Название: Как дождь.
Автор: Я
Мини, G, Хаус/Уилсон, персонажи не мои.
Спойлер: сразу после 24-ой пятого сезона.
Скорее впечатление, чем полноправный фик, и всё же вдруг кого-то заинтересует.


- Разве такое могло случиться, ты веришь? Да разве мы все заслужили это? Хотя о ком это я, кто они, все! Треклятый Хаус, если бы он хоть немного слушал тех, кто заботится о нём! Он что, дитя малое?! Да, ты наблюдательный парень, ты и сам знаешь, что он именно дитя малое. Думаешь, мне не стоило закрывать глаза на викодин? Мне казалось, я делаю всё, что в моих силах. Можешь не отвечать, я всё равно знаю ещё массу бредовых идей, на которые не должен был закрывать глаза. Да я трус! И не смотри на меня так, словно я не виноват. Я боялся за нашу дружбу вместо того, чтобы бороться с ним в полную силу. С той его частью, что планомерно убивала хозяина. И что ж, она меня победила? И что нам теперь делать, сидеть и надеяться на Хауса? Я даже не могу сказать, можно ли на него теперь надеяться! Только бы он справился и начал бороться за самое дорогое. За ум. Как думаешь, сможет? И я так думаю. Я тоже не знаю. Ну а нам с тобой теперь как? Чем он тебя кормил? Хлопьями, чипсами, шоколадом? Неужели есть корм? Господи, Уилсон, ты говоришь с крысой! Подожди, Стив, я поищу что-нибудь в кухне. Какой же у тебя бардак, Хаус!
Первые дни прошли для Уилсона в долгом кошмаре. Как назло, за окнами моросил дождь, холодом пробиравший каждую жилку, погода словно издевалась, словно пытала его, пробуя шестом глубину его терпения. Как далеко он мог бы зайти в своём самоуничтожении, в своём унынии?
На следующее же утро он машинально предложил Форману лишний блинчик со своей тарелки – сперва тот приподнял бровь в недоумении, а потом, видимо, припомнив старую привычку начальника, сочувственно покачал головой и, потрепав Уилсона по плечу, прошёл дальше. Ему казалось, что все смотрят виновато, скорбно и понимающе. Да что они, мать их, могли понимать! И в чём они могли быть виноваты! Только Уилсон, самый близкий к нему Уилсон, знавший его лучше его собственной матери, любивший его больше, чем кто-либо на свете, только он мог чувствовать себя виноватым и обделённым.
Но как врач, как профессионал он не был вправе позволять этому сводить себя с ума. И после случая с блинчиком он старался больше не выглядеть ни виноватым, ни скорбящим, ни обделённым. Только в его отрешённом и хмуром взгляде коллеги читали и без того сам собой разумеющийся факт: ему было плохо.
Стива он забрал к себе. Медленно, словно нарочно мучая себя в ответ на гложущее чувство вины, он осмотрел квартиру Хауса, наивно убеждая себя, что нужен ему лишь корм для Стивена. Впрочем, прирезать горло его самообману, как обычно это делал за него Хаус, в тот момент было некому. На одной из верхних полок шкафа он нашёл сентиментальную (так ему показалось) коробку со своими же подарками. Несколько книг многолетней давности, поблекшая шапочка Санты, покрытая пылью бутылка коллекционного виски, потрёпанные гитарные ноты, за которыми Уилсон гонялся, ничего в них не понимая, и ещё много более нового хлама. Погладив коробку, он положил её на место, стараясь оставить её содержимое именно таким, каким нашёл. Когда Хаус вернётся, едва ли ему будет приятно узнать, что подобную его сторону кто-то обнаружил. Тем более Уилсон, которому он всегда наглядно, иногда даже с искусной театральностью демонстрировал своё наплевательское и одновременно ироническое отношение к такой всеобщей глупости как подарки. И на одно постыдное, как ему показалось, мгновение Уилсону даже стало интересно, хранил ли он какие-то вещи Стейси.
Но всё это мрачное время, в котором нужно было срочно учиться самому избавлять себя от скуки, самому над собой язвительно подшучивать, самому заполнять своё время, свои мысли, изредка подыскивать для себя (в итоге совершенно бесполезную) компанию, нужно было просто переждать. Переждать так же, как этот дохлый отвратительный дождик. Хаус должен был вернуться прежним, рано или поздно. Очень скоро должны были позволить встречу, и он снова и снова обдумывал всё, что должен будет сказать ему в этот ограниченный клочок времени: сказать, чтобы ободрить, если он в отчаянии, чтобы встряхнуть, если он в апатии, чтобы отогреть, если он зол на весь мир или на себя, чтобы извиниться, если Хаус зол на него. Ожидание отвлекало и даже ободряло. Если кто и смог бы толкнуть Хауса на путь выздоровления, это был Уилсон. Не Кадди, не мама, только Уилсон.
- И он непременно поправится, Стив. Ты веришь? Глупая крыса, скажи, что твой хозяин поправится! Потому что в противном случае твоим хозяином стану я. Знаешь, что это значит? Никаких чипсов и шоколада, никаких прогулок и симпатичных лабораторных мышек. Молись, чтобы Хаус вернулся! Хотя он и без тебя справится, я точно знаю.
И Уилсон вздыхал снова и снова, прикрывая ладонью глаза – будто пытаясь на секунды спастись от действительности, от которой на самом-то деле не спастись никуда. Потому что проблема была в том, - и Уилсон это понимал – что ни в чём он уверен не был. И потому что всё это могло быть концом, - как сказал бы Хаус, выполняя их собственный социальный контракт, заключавшийся в отсутствии между ними обычного социального контракта.
И всё же бороться реальность не запрещала.