У Сереженьки длинные скрипичные пальцы и глаза как из любовной лирики на фарси - "завернула в ковер своего взгляда и заколола стрелами ресниц". Он дышал бы духами и туманами, но где те туманы и где те духи, никто уже и не носит те злые "Nuit de Noel", воспетые Вертинским.Впрочем,и они,и мои винтажные "Фиджи" уже для него слишком молоды. Кароновский "Перец" или те, забытые даже Википедией, от Люсьена Лелонга-да, это бы подошло.
У Сереженьки всегда черный пиджак и чистые ботинки.И белый шарф, ох нет, это шелковое белоснежное великолепие даже дремучий тур из скифской Москвы не может назвать шарфом. Платок. Кашне. Что угодно, но не пролетарское "шарф". Сереженька нашел его в секонд-хенде и привел в порядок, нагуглив потом марку - ну конечно, малоизвестный итальянской hot couture, древний, как Рим, не могло быть иначе, теперь это наполняет шарф еще большей значимостью.
Сереженьке нужен веер и кружевная мантилья.Я никогда еще не встречала настолько драматичного создания.
В своей большой коммунальной комнате он смотрит арт-хаус с субтитрами и слушает Пьяццолу. Сереженьке нужен граммафон, честное слово, эти компьютеры чудовищно современны рядом с дворянской патетики чистейшим образцом.
"Я прихожу на работу, включаю радио "Grandes del Tango" и трагично изламываю брови. Боже, как я одинок."
Бог знает, как он справился с орфоэпическими изменениями после реформы осьмнадцатого года, но имена молодого академика Шахматова, иуды Фортунатова и наркома Луначарского наверняка стали для Сереженьки ссадиной на сердце. Мы их никогда не обсуждаем.
Если Париж, то дореволюционный.
Москва потеряна для Сереженьки еще в пятом году, как и Одесса. Мимо его неумытого окна ходят курсистки и студенты Реального Училища. Даже за продуктами он ходит в прошлое столетие, иначе как объяснить эти свежие сайки и кайзерки?
Сереженька - редкий петербуржский эдельвейс на запаршивевшем москвичами и другими гостями столицы Невском. Он говорит в старомодной манере академика Лихачева. Он знает, что было на месте всех этих зданий до войны, и рассказывает так, будто сам тому был свидетелем. Впрочем,может и был. Сереженька кажется заблудившимся не в своем времени призраком, но все же идеально вписывается в лицо города. Он чистое видение, квинтэссенция драмы, северный дух фламенко, никогда не скатывающийся при том в трагифарс.
Необычайный талант.