Однажды у нас появился попугай. Не то чтобы прилетел вдруг, а просто я не помню, как это случилось. Кажется, отдал кто-то. Клетка была самодельная – каркас из реечек, верхние горизонтальные из которых были просверлены насквозь, со вставленными в эти отверстия проволочными прутиками. Помню, что попугай мне казался каким-то странным, а вот почему, я не понимал. Возможно потому, что никогда у нас птиц не было - только рыбки – и общаться с ними я не умел. Значит, я ему мог казаться не менее странным.

        Уж не знаю как, но он быстро изучил особенности своего жилища. Да простым перебором, наверное. Короче, он выталкивал несколько прутиков вверх – отверстия-то были сквозные - и выбирался на свободу. Свободу относительную – из одного параллелепипеда в другой, а все равно тянуло. А людей что, так порой не тянет? Короче, летать он особенно не летал, а так, пристраивался где-нибудь и сидел себе. Размышлял, наверное. Было у него излюбленное место - на краю аквариума. Немножко неудобно - над аквариумом отец сделал что-то вроде крышки с лампами дневного света, с зазором естественно, рыбкам же воздух нужен (ну не парадокс ли?). Но попугай как-то исхитрялся усесться и сидел, кемарил. 

       И вот делаю я как-то уроки в противоположном углу комнаты и вдруг слышу непонятный шум. Иду на звук и вижу: горбоклювый бедолага видно заснул, да и свалился в воду. Крыльями по воде молотит, да особенно не размахнешься – сверху-то крышка с лампами. Рыбки в ужасе мечутся, в углы тычутся, наверное, “Последний день Помпеи” - думают… Ну я крышку поднимаю, утопающий подгребает к краю, клювом цепляется, вылезает, усаживается – как же мокрому лететь? Так он долго еще сидел, поколачиваемый периодически набегающими судорогами, пока не просох достаточно. Рыбки, думаю, тоже не скоро избавились от нервной рыбьей икоты. 

       А в другой раз прихожу из школы, клетка, как обычно, вскрыта, а попугая-то нет! Ни в малом параллелепипеде, ни в большом! Кто-то оставил открытой форточку… И этот естествоиспытатель, следуя какому-то инстинкту (ну не голосу же разума!), выбрался в параллелепипед следующий. Долго еще потом я всматривался в каждую стайку воробьев в надежде увидеть своего питомца. Когда-то я действительно видел такую компанию. И какой-то другой попугай, зеленый, крякающий, с длинным (по сравнению с воробьиными) хвостом, выглядел весьма солидно - этаким атаманом - в однородной чирикающей массе шустрых орнитологических аборигенов. 

       Но ни у меня, ни у моего попугая шансов не было. Тогда стояла ранняя весна, не та Весна, что в ликовании солнца и капели гордо шествует по захваченным территориям, а та, что только начинает свою подрывную деятельность против дряхлеющего правящего режима Зимы… 

       И куда его понесло? Мы вот - сидим…