Запах европейской пластмассы и спирта, новые двери палат с блестящими табличками и инвалидные коляски в коридорах. По кафельному полу гремит каталка с подносом, на котором аккуратно разложены бутерброды с красной икрой. Аристократический завтрак, приветливые лица квалифицированного персонала и одобрительные улыбки ("Скоро бегать будете!")... Неужто всё это может заставить забыть о костылях, стоящих у кровати чуть не каждого пациента, и конечностях, обмотанных бинтами и пластиковыми трубками? Сижу на прохладной скамейке, уставясь на стекло регистратуры отделения микрохирургии ЦИТО. На нём скотчем приклеена табличка: "Желающие исповедаться и причаститься могут оставить свои заявки в регистратуре".
Со своим взбесившимся суставчиком чувствую себя здесь гвардейским офицером, которому в военном госпитале лечат мозоль на пятке, когда вокруг полно раненных с театра военных действий. Однако диагноз мой более замысловат - "гигрома лучезапястного сустава". Сразу возникают ностальгические ассоциации со школьным курсом физики и биологии...
Высокий молодой брюнет участливо отвёл меня в процедурную, где посадил на кушетку и отрезал путь к бегству железной каталкой. Я предусмотрительно отвернулась: я не думаю, что зрелище толстой иглы, воткнутой в мой сустав, возбудило бы во мне эстетическоге наслаждение.
Странно, что вся процедура, сопровождаясь вполне умеренными болевыми ощущениями, вызывает отвратительные приступы дурноты. "Я ничего...", - говорю иронически-измученным голосом брюнету, пытаясь дышать глубже, чтобы не отключиться. Улыбчивая медсестра приносит нашатырь. Это сродни бодрящему морскому бризу.
Вообще, интересно наблюдать своё внутреннее состояние во время таких процедур. И с точки зрения медицинской, и психологической. Жаль, что наблюдать нельзя со стороны. Зато я теперь ношу коричневый бондаж на запястье и могу каждому, кто попытается взять меня за руку, сдержанно отвечать: "Будьте осторожны, звукоизоляции между нами нет".