и все мы, те, кто выжили, стремились найти спасенье в люках, катакомбах, канализациях и подвалах. Четвертый день без еды. Две тысячи метров под землей. Это заброшенная угольная шахта, в которой к счастью давно нет угля. Какая злая ирония. Я должен сказать спасибо тем, кто опустошил угольную шахту: температура продолжает повышаться, а на поверхности плавиться титан. Через полтора-два года и мои сухие кости сгорят в этом крематории, если через день-другой я не попаду на корм тем, кто успел спуститься раньше меня, и сейчас затаились где-то там, внизу, в одной из десятков туннелей и коридоров этого лабиринта.
Наверное, смешно звучит в гуманном мире выражение «не ешьте меня». Но сегодня мне довелось услышать это не однократно: где-то там, внизу. Сейчас ситуация не смешна, не забавна и не интересна… Она и не ужасна. Что ужасного в смерти? Ничего. Все мы там будем, а кто-то и уже. В мире, к которому мы привыкли, люди умирали от терактов, авто и авиа катастроф, от пуль, рака легких и птичьего гриппа. Всё это казалось нам таким не привычным и странным. Не было массовости. Смерть от облучения или от отравления радиоактивным веществом, так и вовсе казалась нам чем-то таким, что происходит очень редко и не с нами, и не с теми, кого мы знали практически всегда. Сейчас, если мне скажут, что только что кто-то умер от облучения, или был съеден более сильными homo sapiens, я назову это обстоятельство банальным и рядовым. А что? Девяносто девять процентов населения земли погибло от моментального облучения, а остальные добьют друг друга сами. Что удивительного в том, что еще один землянин погибнет той или иной смертью? Более удивительным сейчас показалась бы смерть от падения с балкона на пятом этаже. Не то, чтобы удивительно – это невозможно.
Я не хочу умирать. Странно, не правда ли?
Меня всё время тошнит. Кружиться голова, и ощущение отсутствия конечностей. Синтетические волокна брюк расплавились и частично въелись в кожу. Кожа в некоторых местах уже облезла, обнаруживая уродливые мышцы, которых я не вижу в темноте. Я ослеп. К счастью, если можно так выразиться, я могу двигаться, слышать и мыслить. Мой мозг запрещает мне думать о самоубийстве, но и не внушает ложных иллюзий. Я чувствую, что мой мозг начал разрушаться, но я пытаюсь сохранить рассудок, и уповаю на удачу. Всё, чего я хочу сейчас, это насладиться последними минутами своей жизни. При удачном стечении обстоятельств, у меня есть еще несколько часов. Потом наступит болевой шок, потеря рассудка, кома, и, наконец, смерть. Но я вовсе не хочу, чтобы мои последние часы стали короче, благодаря желающим утолить свой голод.
Я слышу их голоса. Звуки ударяются о камни и неровности, многократно копируют себя, отдаваясь в итоге гулким эхом во всех тоннелях и коридорах шахт. В какофонии стуков, выстрелов и голосов не понятно, откуда раздается тот или иной звук. Иногда звуки затихают. В такие моменты слышен каждый шорох. Один раз мне довелось услышать звук дыхания, последующий за этим выстрел и крики боли и отчаяния. Порой, когда приходиться затаить дыханье в тишине, чтобы не выдать свое присутствие, секунды кажутся вечностью. Как только где-то перекатывается камешек, или кто-то очередной, выдает себя вдалеке, снова начинается безумная музыка. Под прикрытием шума я продвигаюсь чуть дальше, в глубь своего коридора. Вход в этот коридор был заколочен досками, и я разодрал себе руки, отдирая их. В этом коридоре я один. Самое главное, спуститься как можно ниже. Возможно, голод пригонит людей и сюда, но я к этому времени уже буду мёртв.
Я ползу. Со вчерашнего дня, как только я пришел в себя, я преодолел всего сотню метров. С каждым разом, ползти трудней и трудней. Духота и жажда. Я хочу пить. Пить…

…Я заводил будильник на сотовом телефоне таким образом, чтобы он звонил по утрам три раза, с интервалом по десять минут. Но даже после третьего сигнала, мне было сложно вставать. Ложился я поздно, и хронически не высыпался, сетуя на то, что рабочий день начинается с десяти утра, а не с двенадцати. На завтрак яичница, бутерброд с начинкой «масло-сыр-ветчина» и чашка горячего индийского чая. Опаздывал. Простои на светофорах, пробках и автозаправочной станции – вот чем я объяснял обычно свои опоздания начальству. Не сказать, что я был ленив или глуп. Хороший сотрудник. Генератор идей, полон энергии, работал допоздна, но любил опаздывать. Менеджер, одним словом. Как любой менеджер, я мечтал о том, что когда-нибудь я стану директором, а потом, набравшись опыта, открою свое дело.
Как любой мой современник, я считал безответственным жениться не имея: хороших доходов, должности, автомобиля и квартиры. Часть своей заработной платы я тратил на оплату съемной квартиры, часть на питание и проезд, часть на посиделки в барах и кабаках по пятницам с друзьями, а часть на возврат мелких долгов за прошлый месяц коллегам по работе. Тем не менее, я верил в то, что когда-нибудь у меня будет всё, для того, чтобы жениться. Я мечтал о светлом и счастливом будущем, осуждал жестокость и жил. Просто жил, не замечая, как меняется мир.


Амир Касенов.
18 февраля 2007 г.