Ирина Печерникова: Возрождение и снова смерть

Года два, кажется, назад о ней сделали фильм Борис Берман и Ильдар Жандарев (куда, кстати, подевалась эта парочка с ТВ?).
   Фильм потрясающий. Правда, на мой взгляд, все дело портили комментарии авторов: с этими своими ни к селу ни к городу «фирменными» маслеными улыбочками. Нашли время улыбаться! Нашли повод! Я лично два часа просто проревела белугой. Особенно когда сразу после старых кадров на экране возникала теперешняя Ирина Печерникова. Когда после эпизодов из «Доживем до понедельника», «Каменного гостя», «Двух капитанов», «Записок из журнала Печорина» телекамера безжалостно «наезжала» на нее нынешнюю. И было это невыносимо, несказанно больно: что же с нами делает жизнь?! За что? За счастье?
   Сказочное начало
   Ведь начало было действительно дивным, сказочным – ее, Иры Печерниковой, начало! На экзамены в Школу-студию МХАТ она пришла случайно, даже не готовилась толком. А ее появление в учебной части вызвало дружный смех всей приемной комиссии. В белых носочках, в школьной форме, из которой уже выросла, с огромными капроновыми бантами... Вцепившись мертвой хваткой в огромный отцовский портфель, чтобы никто не заметил ее трясущихся коленок, Ира отбарабанила отрывок из ее любимого Чапека, затем прочла какие-то стихи... И чуть не умерла от счастья, узнав, что ее все-таки приняли.
   Окончив Школу-студию, Печерникова пришла работать в Театр Маяковского.
   А в 1968-м на экраны вышел фильм «Доживем до понедельника». И – как в сказке! – Ирина Печерникова, учительница Наталья Сергеевна, проснулась в зените славы, картину Станислава Ростоцкого в 68-м году признали лучшей в стране, а ее героиню – самой красивой актрисой советского кино.
   А самый популярный слух того времени: что они с Тихоновым – муж и жена…
   
   Продолжение сказки
   На самом деле она действительно вскорости вышла замуж – за польского красавца-музыканта, приехавшего в Москву на гастроли. Это была любовь с первого взгляда, но когда гастроли закончились, Збышек должен был вернуться в Варшаву. Они уехали вместе. За границей Печерниковой поначалу нравилось все. Вместе с мужем много путешествовала, учила языки… Но скоро восторг сменился разочарованием: муж днем и ночью пропадал на концертах и репетициях, а жена оставалась дома одна. И задыхалась без работы. Заграничное «турне» продолжалось около четырех лет, однако последние года два она только и думала о том, как бы вернуться.
   И вернулась. И восстановилась в Маяковке. Была работа в кино.
   И новое замужество. …Увы, и второй брак – с актером и режиссером Борисом Галкиным – не сложился. Потом она говорила, что вообще не надо было ей выходить за него замуж, что до сих пор чувствует себя перед ним виноватой…
   
   «Съедобная актриса»
   Может, не надо было и вовсе ей возвращаться? Может быть, если все переиграть, все начать сначала – надо было ей остаться там, в Польше? Со своим польским мужем-музыкантом, мало ли что по работе скучала: привыкла бы! И почему это жизнь вечно подсовывает неразрешимый выбор: работа или любовь? Любовь или работа? И если работа мешает любви – к богу такую работу, а если Любовь мешает работе – куда такую Любовь?..
   Она ушла из Маяковки. Театралы сплетничали: «Зачем ее понесло в Малый театр? Там – свои примы, там, по слухам, – жуткая атмосфера!» Да что сплетники: сам Михаил Иванович Царев, худрук театра, сразу предупредил ее: «Учтите, у нас императорский театр. Вас будут есть минимум два года. А вы, кажется, съедобная».
   И ее ели. В лучших традициях «террариума единомышленников»! Когда ее подселили в гримерку к Быстрицкой, та пришла в ярость: «Кто позволил?!» Едва ли не перед каждой премьерой Печерниковой, по ее же словам, звонили какие-то люди, грозили плеснуть кислотой в лицо, если выйдет на сцену, извести семью... Какую «шкуру» надо иметь, чтобы вынести все это?
   
   Недолгое счастье
   И какая дикая насмешка судьбы: самый счастливый ее год – 68й, а самый ужасный – 86-й, замечаете? Цифры наоборот! В 86-м у нее умерла мама. Потом умирает Царев, ее ангел-хранитель. С новым руководством театра у Ирины отношения, мягко говоря, не сложились. И она сломалась.
   …Господи, сколько их уже было в нашей рубрике – «грешников» и «грешниц». У всякого своя судьба и свои причины-резоны для «греха». Но каждый раз думаешь: а надо ли? А можно ли? А не впадаем ли сами в тяжкий грех – судить, когда не имеем на то никакого морального права?! И что за «грех» у иных, не вина ведь – беда, БЕДА! И почему одним все сходит с рук, и живут они припеваючи вот в том же самом грехе так называемом? А другим не прощается малейшей ошибки, слабости? Или это Боженька испытывает на прочность? Кого, мол, люблю, того и мучаю? Промысел у него такой, нам неведомый? Впрочем, Богу, как известно, Богово.
   …Карьера рушилась. В 90-м ее окончательно «ушли» из Малого.
   А через два года она лишается и последнего источника заработка — антрепризы.
   Помните начало 90-х, то дикое время? Цены взлетели, поездки по городам и весям стали невозможны, и она осталась ни с чем.
   Деньги, которые и без того никогда не «прилипали» к Печерниковой, исчезли вовсе: сигарет же не на что было купить! Она вспоминала: «…Долго так продолжаться не могло. Я решила вырваться из этого кошмара. Узнала, что есть такой человек – Довженко. Колдун, чародей, который лечит от алкоголизма. И поехала к нему в Феодосию. Сижу в регистратуре, и вдруг входит он. Как оказалось, тоже втайне ото всех приехал кодироваться. Саша подошел ко мне, поздоровался и спросил: «Вы любите Грина?» Я удивилась: «Это мой любимый писатель». – «Сейчас я вас поведу по его местам». Целый день мы бродили по Феодосии и говорили, говорили… Впервые я влюбилась по-настоящему...» Но впервые Печерникова увидела Сашу Соловьева еще в 69-м.
   Однажды после спектакля вышла на поклон и увидела перед собой юного голубоглазого мальчика, тянувшегося к ней одним-единственным цветочком в руке.
   Те глаза, огромные, синие, остались в памяти… Потом они встретились вновь – уже оба играли в Маяковке, после ее польского вояжа.
   А потом уже была та встреча в Феодосии, в приемной у доктора «ДАРа».
   
   Возрождение и снова смерть
   Однако прежде чем смогли окончательно быть вместе, прошло долгих восемь лет: у Саши была семья… Ирина, решив, что на чужом счастье своего не построишь, разорвала отношения. Но сама мучилась еще сильнее.
   А когда стало совсем худо, вновь появился он. Соловьев сказал, что стал абсолютно свободным, что сын вырос, поступил в институт. И теперь в той семье его ничего не держит. «Ты меня все еще любишь?» — спросил он.
   Увы… К тому времени Соловьев, запомнившийся зрителям по роли Красавчика в фильме «Зеленый фургон», был уже не у дел. Сниматься его не приглашали.
   У них не было дома — ютились по съемным квартирам, не было работы. И все-таки они были счастливы – они даже обвенчались, тихо, без гостей, в маленькой церкви в центре Москвы… Казалось бы, все еще можно начать сначала: были планы, были надежды. Но… Новый 2000 год она встречала одна, без Саши. Он пропал за неделю до праздника. Она обзванивала больницы, морги, тысячи людей, месяц она прожила, как в бреду. И только 22 января исчезла последняя, совсем уже призрачная надежда, кошмар стал явью.
   «…Мне рассказали, что когда он возвращался, поскользнулся, упал и разбил себе лоб. Милиционеры нашли его лежащим на снегу. А Саша и милиция — это разговор особый. Он их ненавидел... В морге я была еще 6-го.
   Отсмотрела всех, кто прибыл туда без документов. Не нашла его и мысленно перекрестилась. А оказалось, они его там просто спрятали. Саши не стало еще 1 января...»
   25 января 2000 года Ирина похоронила мужа. На следующий день умер отец. Через неделю — любимая собака Флай. Все, кого она в этой жизни любила.
   Какую «шкуру» надо иметь, чтобы вынести все это? …Клиника неврозов стала ее домом на полгода. Через некоторое время после выписки она снова попала сюда. И опять на полгода.
   «… Я жила, но разве это можно назвать жизнью?! Почти два года провалялась в больницах. Чтобы забыться, пила снотворное, проваливалась в тяжелый сон. Это ужасно, но я хотела одного: умереть. Собственно, я и умерла в тот день, когда узнала, что Саши больше нет…»
   А жить надо все равно. Через «не могу», через «не хочу», через «зачем?! Ради чего? Ради кого?» …Недавно промелькнула в какой-то передаче – господи, и до чего убогое слово: «промелькнула», до чего унизительное! А еще – вот тот телефильм, который сняли про нее Берман–Жандарев.
   Хрупкая, почти немощная, болезненного вида, короткостриженая немолодая женщина. Слабый, едва слышимый голос. Не женщина – тень той, прежней.
   И – деревенский пейзаж вокруг: «…Место замечательное. Выходишь на улицу — и никого.
   Лишь четыре избенки на холме. Пять месяцев в году, с мая по сентябрь, там и живу. С продуктами, правда, тяжеловато... А что мне сейчас надо?..»
   …А на 1 сентября, как всегда, по традиции, показали нам по телевизору «Доживем до понедельника». Наверное, лучший наш фильм о школе – кто бы что ни говорил! И опять увидели мы ее, Наталью Сергеевну, – милую, нежную, тонкую, юную. Помните ее диалог с Тихоновым? Насчет темы сочинения, которое пишут их десятиклассники: «Ваше представление о счастье?» Да разве можно, говорит она, объяснить, что это такое – «счастье»? Все равно что прикнопить к бумаге солнечный зайчик! …Или – тень звезды.