"Почему человек не может выскрести собственную память? Почему не может вырезать кусок мозга, где ежами свернулись воспоминания, впилась в нежную ткань колючая проволока слов, разливается по каждой складке яд желаний? Почему до сих пор не существует хирургического способа избавления от негативного? Почему не пересаживают хорошее, доброе, вечное - пусть и чужое? И еще: почему человек намного лучше помнит то, что причинило боль, причиняя этой памятью боль куда большую? На все эти вопросы я искал ответ на протяжении последних лет своей недолгой жизни. Никого не виня, весь Ваш, Игорь Андреевич Борисов, 20 марта 2007г."

"Раздолбаи, - подумал Андрей Борисович, - не могли внимательнее посмотреть, что у него в полках стола лежало.. Премии лишить, на бумажки посадить.. Когда у нас там начальство приезжает? Через две недели, кажется, да, точно, через две. Первыми отправлю! Пусть докладывают, сколько раз прокололись, сколько дел повесили и сколько народу до сих пор без наручников шляется!" - следователь со злобой захлопнул тоненькое "Дело", которое теперь из банальной 105-ой переходило в самоубийство. "Еще с канцелярией придется возиться... И Лариса в отпуске", - Максимов злился уже и на свою секретаршу.."

Борис Максимович Алексеев, учитель литературы и русского языка, отложил в сторону сочинение старшеклассника Викторова и потянулся, сидя на стуле. "Надо будет поговорить с родителями, нормальным детям такого в голову не придет. Или мальчик одарен - в чем я сильно сомневаюсь - или хорошо списывает, или чем-то балуется. И Анну Тихоновну попрошу провести проверку на запрещенные препараты", - вспомнил он школьную медсестру, дородную женщину сорока с хвостиком лет, с мягкими, нежно-бежевыми руками, от которой пахло не лекарствами, как положено, а вареной картошкой и малосольными огурчиками. Алексеев зажмурился и почти замурлыкал, вспоминая.."

Максим Алексеевич поправил очки на носу и чуть брезгливо отложил детектив в мягкой обложке на край стола: "И напишут же, - размышлял он, - аж читать противно. А где высокие чувства, где накал страстей, где интрига, в конце концов? До банального просто, никакой тайны, никакой загадки, - интеллигент Марков отвращением бросил прощальный взгляд на представителя метро-стайл, прежде чем бросить ее в мусорное ведро."

- Эй, там, во дворе! Третий час ночи, хватит свой бред зачитывать! Ментов? Вызову, не волнуйся, еще как вызову! Тебя первого повяжут! Почему? Да потому что орешь громче всех, олух! Что? Да как ты смеешь! Да ты еще пешком под стол не ходил, когда я уже издавался! Молодое дарование?!
Рама с громким шорохом распахнулась, рассыпав под окнами пыльную побелку, и в московском "колодце" раздался короткий свист. Бутылка из-под 17-ых Ессентуков с хрустом встретила чье-то боковое стекло, прежде чем изумрудным дождем расплескаться по асфальту.
- Ладно, ребят, действительно засиделись, я вам завтра дочитаю, - почти шепотом произнес молодой парень, поднимаясь с бортика песочницы, - он ведь и посидеть нормально не даст, - Марк аккуратно сложил рукописи в портфель, выключил фонарик и отряхнул костюм, - Ну что, как обычно, до Патриарших - и по домам?