Я вылез из машины, чтобы открыть ворота фермы, и с изумлением уставился на странное сооружение, примыкавшее к каменной стенке у дороги. Куски брезента, натянутые, по-видимому, на металлические дуги, образовывали, подобие юрты. Но зачем тут юрта?
 Пока я смотрел, мешки, занавешивавшие вход, раз­делились, и наружу выбрался высокий седобородый мужчина. Он выпрямился, огляделся, почистил ветхий сюртук и водрузил на голову головной убор, на­поминавший высокие котелки, столь модные в викто­рианскую эпоху. Словно не замечая моего присутст­вия, он несколько секунд глубоко дышал, созерцая ве­ресковый склон, уходивший далеко вниз к ручью. За­тем обернулся и торжественно приподнял котелок.
 - Желаю вам доброго утра, - произнес он голосом, который сделал бы честь и архиепископу.
 Доброго утра, - ответил я, скрывая изумление. -День обещает быть чудесным.
 - О да! - Его благородные черты озарились улыбкой, а затем он нагнулся и раздвинул мешки. - Иди, иди, Эмили!
 К вящему моему удивлению, из юрты грациозными шажками вышла кошечка, и, когда она с наслаждени­ем потянулась, старик пристегнул поводок к ошейнику у нее на шее, а потом обернулся ко мне и снова приподнял шляпу:
 - Желаю вам всего доброго!
 После чего неторопливо зашагал рядом с кошечкой по дороге к деревне, чья колокольня вставала за деревьями милях в двух от места нашей встречи.
 Я открывал ворота довольно долго, провожая недо­уменным взглядом удаляющиеся фигуры. Возникло ощущение, что я брежу. Здешние места были мне ма­ло знакомы, так как наш верный клиент Эдди Карлесс переехал на ферму почти в двадцати милях от Дарро-уби, но сделал нам большой комплимент, попросив, чтобы мы остались его ветеринарами. И мы, конечно, согласились, хотя такие далекие поездки нас не слишком прельщали - особенно глубокой ночью.
 От ворот ферму отделяли два луга. Въезжая во двор, я увидел Эдди - он спускался по ступенькам амбара.
 - Эдди! - сразу же начал я. - У меня была очень странная встреча...
 Он засмеялся.
 - Понимаю! Вы видели Юджина.
 - Юджина?
 - Ну да. Это Юджин Айрсон. Он живет там.
 - Что-о?
 - Ага. Это его дом. Он сам его построил два года назад и поселился в нем. Вы же знаете, это ферма мо­его отца, и он мне про него много рассказывал. Явил­ся неведомо откуда, соорудил себе этот шалаш и с тех пор так и живет в нем со своей кошкой.
 - Да как же ему разрешили построить себе жилье на обочине?
 - Не знаю, но только никто вроде бы не гнал его оттуда. И знаете, что еще? Юджин образованный че­ловек. Говорят, он много попутешествовал на своем веку, жил во всяких диких странах, навидался всяких приключений, а потом все-таки вернулся в Северный Йоркшир.
 - Но почему он живет в этом нелепом сооружении?
 - Никто не знает. Но вроде бы он в своем шалаше счастлив и всем доволен. Мой отец очень его приве­чал, и старичок иногда захаживал на ферму пообе­дать и помыться. Да и теперь заходит. Но он человек гордый. Ни у кого не одалживается. И в положенные дни спускается в деревню за припасами и пенсией.
 - И всегда с кошкой?
 - Ага! - Эдди засмеялся. - Обязательно с кошкой. Мы отправились в коровник начать туберкулинизацию, но все время, пока я выстригал шерсть, измерял и делал инъекции, из памяти не шла эта странная парочка.

[550x434]

 ===
 Три дня спустя я снова остановился у ворот фермы, куда направлялся узнать результаты туберкулинизации. Мистер Айрсон сидел в плетеном кресле на солнышке и читал, а кошечка свернулась клубком у него на коленях.
 Когда я вылез из машины, он вновь вежливо при­поднял котелок.
 -Добрый день. Чудесная погода!
 - Да, превосходная! - Услышав мой голос, Эмили соскочила на траву и подошла поздороваться со мной, я почесал ее под подбородком, и она, изогнув­шись и мурлыча, потерлась о мои ноги.
 - Какая прелесть! - сказал я.
 К неизменной вежливости старика добавилась сер­дечная теплота.
 - Вы любите кошек?
 - Очень. И всегда любил. - Я несколько раз погладил Эмили по спине, а потом шутливо потянул ее за хвост. Она задрала симпатичную мордочку, и мурлыканье достигло крещендо.
 - Ну, вы понравились Эмили до чрезвычайности. Впервые вижу, чтобы она так открыто ластилась к не­знакомому человеку.
 Я засмеялся.
 - Она понимает, как я к ней отношусь. Кошки всегда это знают. Очень мудрые животные.
 Мистер Айрсон улыбнулся и кивнул.
 - Но, по-моему, я вас уже видел? Какое-нибудь дело к мистеру Карлессу?
 - Да. Я его ветеринар.
 - А-а-а... Вот, значит, что. Так вы ветеринар и одоб­ряете мою Эмили?
 - Ну а как же? Она настоящая красавица. Старик просто засветился от благодарной радости.
 - Вы чрезвычайно добры! - Он замялся. - Может быть, мистер... э...
 - Хэрриот.
 - Может быть, мистер Хэрриот, вы, когда кончите свои дела у мистера Карлесса, не откажетесь выкушать со мной чашечку чая?
 - С большим удовольствием. Думаю, управлюсь за час.
 - Превосходно, превосходно. Так я вас жду.
 Коровы Эдди прошли проверку наилучшим образом. Ни единой положительной реакции или хотя бы сомнительного случая. Я занес все данные в журнал туберкулинизации и быстро покатил назад к воротам, у которых мистер Айрсон уже ждал меня. - Что-то прохладно для чаепития под открытым небом, - сказал он. - Так милости прошу! - Он подвел меня к юрте, откинул мешки и пригласил внутрь со старомодной учтивостью.
 - Прошу, садитесь. - Он указал на потертый кожаный диванчик, который явно вступил в жизнь в качестве автомобильного сиденья, а сам опустился в плетеное кресло, которое я уже видел.
 Пока он расставлял две кружки, снимал чайник с примуса и разливал чай, я оглядывал интерьер юрты. Раскладушка, битком набитый рюкзак, стопка книг, керосиновая лампа, низенький шкафчик и корзинка, в которой почивала Эмили.
 - Молоко, мистер Хэрриот? Сахар? - Старик любезно наклонил голову. - Ах, так сы пьете без сахара? Но, пожалуйста, возьмите сдобную булочку. В деревне превосходная маленькая пекарня, и я беру их только там.
 Откусив кусок булочки и запив его чаем, я испод­тишка посмотрел на книги. Только поэты. Блейк, Суинберн, Лонгфелло, Уитмен -- все зачитанные до дыр.
 - Вы любите стихи? - спросил я.
 - О да! - Он улыбнулся. - Я читаю не только их: би­блиотечный фургон заезжает сюда каждую суббот}'. Но то и дело возвращаюсь к своим старым друзьям. И особенно к нему. - Он протянул мне томик, который читал, когда я подъехал к воротам: «Стихотворения Роберта У. Сервиса».
 ===
 - Ваш любимый поэт?
 - Да, пожалуй. Пусть Сервис и не классик, но его поэзия задевает во мне что-то очень глубокое. - Аирсон посмотрел на томик, а потом мимо меня в какие-то только ему известные дали. А вдруг он странствовал где-то на Аляске, по диким берегам Юкона... И на мгновение во мне проснулась надежда, что он расскажет что-нибудь о своем прошлом, но оказалось, что говорить ему хотелось совсем не об этом. А о своей кошечке.
 - Просто поразительно, мистер Хэрриот, всю свою жизнь я прожил один и никогда не страдал от одино­чества, но теперь знаю, что без Эмили чувствовал бы себя невыносимо одиноким. Смешно, не правда ли?
 - Вовсе нет. Просто прежде у вас не было четверо­ногих друзей, верно?
 - Совершенно верно. Я ведь нигде подолгу не за­держивался. Животных я люблю, и порой мне хоте­лось завести собаку. Но о кошке я даже не помышлял. Я ведь часто слышал, что кошки никого привязанностью не дарят, что они очень самодостаточные создания и не способны любить. Вы с этим согласны?
 - Разумеется, нет. Чистейший вздор. У кошек есть свои особенности, но я лечил сотни дружелюбнейших ласковых кошек, верных друзей своих хозяев.
 - Рад слышать это, потому что льщу себя мыслью, что эта крошка искренне ко мне привязана. - Он по­глядел на Эмили, которая к тому времени успела за­браться к нему на колени, и нежно погладил ее по го­лове.
 - Ну, это заметить нетрудно, - сказал я, и старик расплылся от удовольствия.
 - Знаете, мистер Хэрриот, когда я только обосновался здесь, - он обвел рукой свое жилище так, словно мы сидели в гостиной многокомнатного особняка, - то полагал, что и дальше буду вести одинокое существо­вание, но в один прекрасный день эта малютка вошла сюда, будто к себе домой, и моя жизнь совершенно переменилась.
 - Она вас усыновила. - Я засмеялся. - С кошками такое бывает. И это был счастливый день для вас.
 - Да... да... Совершенно справедливо. Мне кажется, вы замечательно понимаете подобные вещи! А теперь разрешите налить еще чашечку?
 Таков был мой первый визит к мистеру Айрсону в его оригинальном жилище, но далеко не последний. Всякий раз, возвращаясь с карлессовской фермы, я заглядывал за мешки и, если Юджин оказывался до­ма, оставался у него выпить чаю и поболтать. Говори­ли мы о разном: о книгах, политическом положении, естественной истории, знатоком которой он оказался, но неизменно беседа переходила на кошек. Ему хотелось досконально изучить все, что касалось ухо­да за ними, кормления, их привычек и болезней. Если я изнывал от желания побольше услышать о его странствованиях по белому свету, о которых он гово­рил мало и неопределенно, то ему хотелось знать ре­шительно все о случаях из моей ветеринарной прак­тики.
 Однажды во время такой беседы я заговорил об Эмили первым:
 - Насколько мне известно, она либо сидит здесь, либо гуляет с вами на поводке. А сама она одна никуда не уходит?
 - Да нет... Раз уж вы об этом спросили, то последнее время она иногда гуляет одна. Но только в сторону фермы. Я слежу, чтобы Эмили не выходила на до­рогу, где может попасть под машину.
 - Я о другом, мистер Айрсон. На ферме ведь есть коты, и она легко может забеременеть.
 Он привскочил в кресле как ужаленный.
 - Боже мой! Действительно. А мне даже в голову не приходило. Такая глупость... Попробую ее одну не вы­пускать.
 - Это сложно, - заметил я. - Надежнее было бы сте­рилизовать ее. Тогда все будет в порядке. Ведь котята здесь вам ни к чему?
 - Да... разумеется. Но операция... - Он бросил на меня испуганный взгляд.
 ===
 -Любое хирургическое вмешательство всегда чревато опасностью, не такли.Нет-нет, - бодро ответил я. - Операция совсем простая. Мы делаем их сотнями.
 Обычная его корректность вдруг исчезла. До этих пор он казался человеком, столько повидавшим в жизни, что его безмятежность ничто не могло нарушить, и вдруг он весь как-то съежился. Некоторое время продолжал поглаживать кошечку, по обыкновению свернувшуюся у него на коленях, а потом потянулся за кожаным, черным, с облупившимся золотым тиснением томом Шекспира, от которого его оторвал мой приход. Он заложил страницу ленточкой, закрыл книгу и аккуратно убрал ее на место.
 - Право, не знаю, что и сказать, мистер Хэрриот. Я ободряюще ему улыбнулся.
 - Вы напрасно тревожитесь. Я настоятельно рекомендую сделать это. Я опишу вам ход операции, и вы сразу успокоитесь. Ну прямотаки микрохирургия. Делается крохотный разрез, извлекаются яичники и матка, перевязывается культя, а затем… Я прикусил язык. Мистер Айрсон закрыл глаза и
 так сильно качнулся вбок, что чуть не вывалился из кресла. Впрочем, хирургические подробности не впервые произвели совсем не тот эффект, который был мне нужен, и я тут же прибегнул к другой тактике - громко засмеялся и потрепал его по колену.
 - Как видите, это сущий пустяк.
 Он открыл глаза и испустил долгий дрожащий вздох.
 - Да... да... полагаю, вы совершенно правы. Но дайте время подумать. Я был совсем к этому не готов.
 - Как угодно.
 Эдди Карлесс, конечно, позвонитмне, если вы ему скажете. Но не откладывайте решение надолго.
 Звонка, однако, не последовало, и меня это не уди­вило. Слишком уж в большой ужас пришел старик от моего предложения. И миновало больше месяца, пре­жде чем мы снова увиделись.
 Я просунул голову между мешками. Он сидел в пле­теном кресле и чистил картошку.
 - А, мистер Хэрриот! Входите! Входите! - Мистер Айрсон посмотрел на меня с мрачной решимостью. -Садитесь, пожалуйста. Я очень рад, что вы заглянули. - Он вскинул голову и перевел дух. - Я намерен последовать вашему совету касательно Эмили. Сде­лайте ей операцию, когда вам будет удобно.
 Однако его голос еле заметно дрожал.
 - Вот и чудесно! - ободряюще сказал я. - У меня в багажнике есть кошачья корзинка, так что я смогу за­брать ее немедленно.
 Кошечка прыгнула ко мне на колени, и я поторопился отвести глаза от расстроенного лица старика.
 - Ну, Эмили, поедешь со мной... - начал я и умолк в нерешительности. Почудилось или ее бока заметно вздулись?
 - Ну-ка, ну-ка, - бормотал я, ощупывая пушистый живот, а потом посмотрел на хозяина Эмили.
 - Мне очень жаль, мистер Айрсон, но уже поздно. Она беременна.
 Рот у него открылся, но он не сумел произнести ни слова. Потом судорожно сглотнул и спросил хриплым шепотом:
 - Но... но что же нам делать?
 - Да ничего. Не тревожьтесь. Она принесет котят, только и всего. А я подыщу желающих взять их. Все будет прекрасно! - Я вложил в свои слова максимум убедительности, но это не помогло.
 - Так ведь, мистер Хэрриот, я ничего в таких вещах не понимаю! Мне страшно. Она же может умереть родами... Она же такая маленькая!
 - Ну что вы! Этого не бойтесь. У кошек подобное случается крайне редко. Вот что: когда роды начнутся - будет это примерно через месяц, - попросите Эдди позвонить мне. Я приеду и послежу, чтобы все было нормально. Хорошо?
 ===
 Вы так добры! Мне очень неловко. Беда в том, что... что она так много для меня значит.
 - Я знаю. Перестаньте тревожиться. Все будет в полном ажуре.
 Мы выпили по чашечке чая, и, когда прощались, он уже успокоился
 Наконец в один ненастный вечер так и произошло. Я снова услышал голос милого старика.
 - Мистер Хэрриот, я звоню вам с фермы. Эмили еще не... не разрешилась, но она... словно раздулась, весь день не вставала, дрожит и ничего не ест. Мне крайне неприятно беспокоить вас в такую отвра­тительную погоду, но я ничего в этих вещах не пони­маю, а у нее вид... очень несчастный.
 Мне все это не понравилось, но я постарался ответить небрежно:
 - Пожалуй, я заскочу посмотреть ее, мистер Аир-сон.
 - Но все-таки... Вас это очень затруднит?
 - Пустяки. Мне по дороге. Скоро буду у вас. Когда сорок минут спустя я, спотыкаясь, в темноте, добрался до юрты и раздвинул мешки, моему взору предстала почти фантасмагорическая сцена. Брезен­товые стенки содрогались и прогибались под ударами ветра и дождевых струй. Тусклый дрожащий свет ке­росиновой лампы смутно ложился на Юджина в крес­ле. Он нежно поглаживал Эмили в корзине на полу.
 Бедная кошечка раздулась почти в шар. Ее трудно было узнать. Я опустился на колени и провел ладонью по выпуклому животу. Кожа казалась растянутой до предела. Эмили была битком набита котятами и выглядела измученной, почти безжизненной. Тем не менее она тужилась и лизала влагалище.
 Я посмотрел на старика:
 - У вас не найдется горячей воды, мистер Айрсон?
 - Конечно, конечно. Чайник только что вскипел.
 Я намылил мизинец. Он только-только протиснулся в узенькое отверстие. Внутри я обнаружил, что шейка матки широко раскрыта, но до бесформенной массы за ней мизинец доставал с трудом. Только Богу было известно, сколько котят там застряло, но в одном сомневаться не приходилось: протиснуться наружу они никак не могли. Места для маневрирования не было вовсе. Помочь ей я не мог. Эмили повернула ко мне мордочку и жалобно мяукнула. Я с острой го­речью осознал, что эта кошка - исключение и погибает от родов.
 - Мистер Айрсон, - сказал я, - мне придется сейчас же ее увезти.
 - Увезти? - повторил он растерянным шепотом.
 - Да. Необходимо сделать кесарево сечение. Выйти нормальным путем котята не в состоянии.
 Он выпрямился в кресле и кивнул - оглушенно, не слишком понимая, о чем идет речь. Я ухватил корзин­ку вместе с Эмили и отпрянул во тьму. Но тут вспом­нился растерянный взгляд старика. Я же совсем забыл о своей обязанности поддерживать в клиенте бодрость духа! Я опять сунул голову между мешками.
 ===
 Не беспокойтесь, мистер Айрсон. Все будет отлично.
 Не беспокойтесь! Пустое утешение. Поставив кор­зинку с Эмили на заднее сиденье, я стиснул зубы. Ме­ня терзало беспокойство, и я проклинал насмешницу судьбу: после всех моих бодрых заверений, что для кошек роды - пустяк, именно эти роды могут завер­шиться трагически. Сколько времени Эмили остава­лась в таком положении? Разрыв матки? Сепсис? В мозгу вихрем проносились самые мрачные прогнозы. И почему, почему именно этого одинокого старика поджидает такое горе?
 В деревне я остановился у телефонной будки и по­звонил Зигфриду.
 - Я только что уехал от Юджина Айрсона. Вы не могли бы подъехать помочь? Кесарево сечение у кошки. И откладывать нельзя. Простите, что порчу вам свободный вечер.
 - Ну что вы, Джеймс! Я ничем не занят. Так скоро увидимся, э?
 Когда я вошел в операционную, автоклав уже исхо­дил паром и Зигфрид приготовил все необходимое. Увидев меня, он распорядился:
 - Ну, пациентка ваша, Джеймс, а я беру на себя ане­стезию.
 Я выбрил оперируемый участок и уже занес скальпель над вздутым животом, когда Зигфрид присвистнул.
 - Господи! Так и кажется, что вы вскрываете абсцесс.
 Он был совершенно прав. У меня возникло ощущение, что стоит сделать надрез, и в лицо ударит струя котят. И действительно, едва я осторожно прошел кожу и мышцы, как матка угрожающе выпятилась наружу.
 - О черт! - прошептал я. - Сколько их там?
 - Наверное, хватает, - отозвался мой партнер. - А она такая малютка!
 Едва дыша, я рассек стенку матки, которая к вели­кому моему облегчению выглядела чистой и здоро­вой. Вот-вот появится клубок головенок и лапок... С возрастающим недоумением я убеждался, что тяну разрез вдоль массивной угольно-черной спины, а ко­гда, наконец, подцепил пальцем шею, вытащил ко­тенка и положил его на стол, в матке не оказалось больше ничего!
 - Всего один! - охнул я. - Просто не верится!
 - Но зато какой! - засмеялся Зигфрид. - И жив к тому же. - Он взял котенка и осмотрел его. - Ну и здоровый же будет котище! Он уже величиной почти со свою мать!
 Я зашил разрез, ввел спящей Эмили пенициллин, ощущая, как накатывают приятные волны облегчения. С кошечкой все было в порядке. Мои страхи ока­зались безосновательными. Котенка лучше на не­сколько недель оставить с ней, а потом подыщу ему дом.
 ===
 - Огромное спасибо, Зигфрид, - сказал я. - Ситуация вначале выглядела критической.
 Мне не терпелось обрадовать старика. Ведь ок, ко­нечно, все еще сидит в шоке, что я забрал его люби­мицу. И действительно, когда я прошел между мешка­ми, могло показаться, что он за все это время ни разу не шелохнулся. Он не читал, а сидел, сложив руки на коленях, и смотрел прямо перед собой.
 Я поставил корзинку рядом с ним, и, медленно по­вернув голову, он уставился с каким-то изумлением на Эмили, которая уже приходила в себя после анесте­зии и приподнимала голову, а также на черного кре­пыша, который с интересом осваивал целый набор сосочков, находившихся в его единоличном распоря­жении.
 - Она скоро будет совсем здорова, мистер Айрсон, -сказал я, и старик медленно кивнул.
 - Какое чудо! Какое невыразимое чудо! - прошеп-тал он.
 Когда через десять дней я приехал снимать швы, в юрте царила праздничная атмосфера. Старый Юджин сиял от восторга, а Эмили, растянувшись на спине, подставляла живот своему деловито сосущему гигантскому отпрыску. На меня она поглядела с гор­достью, отдававшей глубочайшим самодовольством. - По-моему, мы должны выпить по такому поводу чашечку чая с моими любимыми булочками, - провозгласил старик.
 Он поставил чайник на примус и провел пальцем по тельцу котенка.
 - Красавец, верно?
 - Еще бы! Из него вырастет великолепный кот.
 - Да, конечно. - Юджин улыбнулся. - И будет так приятно наблюдать за ним с Эмили.
 Моя протянутая к булочке рука замерла.
 - Извините, мистер Айрсон. Но вы не сможете держать тут двух кошек.
 - Почему же?
 - Ну, например, вы ходите с Эмили в деревню. Вести двух кошек на поводке будет очень не просто. Да и места у вас тут маловато.
 Он промолчал, и я продолжал гнуть свое:
 - На днях одна дама просила меня достать ей черного котенка. К нам с такими просьбами часто обращаются люди, потерявшие своего старого любимого друга, но обычно бывает нелегко помочь им. И я очень обрадовался, когда мог ей сказать, что у меня на примете есть именно такой котенок.
 Юджин медленно наклонил голову и после секундного раздумья сказал:
 - Пожалуй, вы правы, мистер Хэрриот. Я как-то всего толком не взвесил.
 - Во всяком случае, - продолжал я, - она женщина очень приятная, а на кошек не надышится. Он обретет чудесный дом. Будет жить у нее как султан.
 Старик засмеялся.
 - Отлично... отлично... И, может быть, я не потеряю его из виду?
 - Разумеется. Обещаю держать вас в курсе. - Убе­дившись, что удалось все уладить наилучшим обра­зом, я решил переменить тему. - А знаете, мистер Айрсон, Вы кажетесь поразительно счастливым чело­веком. Очень довольным своей жизнью. Может быть, причина отчасти и в Эмили.
 - О да! Собственно, я сам хотел это сказать, но по­думал, что вы сочтете меня смешным. - Он откинул голову и засмеялся веселым мальчишеским смехом. -Да, у меня есть Эмили, а это важнее всего! И я очень рад, что вы со мной согласны. Не возьмете ли еще булочку?

Из книги Дж. Хэрриота "Кошачьи истории" М., "Мир", 2000