Енот снова в деле, вдохновленный концертом Дир ен Грей в Москве!
"Тошия..." Голос из темноты. "Тошия..." Басист прищурился. Перед глазами плавало какое-то темно-синее свечение, змейками расползавшееся в пространстве. Он сидел в кресле. Это ощущалось благодаря плетеной структуре ручек и спинки. Тьма постепенно рассеивалась. Горящий камин. Тут все было темно-синего и темно-красного тонов. Как в сине-красном кино. От языков пламени на стенах плясали тени, было тихо. Тошия сидел смирно. Он не мог повернуть голову. Просто сидел, глядя на камин. Справа от себя он ощущал чье-то молчаливое присутствие. "Тошия..." Голос из темного кресла, стоявшего справа. Красные огоньки. Будто скованный чарами, басист просто сидел, хотя ему безумно хотелось проверить, кто же находится рядом. "Кто это?" - спросил он. "Мы уже виделись" - в голосе мелькнула нотка иронии. "Что мы здесь делаем?" - продолжил Тошия расспрашивать. Басист почувствовал шевеление в области запястий и щиколоток, но проверить, что там, он не мог. "Ты у меня в гостях. Не узнаешь место?". Места Тошия не узнавал, но оно действительно казалось чем-то знакомым. "Я пригласил тебя для беседы" - продолжил таинственный голос. Он был мягкий, басовый, с примесью ехидства. Что-то скользкое ползало по рукам и ногам Тошии. "О чем?" - не понял басист. "О пути, по которому ты идешь сейчас" - ответили ему. "Но я сейчас сижу, и даже не могу пошевелиться". "Ты сам в этом виноват, ты и только ты - причина". "Причина чего?". " Твоих неприятностей". "Но что я должен делать?". "Если выбрал путь - не поворачивай и не сомневайся. В своей слабости тоже можно найти силу. Без слабости силы не найти". Тошия встал с кресла, змеи, опутывавшие его конечности, повалились на пол и, шипя, уползли в темноту. Он повернулся к собеседнику. Там стояло пустое синее кресло. "Кто ты?" - прозвучал вопрос в тишине и растворился эхом.
***
Каору попробовал пошевелить рукой. В запястье впились шипы, по размерам больше шипов роз. Руки гитариста были за спиной, сплетенные колючками. Они привязывали его к зеленой изгороди. Он оказался пленником ночного сада, здесь цветовая гамма окрестностей ограничивалась темно-зеленым цветом растений и темно-синим цветом небес. Сверху ему на плечи опускались ветви плакучей ивы. Дул легкий ветерок, заставляя их щекотать его кожу. Было спокойно и тихо. В шепоте листвы он едва различил чей-то голос. Казалось, он продолжал давно начатый разговор. "Ты запутался". Каору промолчал. "Та забыл, куда шел". Молча Као согласился. "Тебе страшно, потому что ты должен продолжать, но не знаешь, куда идти". Гитарист мысленно подтвердил это. "Но у тебя есть силы идти, ты лишь должен вспомнить дорогу, я помогу тебе". Шипы дерева зашевелились. Они медленно ползли по телу Каору, разрывая одежду и царапая. Острые колючки впивались в его руки, грудь, живот. Они ранили и ползли дальше. Все больше его тело покрывалось ссадинами, одежда стала просто кучкой тряпок. Исцарапанный, Каору упал на траву. Он испытывал резкую боль, смешанную с наслаждением. Наслаждением от очищения и свободы. Шипы отпустили его, и теперь по его телу нежно скользили ивовые листья, заживляя и напитывая силами. Он глубоко вдыхал ночной свежий воздух. "Возможно, цель не в глубине, а на поверхности" - подумал он. Происходившее не смутило его, так как он был уверен, что когда этот сон окончится, он снова окажется в проклятом доме, скорее всего, спящим, но необратимо обновленным.
***
Ке выглянул в окно. В глаза ему ярко светило солнце. Среди солнечных бликов угадывались крыши домов, очертания небоскребов, мосты, парящие в небе птицы. Было пусто и спокойно, пахло цементом. Он наклонился и выглянул вниз: до земли было около 13 этажей. Рамы в окне не было, лишь бетонные стены, бетонный пол и потолок. Мебели тоже не было. На полу валялись железные банки, гвозди, бумажки и другой мусор. В окно струилась тихая сладкая музыка. Среди гармоничных нот ему послышались слова: "Сможешь ли ты сделать то, что предназначено тебе судьбой?". По коже Кё забегали солнечные зайчики, обжигая ее. "Смогу" - не колеблясь, вслух ответил он. "Я знаю, ты не отступишь". Горячие лучи солнца хлестали по его телу, оставляя красные следы. "Не отступлю, пути назад нет". Окутанный лучами, вокалист стоял посреди комнаты. Боль от ожогов была ужасной. "Ты жалеешь о чем-нибудь?" Ке поднял глаза и, жмурясь, посмотрел на солнце. "Нет, ни о чем". Голос затих. Музыка продолжала играть, окрашивая улицу красками счастья, оставляя в комнате лишь эхо.
***
Было темно. В абсолютно темном помещении Дайске чувствовал себя некомфортно. В свете последних событий, во тьме могло происходить все, что угодно. Он безуспешно смотрел по сторонам. В кромешной тьме ни звука, ни света. Он попытался двигаться ощупью, но никак не мог нащупать ничего материального. Даже под ногами ни земли, ни бетона – ничего, что можно было бы потрогать. Холодок пробежал по спине гитариста: «Неужели я в пустоте?». «Ты не один» - услышал он шепот, глухой и сухой, будто изниоткуда. «Кто здесь?» - удивился Дай. «А ты не знаешь?». Холодный ветерок будто наполнил пространство. «Понятия не имею» - честно ответил музыкант. «Боишься меня?» «Нет, с чего бы?» - немного неуверенно, но придав нотку твердости голосу, ответил он. Холодные пальцы легли на его плечо. «Тогда пойдем?» - снова спросил голос. Дайске несколько секунд сомневался, затем поднял руку и взял холодные пальцы в свои…
***
Шинья сидел на лавочке, сгорбившись. Его окружал самый обычный школьный двор. Обычный для всех, но не для него. Здесь прошло его детство. Это был тот самый двор, где Шинья переживал все в первый раз. Так странно было увидеть это место после стольких лет. Будто призрачное, оно струилось перед глазами. Было тепло. Крики птиц отражались о бетонные стены. Трава у его ног была зеленая, но сухая, покрытая пылью. Дождя не было давно. Воспоминания то и дело посещали Шинью. Необъяснимое чувство скорби охватывало его, он готов был заплакать, то ли от счастья, то ли от тоски. Он поднял глаза к небу: там уже собирались темные, сизые тучи. Пара минут – и хлынул дождь. Укрыться в школьном дворе было негде, Да барабанщик и не спешил уходить со скамейки. Крупные капли падали на его кудрявые волосы, промачивая их. Через пару мгновений Шинья был мокр до нитки, но сидел, будто прикованный, не в силах покинуть место. Вода прибывала. Погруженный в себя, Шинья только потом заметил, что уровень ее уже достиг верха его ботинок. Ливень усиливался. Вода все поднималась: До пояса, до груди. Барабанщик встал на лавочку. Вода добралась до него и там. Потоки снесли его в сторону. Он уже не мог бежать, он плыл. Вверх, вверх. Неожиданно он ударился головой… о небо. Ненастоящее пространство закончилось. Ударник решительно нырнул и поплыл в глубину, Он понял, что, чтобы найти выход, придется избрать тяжелый путь, погружаясь, но двигаясь вперед, к новому и неизведанному, как в мире, так и внутри себя самого.