В древности центром семьи был очаг. Цицерон призы­вал римлян защищать самое святое — очаги, алтари и моги­лы предков. Затем центром семьи стал стол, за которым со­бирались родные после трудового дня. Там они не только трапезовали, но читали Священное Писание. Теперь их ме­сто, по своему значению, занял телевизор. Но он не соеди­няет, а совершенно разобщает членов семьи. Каждый зачарован голубым экраном. Контакты между людьми почти отсутствуют. Ха­рактерно, что чаще всего телевизор занимает в комнате то место, где должен был бы располагаться святой угол с ико­нами — самое «удобное».

 Древние греки говорили о духе дома — «даймоне» или «гении», внушающем человеку мысли, крестьяне — о домовом, мучившем жителей дома ночными кошмарами. Домашний дух нашего времени вполне материализован и овеществлён, это спутник нашей жизни и сожитель — телевизор, кото­рый то тайно влагает в нас свои мысли, то мучит явно кошмарами.

 Отцы Церкви отрицательно относились к театру и зре­лищам, которые развивают силу воображения, тесно связан­ную со страстями. Иоанн Златоуст называл театр училищем страстей, хотя древнегреческая трагедия, по нашим поняти­ям, — нравственная. Святые Отцы не разделяли театральных постановок на полезные и вредные, нравственные и безнравственные, положительные или отрицательные. Они осуждали сам метод — имитацию истины, игру в действи­тельность.

 Телевизор, вторгшись в нашу жизнь, по сути, лишил нас домов, превратив их в театральные залы, в которых люди часами просиживают у сцены. Представления идут без ан­трактов, без выбора пьес, информация льется с экрана бес­прерывным неконтролируемым потоком. Мы, сами того не замечая, сделались рабами телевизора. На его поломку мы часто реагируем быстрее, чем на болезнь близкого человека. В Библии сказано: «Не многих пускай в дом твой!» Телевизор сорвал двери с нашего дома — к нам приходят и от нас ухо­дят толпы людей, пришельцы с различных планет, призраки, созданные фантастами. Приходят без стука и без спроса, не интересуясь, кто здесь гость и кто хозяин, приходят ковбои и гангстеры, приходят люди, с которыми мы бы не хотели иметь ничего общего. Дом стал проходным двором, пере­крестком многих дорог.

Телевизор создал новый вид человека — человека с ис­тощенной от непрерывного зрелища (как от непрерывного пьянства) нервной системой, человека в состоянии душевно­го распада, который не может установить границы и фильтр для внешней информации и усваивает её, так сказать, в сы­ром виде — некритически, недифференцированно, на уров­не низшей, механической памяти. Смысловая память приту­плена, творческие силы ослаблены, человек стал иждивен­цем и рабом вещи, механизм из раба превратился в хозяина.

 Телевизор обусловил духовный регресс, распад и деге­нерацию человеческой души. Человек мыслит посредством слова, поэтому он именуется в патристике* существом сло­весным. Телевизор же учит мыслить представлениями, логи­ческое мышление подавляется потоком образов и представ­лений. Он взлелеял в человеке изнеженность и сибаритство**, наполнил ум немыслимыми грёзами и мечтами, парализовал волю, душу сделал изнеженной, чрезмерно чувственной, ис­теричной.

Аскетическая борьба со страстью — это очищение души от фантазий и представлений, различных образов. Страсть об­лекается в форму обольстительных картин. Телевизор пере­полняет человека такими картинами, это некий аккумулятор страстей, он до предела концентрирует их.

 Телевизор расслабляет человеческий интеллект. Ум должен упражняться, искать, преодолевать препятствия, по­добно тому, как атлет тренирует свои мышцы. Телевизор даёт уму обильную, рафинированную, легко усваиваемую «пищу», от которой ум становится вялым, немощным, неспособным к самостоятельному мышлению. Так тело при обильном питании и отсутствии нагрузки заплывает жиром, дряхлеет и стареет.

Древние философы говорили: «Человек есть то, что он ест», — имея в виду, разумеется, не вещественную, а ду­ховную пищу — то, что он читает, с кем обращается, к чему стремится.

 Телевизор предлагает одну и ту же пищу десяткам мил­лионов людей. Поэтому они и становятся похожими друг на друга, похожими не в единстве духовной любви, а в единстве однообразия, и постепенно утрачивают интерес друг к другу. Каждый человек, по учению Святых Отцов, — это малый мир. Каждый человек — неповторимая индивидуаль­ность. Телевизор же обезличивает людей.

 Он гипнотизирует. Потоки образов, ярких и насыщен­ных страстями, одновременно зрительных и слуховых, по­рабощают психику, сознание становится заторможенным, человек превращается в медиум телевизора, воспринимаю­щий его внушения. За несколько часов он получает столько впечатлений, сколько прежде — за месяц. Нервная система изнашивается, не вынося непосильного напряжения, она, как бы защищаясь, «уходит» в болезнь, ведь возможности чело­веческой психики не безграничны.

 У экрана люди учатся жестокости. Это касается не только «красочных» картин убийств и насилия, окружённых зачастую некой «героической» атмосферой. Речь о более страшном: переживания человека у телевизора настолько интенсивны и остры, настолько эмоционально опустошают его, что в своей повседневной жизни он становится ко всему безучастным, холодным и отчуждённым. 

Любое зрелище требует сопереживания, мы включаем­ся в поле страстей, это поле индуктирует и заряжает наши страсти. А в каждом познании есть элемент симпатии, общ­ности. И вид греха, сделавшись привычным, перестает быть отвратительным. 

Особенно страшно, гибельно действуют картины секса на детей, которые, с молчаливого согласия их родителей, сидят вместе с ними (иначе родителям пришлось бы или выключить телевизор, или удалить детей из дома на многие часы, поэтому родители предпочитают делать вид; что они «не замечают» своих сынов и дочерей, смотрящих телевизор из-за их спины). Дети ещё меньше, чем взрослые, могут ре­гулировать свои чувства и потому после сеансов духовного растления у телевизора веру они воспримут только как за­претительную систему — с прямым или молчаливым протес­том против неё.

 Телевизор разобщает друг с другом людей, живущих в одном доме, в одной семье, заменив их живое общение при­зраками, тенями экрана. Потеряв чувство живого человека, люди вместе с ним теряют любовь и сострадание, человек перестаёт рассматриваться как личность, он превращается в инструмент.

 Телевизор незаконно посягнул на духовную жизнь че­ловека. В этой сфере есть строгая иерархия. Душевное не может понять духовное, фантазия о духовной жизни рожда­ет ложь, которая называется у Отцов прелестью. Визуально представить духовный мир невозможно. Это значит профанировать духовный мир, вольно или невольно лгать на него. Это значит находиться в замкнутом кругу страстных призраков и гордых теней, вызванных к жизни нашим воображением.

Телевизор развивает антирелигию. Религия — это общение души с Богом. Религия вырабатывает созерцатель­ное мышление, концентрацию внимания, сосредотачивает его на немногих, но важнейших онтологических объектах. Телевизор же даёт диаметрально противоположное: непрерыв­ную смену впечатлений, при которой утрачивается контроль над сенсорной деятельностью. Религиозное чувство — мис­тическое чувство, тонкое и нежное, как лепестки цветка. Оно расцветает в безмолвии, а не в шуме улицы.

 Сегодня часто говорят, что телевизор может стать ис­точником религиозного просветительства. Но как, если он убивает само сердце религии — молитву, мистическую бесе­ду души с Богом!? Загруженная, «забитая» потоком ярких об­разов душа не способна сосредоточиться на молитве, на слова молитвы наносится слой чуждых ей страстных пред­ставлений.

 Молитва — центр духовной жизни. А человек выбрасы­вает свою душу из этого неподвижного центра на вращаю­щийся круг сменяющихся представлений. Вне молитвы и созерцания невозможно внутреннее ощущение Бога, свиде­тельство души о присутствии Божием. Если даже телевизор превратится в канал религиозных передач, то всё равно он лишит религию главного — глубины и мистики, остановив­шись на катехизаторстве и оглашении, на уровне слов, а не силы. Без религиозной интуиции, созревающей в безмолвии, такое оглашение или не будет принято, или будет, но — в плане духовно-культурных ценностей. Нужна нравственная подготовка, религиозный поиск, борьба со страстями и гор­дыней, чтобы подготовить себя к принятию религии, чтобы испытать его возрождающую силу. Иначе Господь бу­дет стучаться в закрытую дверь нашего сердца.

 Нам могут возразить: иные программы чисты и нравст­венны — на самом деле это не так. Если бы в передачах за­нимались только моралью, то телевизоры бы вообще не покупали. Посмотрите на людей, устремивших свои взо­ры на экран — что вызывает у них наибольший интерес? Мораль или гангстеры?

 Если семена цветов и сорняков смешать вместе и бро­сить в землю, то можно быть уверенным, что сорняк заглу­шит цветочные ростки. У телевизора вырастает человек с подавленной духовностью. В лучшем случае он воспринима­ет религию как нравственно-культурную и историческую традицию, что в сущности является религией без Бога. По­этому телевизор и калечит детские души, превращает их прямо из младенцев в стариков, детей, лишенных детства и чистоты!

…Телепередачи могут превратить религию в девушку, которую возят по городам, как на конкурсе красоты, застав­ляя отвечать на вопросы и даже раздеваться перед толпой.

Религия — это тайна, а телевизор рекламирует тайну. Ли­тургия не может быть воспринята, как визуальное представ­ление, ведь это мистическое повторение Голгофской жертвы, к созерцанию и участию в которой в древние времена допус­кались только после подготовки, только члены Церкви, не находящиеся под эпитимией (наказанием). Литургия — это схождение Духа Святого и преображение человеческой души. Неужели телевизор может зафиксировать схождение благодати?!

 Телевизор внес в дома кощунственные кинофильмы о Христе Спасителе. Искусство артистов перевоплощаться — умение забывать себя, отождествлять себя с тем, кого «играют». Нужно отсутствие всякого религиозного чувства или какая-то искаженная демоническая религиозность, что­бы отождествить себя со Христом!

 Сатана сказал: «Я Бог!» Адам сказал: «Я хочу быть без Бо­га, как Бог». Артист говорит: «Я хочу показать через себя ми­ру Христа Спасителя», — значит, этот артист уверен, что он может думать, как Христос, любить людей, как Христос, дей­ствовать, как Христос. Это более опасное богохульство, чем примитивная и пошлая антирелигиозная пропаганда.

 Святыня не может обращаться в театральное зрелище. Сегодня артист играет гангстера, завтра — Апостола, после­завтра, может быть, Рейгана или товарища Камо! Но наша психика, восприняв в подсознании опошленный театром, лживый образ, по законам ассоциаций и аналогии в мышле­нии — наложит его, как клеймо, на святыню. Образ Господа будет соединён для нас с образом артиста! Театр лжёт и учит лгать. На что не способна антирелигиозная пропаганда, то могут сделать видеофильмы на религиозные темы — загрязнить образ Христа Спасителя! Ничего не буду говорить про балеты о Христе — они слишком напоминают собрание секты «прыгунов» — разновидность современного интеллигентного хлыстовства…

 Телевизор – враг, с которым нельзя договориться, его агрессия не имеет меры и предела. Если пустыня Сахара расширяется со скоростью до пяти километров в год, то те­левизор победным маршем идёт по всей планете, иссушая последние источники и родники живой жизни, загрязняя, затаптывая последние оазисы духовности.

 Скоро человеку не надо будет посещать друзей, ездить на конференции, приходить в школы и институты для заня­тий, всё это можно будет сделать, управляя телевизионной системой [или компьютером], оставаясь в собственном доме. Человек окажется в миру одинок — как в пустыне: мёртвой и холодной ко всему, и чуждой для всех.

www.schastye.ru