Эта аллея должна бы завернуться трубочкой, залить меня промозглым дождем, обветрить и пустить по себе, закисшего, стеклянно смотрящего под перебирающие с трудом ноги, шумно нарущающие лужи в наступлении, она должна чуть ли не вырастить руки и бросать в меня лавочками и промерзшими «Москвичами» или мною в них. А я обязан идти напролом стихиям, преградам, поворотам, протаривая свой коридор со слегка ободранными процессом краями... Вместо этого висящее солнце попеременно прикрывается облачками, как опахалом, температура будто выставлена на нормальную, а асфальт, кажется, изрисован стрелочками вперед, как разметкой, специально для меня.

            Они ведут к вокзалу, месту, где ожидаю встретить свой первый попавшийся поезд вглубь области и умчаться в конечную точку глядения его глаз или выброситься по дороге в понравившийся овраг, чтобы напиться в хлам или заунижать себя до смерти,.. Бах!..

            С размаху ударяюсь лбом прямо в челюсть долговязой подружке перекачанного лысого, мгновенно отпускающего её наполовину удлиненные обработанными ногтями ладони и сжимающего кулаки... Да-да! Я хочу по морде и почкам, да, сломай мне ребра, ведь то, что внутри, уже заебалось набивать синяки в извечном стуке о них, да, я хочу, чтоб ты впечатал мной в асфальт, а зубы, посмеиваясь, убегали изо рта целыми семьями... Я просто мечтаю о твоем кулаке, натренированном на более крепких чем моя, рожах...

            - Простите, молодой человек. – говорит он.

            - Извините нас, вам плохо? – продолжает.

            - Хотите, довезем вас домой, вы вот-вот свалитесь. – я стою, как раздавленный и вкопанный, губы срослись, мозг растаял и вытек под канализационный люк.

            - Нет? Ну извините еще раз, мы честно ненамеренно… - понимающе кивающая лысина и поджатая накрашенная губка растворяются в компании с гитарой, играющей не «Мама», как положено, а «Coma White», и происходит это так быстро, что я даже не успеваю ощутить собственного облома, и стартую в полубег с ворохом не распутанных линий-мыслей.

«До ******* сегодня ничего нет» - вещает девушка из-под стекла напротив, так, будто благодарит, что хоть кто-то заставил ее работать. И действительно странно: я вошел в кассы первый и, казалось, единственный, но за двадцать секунд нашего диалога за спиной выросла дюжинная очередь. Значит, недолго радоваться молодой кассирше… От соседнего окошка отделяется мужская фигура в свитере и преграждает мне путь к выходу.

- Парень, - говорит дружелюбным басом, похоже, совсем нетипичным для себя тоном. – Я слышал, тебе нужно в ******* прямо сейчас? У самого поехать не получается, назад, скоты, не берут, понимаешь ли, отправление через 15 минут, так что вот билет – дарю.

Невероятно паранойское чувство овладевает, что сегодня, с самого полудня за мною, в паре шагов позади, следует хранитель и расчищает дорогу для всего нечеловеческого, искреннего, настоящего, а все человеческое, гнилое и подозрительное, заталкивает в шкафы и под бордюры, отдавая дряни на откуп всех следующих прохожих. Но почему? Отчего на этот вопрос я могу ответить только циничным «Издевается, сука, обязательно подъебет»?.. И мчаться в электричке у окна все дальше.. Видимо, я-таки человек для людского, чтобы…

…чувствуя себя раненым пулей гораздо большего диаметра, чем я, улечься на стог сена вдали от асфальто-бетонного города в красках оранжевого осеннего лета из-под пальцев надвигающегося заката, откупорить принесенные ноль-пять и чуть потормозить о случившемся и теперешнем, так и не разделенным, а в язвительном клубке, катающемся по внутренностям... Да, а ведь не такой уж и тяжелый вопрос «Что делать?», когда смысл вычеркивается. Можно делать что угодно, а можно свалиться в запой или влюбленность, можно сменить род занятий, уехать навечно, забыться, то есть просто затереть всю телефонную книжку, или сотворить что-нибудь персонально-гениальное, например, полюбить всех людей, поверить им…

Отпиваю водки из горлышка. Стоп. Еще, еще, снова глотков с десять... Хах, в бутылке вода, чуть паленая и проданная мне в центральном супермаркете чуть задорого... Делающий все наоборот Хранитель, оказывается, печется о моей больной головушке! : )

В «отсутствие состава пьянки», покидаю облюбованное и бреду скошенным полем туда, куда указывают две полоски насаждений и бронзовая медалька Солнца прямо на моей пути. На краю посадки уснувший комбайн с мутными стеклами натягивает на правый бок запыленное золотистое одеяло скошенной пшеницы. Над необитаемой сторожкой бета-зажегся первый фонарь, с ближайшего дерева, встрепенувшись, взлетели две сороки, завязали несколько узлов на небе и сели обратно, ровно на те же ветки. Мобильный сказал мне, что никто не звонил, что он потерял сеть, что чертовски надоел нескончаемый день – и задремал тоже. На часах последний раз мелькнуло 18:54.

Почему? Скажи, почему <<бутылка летит в небо>> ты можешь филигранно отточить Её годовщину, <<откашливаюсь>> если ровно в 18:55 триста шестьдесят пять дней назад с ненавистью бросил её об железо?..

Плюю в солнце.

Оно в ответ.

Вот так исчезла Земля…